Частое посещение пропастей и пещер дало нам возможность познакомиться с этими маленькими животными, о которых существует столько легенд и столько ошибочных представлений. Но как часто случается, действительность гораздо более необычайна и захватывающа, чем все то, что может создать воображение; в данной главе мы и намерены познакомить читателя с этим странным маленьким мирком.
Впереди речь будет только о летучих мышах Франции (хотя рукокрылые распространены по всему миру, даже за пределами Северного полярного круга), поэтому кратко упомянем, что из двадцати с лишком видов нашей страны некоторые почти оседлые, живущие в одном районе, другие же, наоборот, большие путешественницы и совершают сезонные миграции (о которых, правда, еще мало известно) на очень большие расстояния.
То новое, что нам удалось обнаружить и что будет дальше изложено, относится к одному из таких мигрирующих видов, долгое время изучавшемуся нами в одном из гротов Верхних Пиренеев.
Этот грот, называемый Тиньяхюст (на местном наречии: Грот летучих мышей), пуст с сентября по апрель; в это время напрасно было бы пытаться отыскать в нем хотя бы одно рукокрылое.
Но с первых чисел апреля (даже часто с 25 марта) он быстро заселяется и дает приют большой колонии летучих мышей, живущих плотно сбившимся роем. Каждый год они заполняют грот и висят, прицепившись к высокому своду всегда в одном и том же месте. И так, по-видимому, с незапамятных времен, потому что под этим местом почва покрыта толстым слоем гуано.
В 1936 г. я решил периодически посещать этот грот и заняться изучением летучих мышей. В среднем в колонии насчитывалось до 10 000 индивидуумов (что для этих животных немного), но отнести их к тому или другому виду было довольно трудно, потому что, когда не имеешь знакомства с отдельными разновидностями этих животных, различить их очень трудно. При помощи маленького учебничка (рекомендую его всем начинающим изучать рукокрылых): «Естественная история Франции», Написанного доктором Труссаром в 1884 г., я научился распознавать обитателей Тиньяхюста. Это были Vespertilions murinus (Vespertilio myotis)[71]. Эта летучая мышь самая крупная в нашей стране, размах ее крыльев достигает 40–43 сантиметров. Голова у нее коническая, с заостренной мордочкой, что делает ее немного похожей на лисицу. Уши большие, овальные, такой же длины, как голова; цвет шерсти рыжеватый, на спине варьирующий от светло-рыжего до коричневого с дымчатым оттенком, в то время как брюшко грязновато-белое.
Однажды, в 1936 г., я вошел в пещеру, состоявшую из двух залов диаметрами приблизительно 20 метров, соединенных низким ходом, по которому нужно пролезать ползком. Именно вторую комнату, погруженную в абсолютный мрак, и выбрали летучие мыши своим жилищем. Я оставался там довольно долго, наблюдая подвесившийся к потолку компактный кишевший рой, откуда раздавались писк и резкие все умножавшиеся крики. По-видимому, мое появление их потревожило. Но больше, чем мое присутствие, волновал и беспокоил дневных сонь, отдыхавших после ночного полета в окрестностях грота, свет лампы. Некоторые из них уже начали отбиваться, отделяться от роя, махать крыльями и, конечно, не замедлят улететь; не теряя времени нужно было приступить к запроектированной массовой ловле. Такова была в тот день цель моего прихода в грот.
Вынимаю из рюкзака большой сачок из материи, прикрепляю его к принесенной с собой длинной каштановой палке и, подняв примитивное приспособление (но оказавшееся вполне эффективным), расставляю свою первую сеть охотника за летучими мышами. Несколько раз провожу окруженным железной проволокой отверстием сачка по прицепившейся к своду мягкой массе животных. Касание сачка отделяет нескольких из них, и они падают к моим ногам; одни — как спелые плоды, другие рефлекторно полураскрывают крылья и, падая, вертятся, как сухие листья, но их падение смягчается слоем гуано. Сачок становится все тяжелее, длинная рукоятка из сырого дерева гнется под грузом, и я устремляюсь к выходу. Вернувшись под портик грота, усаживаюсь на ярком свете, держа меж ног мешок, где пищат и возятся мои пленницы (как показал подсчет, я их наловил 225 штук); кладу на пол нечто вроде большой английской булавки из железной проволоки, на которой нанизаны крохотные алюминиевые колечки. Такие разрезанные вдоль цилиндрики для кольцевания мелких птиц Центральная станция по изучению миграции птиц при Естественно-историческом музее в Париже раздает лицам, занимающимся кольцеванием птиц, а теперь кольцующим и летучих мышей.
