Как выяснилось, в этом мире мы тоже имели своё место. Деды Семён и Пахом считались здесь почётными гражданами и являлись членами Круга хранителей. Елена тут, как и там, училась в университете. А я тоже занимался врачеванием, имел собственную практику и жил в Москве, с единственным и неповторимым дядькой Николаем. Я не знал, что случилось с личностями и памятью наших местных матриц, вероятно, они стали частью нас, или мы – частью их.

Всё увиденное и сказанное напрочь ломало все привычные представления, и только сейчас я начал осознавать неумолимую силу роковой неизбежности.

Меня потянуло на воздух. Выйдя во двор, я глубоко вздохнул, взглянул направо и забыл выдохнуть, так как увидел странную автомашину. Я осторожно приблизился и оглядел это чудо техники, носящее имя «Паджеро». Разглядев в салоне удочки и надувной матрац, я понял, что это мой «Прожорик», только сильно изменившийся. Час от часу не легче! Его формы сохранили джиповатый вид, но стали резче и стремительнее. Вместо замка в двери я обнаружил пять небольших углублений: четыре дугой и одно ниже. Ага, кажется это для пальцев. Я приложил руку, дверь отъехала вправо, и передо мной открылся салон, сильно смахивающий на кабину шема: справа от сидения джойстик с упором для руки, слева пульт с дюжиной кнопок и индикаторов, спереди на панели управления длинный узкий экран с проектором на лобовое стекло. Кресло обняло меня и автоматически заняло оптимальное положение. Охренеть можно!

Облазив машину сверху донизу, я закрыл её, вернулся в дом и обнаружил, что отец Иоанн ушёл. Дед Семён что-то листал, расположившись в кресле. Дед Пахом растапливал печку. Елена накрывала на стол. Почувствовав волчий голод, я проглотил слюну и вытянул шею, стараясь разглядеть содержимое тарелок.

– Сейчас поснедаем, – не поднимая головы, проговорил дед Семён, – Ленка тут всё разведала и обещала попотчевать чем-то особенным.

Я втянул ноздрями воздух, насыщенный разными домашними запахами, облизнулся и украдкой подмигнул Елене, в глазах которой отразилась целая гамма чувств. Она в ответ улыбнулась, и от этого у меня закружилась голова.

– На особенное не рассчитывайте. Что нашла, то и сварганила на скорую руку, – проходя мимо, притворно проворчала Елена и выставила хлебницу, полную свежего хлеба.

Через пять минут на столе появилась окрошка со сметаной, припорошённая пахучим укропом, следом – дымящийся эмалированный чугунок с тушёными овощами и мясом. И, наконец, картину завершил запотевший кувшин с ягодным морсом. Деды ели вяло и мало, я же отдал дань кулинарному искусству хозяйки, съев большую часть угощения. Поблагодарив за обед, я выбрался из-за стола и вышел из дома.

Напоенный летними запахами воздух, вкусная еда и избыток впечатлений сделали своё дело. Едва я присел на скамейку и расслабился, как начал клевать носом. Мимо потекли бессвязные мысли, затуманившие глаза. Превозмогая сонливость, я забрался на сеновал, рухнул в душистую сухую траву и мгновенно заснул, забыв, что мои сны слишком тесно связаны с иной реальностью…

…Горячие кони вынесли мою колесницу к подножью широкой лестницы. Я кинул поводья возничему и прыжками бросился по ступенькам вверх. Там на тёмном троне сидел могучий седовласый старик с высокой митрой на голове. Окинув меня оценивающим взглядом мудрых глаз, он поднял руку и жестом предложил мне обернуться.

Я посмотрел назад и ужаснулся. Там, где только что стояла моя колесница, клокотала и плескалась расплавленная магма, из которой вырвались пузыри сернистого газа и дыма. Источающее жар бурлящее лавовое море, казалось, не имело предела, и багровые клубы мрака ограничивали его край.

Охваченный тревогой и недоумением, я повернулся к мудрецу и внимательно всмотрелся в его лицо, силясь понять, что он от меня хочет. Ничего он не хотел. Он сидел здесь от начала времён и предлагал идущим путь к спасению. За его спиной светилась и переливалась всеми цветами неизвестность. И, чтобы шагнуть в радужную перспективу, мне нужно было лишь взять один из рассыпанных у ног старца ключей.

