Следующая нить с надписью «экономка» вела к ещё одной засвеченной фотографии, а от неё вели две последние нити. Первая из них с надписью «любовники» соединялась с фотографией, которая единственная из всех была не засвеченной, а угольно чёрной и на ней же красовалось обведённое несколько раз слово «убийца». Эта фотография соединялась со второй засвеченной фотографией нитью со словом «враг». И последняя нить, что шла от экономки соединялась с пустым квадратом, нарисованным на стене.

И что это может значить?

В ушах пронзительно зазвенело, заставив на мгновение зажмуриться, борясь с неприятным ощущением. Но стоило мне открыть глаза, как комната резко погрузилась во мрак.

*******

Я сидела напротив камина на и молча наблюдала за языками пламени, что так жадно облизывали подкинутые им брёвна. Рыжее пламя танцевало и извивалось, будто неудержимо чему-то радовалось. Мне бы его радость.

В загородном доме Маровых царила тишина, а за большими окнами, что выходили на сад тихо падали хлопья первого снега, неспешно кружась в воздухе и выписывая причудливые узоры.

— Может быть, Вы хотите чего-нибудь? — послышался голос у меня за спиной. — Чай, кофе? Может какао? В такую погоду…

— Спасибо, Анна, — я улыбнулась девушке через плечо, — не стоит.

Девушка была одета в чёрное платье, с туго застёгнутым воротничком под самое горло, из-под которого едва заметно на тонкой шее виднелся свежий синяк.

— Он снова душил тебя? — с моего лица пропала улыбка. — Солнышко, ты понимаешь, что когда-нибудь он убьёт тебя. Почему ты не заявишь в полицию?

— Я люблю его, — девушка смущённо улыбнулась, потупив взгляд, — он тоже меня любит, просто…не умеет выражать свои чувства правильно. Спасибо за беспокойство, но. всё хорошо, — и она тихо покинула гостиную.

Я покачала головой и вновь уставилась на огонь, борясь с нараставшим чувством тревоги за милую экономку, мне было искренне жаль её. Но, что я могла поделать? Сама находилась в доме богача на птичьих правах.

При воспоминании о сыне владельца дома в груди ощутимо потеплело, и я улыбнулась образу, что возник перед глазами: прекрасно слаженная спина, тонкие пальцы, что бегали по струнам и глаза, удивительно глубокие и тёплые, теплее их могла быть только его улыбка.

Удивительный мужчина, который играл роль моего жениха.

От этой мысли стало невыносимо грустно.

За последние полгода Егор был рядом каждый раз, когда мне было страшно, одиноко и больно. Я знала, что могу рассчитывать на его надёжное плечо, что меня поддержат и не осудят.

Он не оттолкнул меня даже после того, как я сдала в печать статью о его семье, не сказав ему об этом. Скрыл от отца, что автором была я.

С моей стороны это было сродни предательству, но я осознала это, когда было уже слишком поздно. Я поплатилась за свою гордыню и жадность жизнью своего лучшего друга.

На глаза навернулись слёзы.

Это я…я виновата в его смерти.

В груди образовалась огромная дыра, она давила и мешала дышать, мешала думать, мешала жить. Но я принимала факт того, что с этим грузом мне придётся существовать. Это плата. Плата за эгоизм.

На мои плечи бесшумно и нежно легла мягкая ткань пледа и я поспешно отпустила голову, вытирая слёзы.

— Ты вернулся?

Рядом со мной у камина устроился Егор и протянул покрасневшие руки к огню.

— Сегодня на удивление холодно, — мужчина широко улыбнулся, — но, теперь я спокоен, что мы в безопасности. Хотя бы на некоторое время.

Меня ужалило чувство вины.

— Прости.

Мужчина вопросительно изогнул бровь.

— За что?

— Ты попал в тюрьму из-за меня и…теперь в бегах…

— В этой жизни нужно попробовать всё, — мягко рассмеялся он, — мне всего-то двадцать восемь, столько всего впереди ещё.

— Это и пугает.

Егор смерил меня задумчивым взглядом, а затем развернулся ко мне и придвинулся ближе.

