Кемаль вывел за ворота фабрики свой старый велосипед, ловко прыгнул в седло и, вместо того чтобы повернуть к дому, медленно поехал по мощеной улице в противоположную сторону. Нет, он не поедет домой. Надо показать этим бахвалам, что он не боится их. Пусть скажут, что им от него нужно. Вот сейчас он один, а их будет двое. Драка так драка, смерть так смерть! Но если умирать, так уж как подобает мужчине. И плевать на мастера Мухсина и его жалкие слова: «Откажись от этой девушки, откажись!» Нет, он ни за что не откажется, и никакая сила не разлучит его с Гюллю…

Кемаль остановился на углу, возле шашлычной. Он решил съесть полпорции кебаба и выпить пару стаканов красного вина. Если они за ним следят, сегодня быть драке. И он не струсит, или пусть устыдится та, которая родила его! Кемаль прислонил велосипед к стене и вошел в шашлычную.

В густом синем чаду ели, пили, перебрасывались шутками, смеялись рабочие, мастера, служащие прилегающих фабрик.

Все места были заняты. Кемаль прошел через шашлычную и сел за единственный свободный столик в дальнем углу. Он заказал подбежавшему гарсону полпорции кебаба и красного вина, огляделся и стал вдыхать горький аппетитный запах подгорелого мяса.

Сегодня Кемаль получил аванс. Утром мать сказала ему: «Сынок, принеси немного денег, купим масла. Мы задолжали ложку масла Фаттум…»

Кемалю не нравилась соседская дочь. Мать часто заводила разговор о ней, каждый раз напоминала о ее огороде в три дёнюма, о том, какая она хорошая хозяйка и видная девушка. Кемаль только морщился. Ему не нравилась Фаттум. И напрасно мать обращает внимание Кемаля на эту Фаттум. Та и сама не из застенчивых. Каждый вечер она ждет его, забравшись на масличное дерево у дороги, и кидает в Кемаля маслины, когда он проезжает мимо… Она должна бы понять, что ничуть не нравится ему…

Однако хорошо, что он пришел сюда. Теперь они не смогут похвастать, что запугали его. Пусть приходят и смотрят: он их не боится. Если бы Кемаль боялся, он не пришел бы в шашлычную один.

Гарсон принес кебаб и вино. Кемаль залпом выпил стакан, обмакнул в масло лепешку и поддел большой кусок кебаба.

Он не сводил глаз с входной двери. Если эти двое следят за ним, они зайдут в шашлычную или будут сторожить его у входа. Но там никого не было.

Кемаль резко повернулся: может быть, они наблюдают за ним через боковые окна? Никого. Сегодня никого. А ведь они всю неделю бродили за ним по пятам. Ладно, пусть следят. Главное — доказать им, что он их не боится. Вот он сидит один и пьет…

Кемаль вынул из кармана записку, которую принесла Пакизе.

Он и не собирался лезть на рожон. Он хотел показать, что не роится их, и только. А драка будет. Рано или поздно он схватится с ними, и тогда он ни за что не ручается. Мастер прав: либо они отправят его на тот свет, либо он уложит одного из них, а то и обоих…

Он сложил записку и сунул ее в карман.

Надо бы рассказать обо всем матери. Пусть знает, как мучается Гюллю, как ей нелегко приходится дома. Пусть мать не думает, что он вбил себе блажь в голову.

Он выпил еще.

Он сегодня же расскажет обо всем матери… «Из-за того, что я встречаюсь с тобой, — писала Гюллю, — мне не стало дома житья. Спаси меня, Кемаль, возьми меня к себе. Спаси меня, прошу тебя, спаси». Он не мог больше оставаться равнодушным. Это было бы просто не по-мужски. Отец перед смертью наказывал не жениться, не отслужив положенного в армии. А как бы сам отец поступил на его месте?

Надо идти и обо всем рассказать матери. Можно, конечно, привести Гюллю, и все тут, но лучше подготовить мать. Она станет причитать: «Боже мой, сынок, девушка выросла на фабрике, среди мужчин, набралась там всего… Не о такой я невестке мечтала»… Нет, он не женится на Фаттум! Пусть мать выбросит это из головы.

Он был даже рад, что задержался сегодня и вернется домой уже затемно. По крайней мере этой обезьяне Фаттум надоест висеть на масличном дереве и она избавит его от глупых шуток.

