— То-то османы удивились, увидев этих безумцев. — машинально ответил Ван Вен, разглядывая одновременно смешной и безобразный рисунок. — Не понимаю, при чем здесь бочка вина?

— Изучи Лиссабонский договор и его дополнение Метуэнскмий и тебе сразу станет многое понятно. Даже то, почему эта нищая страна так быстро согласилась продать часть территорий. Пусть у португальцев и существуют территориальные притязания, но вот что делать с колониями в Америках, они понятия не имеют. Им просто не хватает ресурсов. Но, при дворе Жуана разгорелся грандиозный скандал. Английский посол в открытую угрожал его величеству и назвал его старым дураком, за то, что тот пошёл на эту сделку без одобрения короля Георга и английских палат.

— Он совсем потерял берега? — Кристиан уставился на Гюнтера. — Как он посмел такое заявлять королю? Даже, если Жуан дурак, а он, видит бог, дурак, нельзя так потерять лицо перед венценосной особой.

— На этом тоже предлагаю сыграть, пока воспоминание об унижении всё ещё свежи. — Добавил Гюнтер.

— Откуда вы об том узнали? — тихо спросил Кристиан.

— Когда его величество что-то поручает Турку лично, то он выполняет эту работу так, словно договор с самим дьяволом в этом момент заключает, — усмехнулся Гюнтер.

— Кого просит его величество? — в голосе Ван Вена послышалось сильное удивление.

Криббе протёр лицо. Он так устал, что назвал Андрея старым прозвищем, как его частенько называл сам Пётр Фёдорович.

— Барон Андрей Ломов. Он возглавил Тайную канцелярию после гибели Ушакова Андрея Ивановича. — Терпеливо пояснил Гюнтер. — Когда он познакомился с его величеством, тот был ещё только Великим князем, и они оба так неприлично молоды… — Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Тогда он сам только-только переступил порог двадцатипятилетния, но воспринимал себя по сравнению с этими детьми, коими были и Петька Румянцев, и Турок, и сам государь, чуть ли не Мафусаилом. — Турок — это детское прозвище Ломова. Порой государь забывается и называет его именно так. Ну и все мы подхватываем.

— Называть эту гиену детским прозвищем… — Кристианм покачал головой. — Вот от всего сердца признаюсь, Гюнтер, я боюсь этого типа гораздо больше, чем когда-то боялся Ушакова.

— Ты не одинок в этом чувстве, — ответил Гюнтер. — Кстати, у меня тут копии договоров, о которых говорил его величество, совершенно случайно оказались.

— Как ты предусмотрителен, друг мой, — Ван Вен взял бумаги и принялся их читать, не обращая на погрузившегося в работу Криббе.

Довольно долгое время они шуршали бумагами. Наконец, Кристиан оторвался от увлекательного чтива, положил копии важнейших документов на стол и зачем-то принялся их разглаживать. Спрашивать, откуда эти копии вообще взялись, было глупо, ну, конечно, милый мужчина с трогательным детским прозвищем предоставил. Ван Вен протёр шею. Он даже начал грешным делом подозревать, что беспорядки в Речи Посполитой и Литовском княжестве, которые так удачно отрезали Российскую империю от любых поползновений со стороны врагов, это тоже дело рук Ломова. И что на их многострадальной Голландии этот монстр в своё время неплохо потренировался. Кристиан постарался выбросить эти мысли из головы. Да, нет, быть того не может, что один человек, пусть даже с помощниками, способен сотворить нечто подобное. Но тут его взгляд упал на памфлет. А ведь ему самому предлагают проделать то же самое.

— Зато сейчас понятно, почему бочка с вином, — резюмировал Ван Вен свои размышления. — У меня только два вопроса. Если я правильно понял намёк его величества, нужно не столько привлечь флот Португалии на нашу сторону, сколько сделать так, чтобы порты этой бедной страны перестали быть безопасным прибежищем для англичан.

— В идеале и то, и другое, — Криббе отложил в сторону свои бумаги. — Но, если ты решишь вопрос портов и присутствия в них военных кораблей англичан, то его величество тебя щедро наградит. Это, кстати, он просил передать тебе.

— Надеюсь, что с нашей посильной помощью он выиграет эту войну, и тогда мы все будем вознаграждены, — серьезно ответил Кристиан.

