Сбитый с толку, я не сразу заметил пылающий ярко-красным светом браслет, который поглотил кинетику пуль, словно горох, осыпавшихся в полутора метрах.

В ответ на вскрик Елены и грозный рык дядьки Николая, я заорал, стараясь их перекричать:

– Стойте, не шевелитесь!!

Жутко испугавшись, что они выскочат под ливень пуль, я ещё шире раскинул руки, на одной из которых пламенел браслет, а в другой мерцал активированный скипетр. Ленка и дядька затихли, и тогда до меня донеслись стоны и предсмертные хрипы обливающихся кровью стражей. От гнева моё лицо перекосила судорога. А, когда из кустов раздались клацающие звуки, перезаряжаемого оружия, моя воля взорвалась.

Вскинув руку со скипетром, я выплеснул всю ярость и ненависть к проклятым «скорпионам» и их приспешникам, только что сломавшим жизнь молодым ребятам и готовящим ещё миллионы смертей. С эффектора коротко полыхнул фиолетовый луч, и два ужасных вопля слились в один.

Я очнулся оттого, что Елена ощупывала меня, разыскивая раны. Не найдя ни одной она нервно рассмеялась и ткнулась мне в плечо. Дядька обошёл вокруг, внимательно осмотрев меня со всех сторон, поскрёб подбородок, крякнул и одобрительно хлопнул меня по другому плечу.

Придя в себя, я осторожно отстранил Елену и, утешая себя надеждой, бросился осматривать раненых. Через минуту нарисовалась неутешительная картина. Невредимым остался только Александр. Один парень получил неопасные ранения в руку. У другого пули разорвали сосуды шеи и сердечную сумку. Под ним растеклась лужа крови, и он агонизировал. Ещё двое, изрешечённые пулями, уже не подавали признаков жизни. Сергей в самом начале схватки получил удар по ключице. Эта травма не опасна, подлечим. Ещё один страж находился в коме из-за проломленного прикладом черепа и нуждался в срочной операции. Но о какой больнице могла идти речь в той сумасшедшей ситуации?

Я немедленно начал оказывать помощь, «переключив» скипетр на режим лечения. Через пять минут поражённый в руку парень удивлённо осматривал едва заметные розовые точки на месте пулевых отверстий, а я уже занимался Сергеем, вправляя и залечивая ему перелом ключицы. Напоследок я принялся помогать стражу с ушибом мозга. Излучение скипетра помогло избежать ему смерти. Он пришёл в себя, блуждая взглядом, и издавая вместо слов хриплые звуки. Парень однозначно будет жить, но после операции ему предстоит долгое лечение.

Я распрямился, и устало протёр глаза, глядя, как раненый в руки страж, которого звали Владимиром, бегает среди убитых друзей, в отчаянии пытаясь делать им искусственное дыхание. Александр остановил его и успокоил.

Досталось и опоновцам. Многие получили пулевые царапины по касательной. Кому зацепило плечи, кому руки, кому задницу. Лечить их скипетром не имело смысла, достаточно было зелёнки и пластыря.

Я взглянул на часы, отметив, что от начала обстрела прошло шесть минут. И тут со стороны святилища донёсся топот множества ног, и на поляну выбежали стражи во главе со старшиной. Они моментально сообразили, что к чему, утащили пленных опоновцев, убитых и раненых стражей, и начали убирать следы побоища. Среди этой суеты лишь Пётр Аркадий сохранял неподвижность, стоя посреди поляны, и смертельная бледность проступала на его лице даже сквозь сильный загар. Я успокоил потрясённого старика и попросил его направить людей проверить место засады.

Старшина жестом отправил двух стражей в заросли орешника, и через некоторое время оттуда раздался вскрик и звуки рвоты. Я бросился в кусты, и от неприглядного зрелища у меня тоже подкатила к горлу тошнота. Оба одетые в чёрные комбинезоны убийцы погибли, взорвались изнутри. Вид кровищи и вывернутых наизнанку тел вызвал сильнейшее отвращение, я сморщился, передёрнул плечами и вернулся на поляну, немного сожалея, что это дело моих рук.