— Амина, на данный момент меня волнует только одно, — он приподнял моё лицо за подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза, — что на твоём безымянном пальце простенькое колечко, подаренное, чтобы создать иллюзию чувств между нами для стервятников, которые спят и видят, как бы меня сожрать, а тобой закусить.

Медленно он сократил между нами расстояние.

— Примешь ли ты мои истинные чувства? — он взял меня за руку и нежно коснулся губами её тыльной стороны и в этом жесте было столько трепета и тепла, что по моей спине пробежал табун мурашек. — Станешь ли моей?

— Но, я же простая журналистка…

— Очень талантливая журналистка, — улыбнулся он.

— И, твой отец… — договорить мне не дали мягкие, но требовательные губы, что так бесцеремонно накрыли мои.

— Да или нет, — прошептал он в кратком перерыве, между поцелуями, вызывая во всём теле сладкую дрожь.

И я ответила, опрокинув мужчину на спину и заведя его руки над головой, отрываясь от его губ только для того, чтобы сделать вдох и снова прильнуть к ним.

— Как понимаю, это да? — усмехнулся он, томно выдыхая.

— Да, — я прикусила его нижнюю губу, а затем провела по ней кончиком языка, будто оставляя печать, которую больше никто не сможет разрушить.

— Для этого ещё будет время, — мягко рассмеялся он, — позволь мне сделать всё, как положено.

Нехотя я отстранилась от ужасно соблазнительных губ и освободив мужчину, села рядом.

Егор поднялся с пола, устроившись напротив взял меня за руку и сняв с безымянного пальца тонкое колечко заменил его другим: оно представляло собой изящный маленький цветок, лепестками которого служили маленькие светло-голубые камни, в которых удивительно красиво отражался игривый свет огня, а стебелёк цветка нежно обвивал сам палец, изящно прижав к себе тонкие листочки.

— Оно прекрасно… — выпалила я, не найдя в себе сил оторвать взгляд от удивительного цветка.

— Ты знала, что сапфир считался камнем, что олицетворял спокойствие и бессмертие?

— Как луна, — улыбнулась я, на что Егор кивнул головой, — лунный цветок.

Медленно Егор переплёл наши пальцы и подался вперёд, прошептав в мои губы:

— Ну, а теперь, моя драгоценная невеста, можем продолжить.

Отрыв глаза, я осознала, что лежала на полу. Видимо прошло не так много времени, в противном случае, Даня бы уже вынес дверь.

Виски всё так же болезненно пульсировали, но, казалось, что постепенно боль сходила на нет.

Перед глазами плясали образы из видения, и я невольно бросила взгляд на правую руку, но…кольца на ней не было.

Судя по тому, что я видела, этот мужчина был мне очень дорог. Можно сказать…я любила его. Но, почему тогда я совершенно не помню его лица, да и…его самого могу с трудом удержать в памяти, будто мне что-то мешало, насильно вытесняя из сознания то, что я пыталась удержать.

— Егор, — имя слетело с губ так легко, будто я и впрямь произносила его в тысячный раз, и звучало так сладко, так нежно, что заставило невольно улыбнуться.

Медленно я поднялась с пола и направилась в ванную комнату. Казалось, что смыть с себя все тяжёлые мысли было жизненно необходимо. Слишком уж много их скопилось и дышать от них с каждым разом становилось всё труднее и труднее.

Тяжело вдохнув, я повернула металлические вентили, выпуская в ванную поток тёплой воды. С поверхности зеркальной плитки стен на меня смотрели усталые голубые глаза. Я коснулась кончиками пальцев тёмных кругов под глазами и моё отражение послушно сделало тоже самое.

— Мда, подруга, — грустно улыбнулась я, — паршиво выглядишь.

Отражение в зеркале молчаливо и грустно улыбнулось, а тем временем стянула с себя одежду и повесив её на настенные крючки, переступила через бортик ванной, медленно погружаясь в тёплую и приятную воду. Устроившись удобнее и почти полностью погрузившись в воду, я прикрыла глаза, постаравшись максимально расслабить собственное тело.

Где-то вдалеке слышался едва уловимый гул грозы, что ломился в окна, но это казалось уже таким привычным. Сколько времени мы провели в этом особняке? Неделю? Месяц? Казалось, что время потеряло свой вес, став невесомым и незаметным.