— Ты хотел задать два вопроса, — напомнил Криббе.

— Ах, да, второй вопрос. Я многое могу понять, даже то, что Педру выжил из ума, когда заключал этот договор. Я могу понять, что за гарантии безопасности он отдал свои порты англичанам в пользование. Они ему, кстати, хоть раз помогли? Нет? Я так и думал. — Кристаин на мгновение задумался, а потом продолжил. — Но я не могу понять, как можно было отменить ввозную пошлину на английскую шерсть всего лишь на снижение пошлины на треть на вино? Мне одному это кажется несколько странным?

— Нет, не одному. Именно поэтому его величество прислал тебе копи договора для осмысления всей глубины падения некогда великой страны.

— Мне нужно подумать, — Ван Вен в который раз потёр подбородок.

— Только думай не слишком долго. У нас практически не осталось времени, Кристиан, — Гюнтер посмотрел на хозяина дома, который утвердительно кивнул.

— Я понимаю, друг мой. Когда вернусь, мне нужно будет где-нибудь отсидеться, — внезапно добавил он.

— Я с удовольствием дам тебе приют в своем имении под Петербургом. Да и его величество вряд ли откажет тебе в поддержке.

Ван Вен встал, передёрнул плечами, словно его пробрал озноб и вышел из комнаты, оставив Гюнтера в одиночестве.

Михаил Фредерик Чарторыйский — державца на Клевани и Старожукове. Владелец Голубого дворца в Варшаве. Подстолий великий литовский, каштелян Виленский, подканцлер Литовский, староста Гомельского староства и всего лишь скромный магнат Речи Посполитой стоял у окна и смотрел на улицу. День был хмурый. Солнце ни разу не выглянуло, дул сильный ветер и время от времени пролетал мокрый снег.

— Погода полностью разделяет то безумие, что творится в нашей бедной, потерявшей разум стране, — горестно сообщил он, обращаясь к пяти влиятельнейших магнатам, собравшихся в его доме, чтобы уже попробовать затушить охвативший страну пожар. — Словно сама Пресвятая Дева Мария льёт слёзы по детям Господа и сына своего. Что мы творим? Скоро ведь наступит самый настоящий голод. Уже сейчас нашу страну можно голыми руками брать. И единственное, что удерживает желающих, это войска этого мальчишки Петра, которые обложили наши границы, словно границы чумного квартала, не пропуская никого ни в ту, ни в другую сторону.

— Я не понимаю другого, — его речь прервал довольно молодой магнат, Михаил Радзивилл. — Почему Пётр даже не пытается войти в Варшаву и взять нас под свою руку.

— Всё очень просто, Михаил, — Ян Бжостовский, представляющий на этом спонтанном собрании некоторых магнатов Великого княжества Литовского, решил ответить Радзивуллу. — Он не входит победным маршом в Варшаву, потому что она ему не нужна. Пётр не собирается разгребать эти Авгиевы конюшни, а которые превратилась Речь Посполитая. Более того, вы разве не заметили, что император Пётр скорее мечтает о том, чтобы мы поскорее перерезали друг друга. Ведь, как ещё объяснить его помощь оружием всем нам вместе и по отдельности?

— Вы считаете, что он оказывает нам помощь? За такие деньги? — возмутился Радзивилл.

— А вы что же считаете, что император чем-то нам обязан и будет предоставлять пушки безвозмездно? Вы в своём уме, Михаил? — Бжостовский поморщился. Кто внушил этому молодому глупцу такую чушь? — Вот только истинна заключается в том, что Пётр не хочет Речь Посполитую ни в каком виде. И он очень чётко дал нам это понять, выпроводив наших послов вон, даже не дав им объясняться.

— Но что-то же он им сказал. Не просто же их развернули на границе, — Радзвилл всё никак не унимался.

— Нет, не просто так, — ему ответил Чарторыйский. — Император Пётр сказал, что будет разговаривать только с магнатами, обладающими реальной властью.

— Так значит, мы здесь собрались, чтобы…

— Чтобы решить, кто из нас поедет в Петербург и что будет говорить Петру, чтобы он принял наше предложение. — Прервал его Чарторыйский.