Сзади кипел низменными желаниями и страстями физический план, а впереди открывалось пространство холодного и свободного разума. Я не мог отдать предпочтение ни тому, ни другому и, закусив губы, испытывал жуткое смятение чувств.

Однако долго ломать голову не пришлось. Расплавленная магма начала быстро подниматься, заливая ступени, а видение за спиной мудреца начало таять.

Я поспешил поднять ключ и шагнуть в мерцающую круговерть многомерья…

…Разбудила меня Елена:

– Антон, просыпайся. Нечего на закате дрыхнуть, голова разболится.

Вопреки примете, что спать на закате вредно, я чувствовал себя бодрым и вполне здоровым, словно судьба и не вила из меня верёвки. И всё-таки странные выкрутасы выписывает жизнь. Ещё утром я находился по ту сторону Грани и прощался с тиаматианами, а сейчас валяюсь на сене и слушаю милую ленкину болтовню. Подумать страшно, что между мной и оставшимися в прошлом друзьями пролегла бездна времени, но вопреки здравому смыслу меня не покидало странное чувство, что все они живы и находятся пусть и далеко, но в доступной реальности.

Прогоняя грустные мысли, я мотнул головой, кое-как расправил и пригладил пятернёй бороду и волосы и спустился с сеновала на землю. У колодца я напился прямо из ведра, зажмурившись от блаженства. Шумно выдохнув, я открыл глаза и увидел стоящую напротив Елену. Наклонив голову к плечу и страдальчески сморщившись, она с сожалением смотрела на меня.

– Ты чего?

– Видите ли, Антон Владимирович, как человек сугубо городской и непривычный ко всякого рода диковинам, я сильно пугаюсь, когда вижу разных домовых и леших, на которых вы сейчас слегка смахиваете.

Я пожал плечами, подошёл к машине, заглянул в боковое зеркало и увидел там нечто лохматое с сухими травинками в спутанной бороде и длинных волосах.

– Согласен. Вид неприглядный. Неплохо бы удалить лишнюю поросль.

– Я тоже так думаю. Кстати, и инструментарий имеется для этой уникальной операции, – она, смеясь, вытащила из кармана расчёску и ножницы и широким жестом указала на стоящий рядом табурет с лежащей на нём свёрнутой белой простынёй.

– Ладно уж, стриги. Только не увлекайся.

Вопреки моим опасениям, Елена лишь подравняла мою шевелюру, тщательно расчесала волосы и собрала их сзади в хвост. Потом она подстригла мне бороду и усы, придав им приличный вид. Во всяком случае, сам себе я понравился.

Поблагодарив Елену, я сделал вид, что хочу приложиться к прелестной ладошке, а сам коварно подхватил её на руки и быстро закружил на месте. Она заверещала, вцепившись в мои плечи.

Закончив дурачиться, мы направились к веранде и увидели обоих дедов, видимо, давно наблюдающих за нами. Я поправил рубашку и, смущённо покашливая, подсел к ним на скамейку. Дед Пахом широко улыбался и одобрительно хмыкал, а Семён задумчиво смотрел, положив руки на чёрный суковатый посох.

– Пошли погутарим, есть разговор.

Зайдя в дом, мы расселись за длинным столом, и Елена разлила по чашкам чай. Помешивая горячий ароматный напиток, я вопросительно взглянул на деда Семёна. Он, не спеша, прихлебнул, причмокнул, кашлянул и хрипло заговорил:

– Вполне очевидно, что изменившаяся действительность суть дело наших рук. К худу это или к добру, время покажет. Одно знаю точно, нам нужно найти своё место в этом мире. Но прежде выслушаем рассказ Антона о том, что случилось по ту сторону Грани. Это позволит сопоставить события и найти причинные связи.

Дед замолчал, и в горнице повисла тишина, нарушаемая позвякиванием моей ложки. Я крутил чай и не знал с чего начать. Обшаривая память, я старался соединить события в какую-нибудь последовательность, и, без преувеличения, мне было бы проще записать на слух партитуру какой-нибудь симфонии. Слишком многое произошло за два года там и за несколько секунд здесь. Что я мог рассказать о своих чувствах, мыслях и переживаниях?