Елену потряс вид смерти. Она отворачивалась, закрывала глаза и жалась ко мне. Дядька напротив внимательно наблюдал за стражами, явно оценивая их работу, и украдкой бросал на меня короткие взгляды. Когда с поляны исчезли все следы происшествия, к нам подошёл заметно угнетённый старшина Пётр Аркадий.

– Антон, я виноват и должен понести наказание, – сказал он, сокрушённо повесив голову.

– Бросьте, Пётр. Началась война, поймите это и перестаньте мыслить категориями мирной жизни. Вплотную займитесь мобилизацией и переустройством Корпуса. Семёрки хороши для мирного времени, а для решения боевых задач они слишком неповоротливы. Отныне боевой единицей стражей будет тройка. Три тройки боевое звено. Три звена – отряд. Три отряда – дружина. Сейчас со мной в Рим отправляются Александр, Сергей и Владимир. Удачи вам и славы.

Старшина кивнул, махнул на прощание рукой, повернулся и увёл свою команду. Мы вшестером направились вон из неприветливого парка, и вскоре две машины умчали нас в сторону авиабазы.

До аэродрома мы добрались без приключений. По спецпропускам прошли на поле и поднялись на стоящий особняком борт, направляющийся в Рим с грузом запчастей.

В более чем суровой обстановке салона транспортника исчезли даже микроскопические надежды на развлекательную прогулку в волшебный мир Италии. Обилие разных кронштейнов, крашеных в серо-зелёный цвет, десяток прикреплённых ремнями грузовых контейнеров, жёсткие откидные сиденья и сетка такелажа однозначно настраивали на мысли о предстоящих невзгодах и испытаниях.

Как и обещал старшина, в самолёте нашлось всё необходимое для путешествия: одежда, тёплые пледы, предметы гигиены, приличная еда, деньги и документы. Когда стражи успели всё это приготовить, так и осталось для меня загадкой. Пока мы осваивались в самолёте, Александр сходил в кабину и сообщил, что экипаж опытный, и маршрут им известен, как свои пять пальцев.

Первый час полёта мы приводили себя в порядок и изучали обстановку. За это время я почти притерпелся к рёву двигателей, холодному сквозняку и воздушной болтанке. Кое-как мы устроились, когда по внутренней связи командир пригласил Александра. Парень отсутствовал довольно долго, и я уже начал волноваться, но тут увидел его взъерошенным и встревоженным. Стараясь перекричать гул двигателей, я наклонился к его уху и прямо спросил:

– Саша, что случилось?

– Небольшие неприятности. С земли пришёл приказ на посадку на ближайшем аэродроме. Грозятся сбить. На хвосте уже повис перехватчик. А так всё в порядке.

– А, как же…, – начала Елена, но я остановил её жестом.

– Ну, и?

– Я приказал экипажу продолжать полёт. Они оказались умными ребятами и всё поняли. Летим. Об осложнении я уже доложил в штаб, они начали действовать. Прошу прощения. Володя, ступай в кабину, посиди там, присмотри за летунами. Если что, действуй по ситуации.

Следующий час прошёл довольно нервно. Перехватчик дважды заходил на боевой курс, но потом вдруг отвернул в сторону и исчез. На границе Европейской федерации нас встретили два «Миража», немного покрутились и отстали.

Путешествие по воздуху даже в лайнере утомительно, а о транспортнике и говорить нечего. Мы жутко замёрзли, почти оглохли и отсидели задницы на жёстких сиденьях. Лично я очень обрадовался, когда через четыре часа болтанки началось снижение, и в иллюминаторах из-за дымки облаков стала видна холмистая местность Лации и пёстрые пригороды Рима. В штатном режиме транспортник МЧС зашёл на посадку на вторую полосу военного аэродрома.

После остановки двигателей экипаж так и не вышел, что избавило нас от неприятных объяснений, а их от лишних знаний. Благополучное приземление вызвало у всех вполне понятное оживление. Ленка тоже держалась молодцом, но её заторможенная мимика лучше любых слов говорила, как она устала. Мой хитрый и галантный дядька, как мог, поддерживал её, беспрерывно заговаривая зубы, а она делала вид, что всё в порядке. Недолгие сборы заняли ровно столько времени, сколько опускалась грузовая аппарель.

Италия встретила нас жарким днём и особым южным воздухом, насыщенным ароматами неизвестных растений, запахами близкого моря и горячих самолётных двигателей.