Набрав полные карманы маслин, Фаттум терпеливо ждала Кемаля. Она обрушит на него дождь маслин. Она знала, что он разозлится. Пусть злится. Что делать, если это единственный способ привлечь к себе его внимание. Она забросает его маслинами. А он будет кричать. Но он посмотрит на нее и назовет по имени. «Перестань, ради бога перестань, Фаттум!» — крикнет он…

— Фа-а-а-т-т-у-у-м… — донеслось до нее.

Она прислушалась. И точно — ее звали. Это мать Кемаля — ее «свекровь»! Она любила тетушку Марьям, та называла ее «моя невестушка». Ах, если бы и в самом деле тетушка Марьям стала ее свекровью!

Фаттум скатилась с дерева и со всех ног помчалась к дому.

— Слушаю вас, тетушка Марьям! — сказала Фаттум по-арабски и сложила руки в почтительном приветствии.

Виновато улыбаясь беззубым ртом, старая женщина протянула деревянную ложку:

— А я опять к тебе за маслицем, Фаттум…

Фаттум тяжело дышала после бега. Она улыбнулась.

— Суп варишь… Кемалю?

— Ну да. Он вот-вот приедет… А дома есть нечего… Надо поставить на стол хотя бы миску горячего супа. Я-то обошлась брынзой, хлебом да головкой лука. А мужчину этим не накормишь. Он ведь день-деньской работает и каждую получку до копеечки отдает своей матери. Кемаль заботится о доме…

Фаттум взяла ложку и кивнула. «Я сейчас», — и скрылась за дверью. Старая женщина посмотрела ей вслед и подумала о сыне. Эх, если бы он не упрямился. Фаттум была хорошей хозяйкой, аккуратной, расторопной. Марьям знала, что девушка влюблена в ее сына. А парень даже не смотрит на нее… А ведь у Фаттум три с половиной дёнюма земли. И она единственная наследница старого Дакура. Как было бы хорошо распахать межу и объединить оба поля! Стало бы у них шесть дёнюмов земли… сколько овощей можно снять с этих шести дёнюмов? Помогали бы друг другу, работали бы днем и ночью, летом и зимой… Потом народились бы внучата. То-то от них, розовощеких, гомону было бы да беготни… Сын с невесткой жили бы в этом домике, а они со стариком… Он третий год вдовец. Старая Марьям смутилась. Аллах уже не взыщет с нее за такие дела. Стары они с Дакуром… А с другой стороны, соседей-то не убедишь. «Вот, скажут, старуха, чтобы заполучить Дакура, сына женила на его дочке…» Поди, доказывай, что у тебя и в мыслях такого не было. Да и виданное ли это дело жить в одной комнате с чужим-то мужчиной. Что сын подумает, упаси бог! Как она будет смотреть в лицо Кемалю?

И Дакуру было известно, что Фаттум влюблена в Кемаля. Однажды, когда Фаттум карабкалась на масличное дерево, Марьям сказала:

— Слышишь, Дакур, побереги свою-то. А то будешь потом с меня спрашивать.

Дакур рассмеялся.

— Видно, не смогу… Да и что худого может случиться, Марьям?

— Будто не знаешь, кого она высматривает.

— Пусть…

— Не боишься?

— Я ведь не сыщу для нее лучшего жениха, Марьям.

С того дня старики действовали заодно. Марьям спала и видела, как сын берет в жены дочь Дакура, они объединяют свои огороды, расширяют дело и парень уходит с фабрики. Она не видела этой фабрики, но само это слово наполняло ее стихийным ужасом. Она уподобляла фабрику мельнице, куда она несколько раз в году носила зерно на помол. Только фабрика еще больше. Огромные, вращающиеся со страшным шумом жернова, черные ремни, извивающиеся, как змеи… По ночам ей снились кошмары… Однажды ей приснилось, что ремни затянули ее Кемаля в машину и в мгновение разорвали на куски. Она вскочила с кровати и не помня себя бросилась к постели сына. Слава аллаху, он был здесь, целый и невредимый. Она склонилась над ним, поцеловала, погладила его по голове…

Только из-за этой фабрики ей и случалось поминать покойного мужа недобрым словом. Это он отдал туда Кемаля, забил мальчику голову этой фабрикой. Останься Кемаль человеком земли, он не избаловался бы, не воротил бы теперь носа от Фаттум, женился бы на ней, и жили бы как люди, без куска не остались бы.