Эти чрезвычайно тонкие колечки имеют форму распиленного кольца для салфетки. Разрыв дает возможность поместить колечко на предплечье летучей мыши; затем оно слегка сжимается, чтобы немного сблизить концы. Теперь животное окольцовано и не испытывает при этом никакого стеснения: если десять таких колечек положить на почтовые весы, то их стрелка останется неподвижной. Наконец, важная деталь: на каждом кольце мельчайшими буквами написано «Музей Париж» и затем буква серии и матрикул.
С некоторых пор я обзавелся всеми этими принадлежностями, и мне не терпелось надеть колечки на моих летучих мышей ночниц, потому что, как мне казалось, эта процедура приведет к интересным наблюдениям.
И действительно, результаты оказались очень поучительными, и если в 1936 г. я был первым, пометившим летучих мышей, то тем самым было положено начало целой школе, и в 1950 г. нас, кольцевальщиков, было уже 75, но не будем забегать вперед. В тот день я надел 165 колец, правда, ценой многочисленных укусов, потому что кольцевать одному очень неудобно, и к тому же я еще не успел выработать нужных приемов. Не-окольцованных я просто пустил в пещеру, а окольцованных отнес к себе домой и в 9 часов вечера вернул им свободу в своем кабинете, где окна были открыты. В одно мгновенье они разлетелись во все стороны. Им осталось пролететь только 16 километров, чтобы достичь своего убежища — пещеры Тиньяхюст. Способны ли они проделать этот путь, и найдут ли они пещеру? Вот какие вопросы задавал я себе и вот зачем проделал этот опыт. Поэтому на следующий же день я в нетерпении отправился в пещеру, чтобы узнать результаты. Первым же взмахом сачка захватил несколько животных. На многих из них были надеты кольца. Итак, опыт можно было считать удачным: летучие мыши одарены чувством направления. Следующей задачей было выяснить, в какой степени они способны ориентироваться и как далеко можно их отнести.
Последовательный ряд опытов с постепенным увеличением расстояния должен ответить на этот вопрос.
Я стал ловить других ночниц Тиньяхюста и переносить их или пересылать во все более и более отдаленные места. Сначала в Сан-Мартори (департамент Верхней Гаронны), на расстояние 36 километров птичьим полетом, затем в Тулузу (100 км), Ажен (120 км), Каркас-сонн (150 км), в Сен-Жан-де-Люз (180 км), в Молье-Пляж (200 км), в Сет (265 км), в Монпелье (280 км) и в Ангулем (300 км).
И вслед за тем неизменно следовало очень эффектное и убедительное возвращение. Летучие мыши, пролетев над пятью-шестью департаментами, миновав реки, потоки, холмы и горы, с полной уверенностью находили затерявшееся среди леса маленькое отверстие своего постоянного убежища — грота Тиньяхюст.
И только опыты с более далекими расстояниями: Пуатье (400 км), Тур (420 км) и Париж (700 км) не дали результатов, или по крайней мере мне не удалось найти в колонии индивидуумов, выпущенных в этих трех городах. По-видимому, расстояние было слишком велико или мой сачок не служил мне как следует. Это возможно, потому что для Пуатье, Тура и Парижа я оперировал с очень малым числом, всего лишь с 25 летучими мышами, что делало очень проблематичной их поимку среди такой большой колонии.
Короче говоря, в результате этих произведших сенсацию обратных полетов было установлено, что рукокрылые (во всяком случае, большие ночницы) одарены очень острым чувством направления. Попутно я занимался изучением ночного полета летучих мышей. Располагаясь после захода солнца под входным портиком пещеры Тиньяхюст и проводя ночь в наблюдении, я за много ночей установил очень любопытную особенность полета летучих мышей, когда они вылетают из своего дневного убежища, чтобы ловить ночных крылатых насекомых — их единственную пищу.
