Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Цирюльник скосил глаза на Джемшира. Без его ведома Джемшир шага не ступал. Вот и сейчас, обернувшись, он вопросительно посмотрел на Решида и, помявшись, спросил:

— Что скажешь? Зачем я мог понадобиться Ясину-ага?

— Так ведь ты позавчера просил у него аванс!

Джемшир вспомнил:

— Ха… И в самом деле! А мне и ни к чему, глупой голове…

Он шагнул к наружной двери. На улице дождь лил как из ведра. По брусчатой мостовой катились на резиновых шинах фаэтоны с поднятыми тентами, бежали прохожие. Небо было затянуто тяжелыми черными тучами.

Джемшир повернулся к Мамо:

— Что будем делать?

— Паша в такую погоду пьет, — ответил Мамо по-курдски.

Решид, нацепив на нос очки, правил бритву.

— А ты как думаешь, Решид? — крикнул Джемшир цирюльнику.

— Что ты сказал? — переспросил тот.

Джемшир, заложив руки за спину, подошел к приятелю. На душе было тоскливо. Он смотрел некоторое время, как Решид правил на оселке бритву, затем сказал:

— Я спрашиваю, что делать в такую погоду?

Решид понял и улыбнулся.

Джемшир весело повторил:

— Да, Решид, что делают в такую погоду?

— Пьют ракы! — ответил за него Мамо.

— Браво, Мамо! Да вознаградит тебя аллах! Конечно, идут в шашлычную и льют за ворот. Правильно, Решид?

— Твоими устами мед пить, Джемшир-ага! Как прикажешь, так пусть и будет.

Стоило Джемширу услышать слово ракы, как мигом исчезала его неповоротливость и он становился веселым и подвижным.

— Только прежде надо сходить к Ясину-ага… — сказал Решид.

— Это верно. — Джемшир сунул четки в карман. — Сначала зайдем к нему, а уж потом… сами себе голова!

— Поедем в шашлычную Гиритли.

— А ну-ка, Мамо, позови извозчика!

Мамо напялил кепку и выскочил на улицу.

II

Маленькую, полутемную шашлычную Гиритли на мосту Курукёпрю по субботам заполняли рабочие в синих комбинезонах, мастера и служащие мыловаренного завода, прядильной и хлопкоочистительной фабрик.

На диске радиолы вращалась заигранная граммофонная пластинка, и громкий голос Хафыза Бурхана сотрясал воздух, густой от запаха жареного мяса и винных паров.

По запотевшим окнам шашлычной скользили дождевые капли.

Джемшир, Решид и Мамо уселись за столик в дальнем углу.

Занять этот столик не всегда удавалось — надо было приходить пораньше. Это было самое удобное место, и хозяин шашлычной заботился, чтобы оно доставалось уважаемому Джемширу: ведь, уходя, тот частенько оставлял на столике в дальнем углу кучу денег.

Джемшир достал из кармана часы марки «Серкисов» на серебряной цепочке — подарок отца — и повернулся к Решиду:

— А наш молодец-то запаздывает!

Решид и Мамо, улыбаясь, покачивали головами.

— Весь в отца, — сказал Решид.

Джемшир ухмыльнулся:

— Или отец не нравится?

— Разве может не нравиться?

— Тогда чего же?

Решид пригубил рюмку:

— Точно такой же, как ты в молодости!

Джемшир поднял стакан с водкой, привычно, одним духом, отпил половину и, поддев вилкой большой кусок шашлыка, отправил его в рот.

Глядя на лицо Джемшира, тронутое сеткой мелких морщин, но все еще красивое, Решид вспомнил о разгульных ночах в Тахтакале и Галате.

Джемшир думал о том же. Да, ему тогда было семнадцать лет — столько же, сколько теперь сыну. Как быстро летит время, да продлит аллах его дни!

— Да, мы жили и росли совсем в другое время, — вздохнул Джемшир и, обменявшись понимающим взглядом с Решидом, повернулся к Мамо: — Мы и знать не знали, что такое работа. К кому-то наниматься работать… А жили не хуже других. — Он кивнул на Решида: — Да вот, спроси у него. Триполитанский кушак, синие шаровары из английского сукна, на ногах йемени… Правду я говорю, Решид?

— Клянусь великим аллахом, правда, — тотчас подтвердил Решид.

— А на поясе, помнишь? Сто золотых монет, каждая по лире. Здоров я был — как бык, не то что сейчас… Эх, куда ушло то времечко, когда я был таким, как наш Хамза!.. Да что говорить, жизнь и в самом деле сон. Не успеет пожить человек, как уходит из этого мира.

Джемшир вспомнил слова песни: «Мир — это окно, человек взглянул в него — и ушел…» Постучал вилкой но тарелке.

Прибежал толстобрюхий хозяин — Гиритли.

— Что прикажешь, Джемшир-ага?

— Я чего-то опять размечтался, друг. Поставь-ка мою любимую пластинку…

Обнажив в улыбке золотые зубы, хозяин побежал к радиоле и поставил пластинку.

Джемшир облокотился на стол и, подперев руками голову, закрыл глаза. Он блаженствовал. Он парил в пустоте. Темная ночь, благоухающая анисом, сверкающая ослепительными огнями, переливающимися в тонких стаканах и хрустальных бокалах…

«Мир — это окно, человек взглянул в него — и ушел…»

Перед глазами безостановочным потоком текла вся его жизнь. Последнее напутствие отца; долгая дорога; горы, которые они переваливали верхом на лошадях; сверкающие вершины; закаты солнца; ночное небо, загорающееся тысячами звезд; волнующиеся, словно разбушевавшееся море, леса; горные речки и ключи с ледяной водой и, наконец, Стамбул! Стамбул, с синим морем, пароходами, трамваями, — многоголосый, многолюдный Стамбул. Тахтакале, Галата, Адалар, Кадыкёй, Нишанташи, виллы, жилые кварталы, и снова виллы и дома…

А потом — Чукурова[12]… Люди, как муравьи, надрываются на полях под палящим солнцем, четыре жены, куча детей…

Мысли Джемшира снова вернулись к сыну Хамзе. Он открыл глаза, достал из кармана часы.

— Скоро четыре. — В голосе его чувствовалось беспокойство.

— Может быть, мне сходить за ним? — предложил Мамо.

— Куда?

— На фабрику, конечно!

— В такое позднее время там кто-нибудь есть?

— Не должно быть, но все-таки…

Он не успел договорить. В дверях шашлычной показался Хамза. Пиджак накинут на плечи, во рту сигара, руки за спиной… Точно такой же, как отец тридцать пять лет назад! Остановившись на пороге, он осмотрелся, отыскивая своих. Вот он увидел их. Они тоже заметили его.

Хамза небрежной походкой пробрался между столиками, подошел к отцу и с развязной молодцеватостью, которая, он хорошо знал, всем очень нравилась, сказал:

— Ах вот как! Попивают водочку и даже ничего не скажут!

Мамо вскочил со своего места. Решид придвинул Хамзе стул. Джемшир думал о своем.

— Послушай, отец! — крикнул Хамза и потряс спинку стула. — Я пришел, а ты даже не замечаешь. Размечтался? Хоть взгляни на меня, дорогой!

Лицо Джемшира расплылось в довольной улыбке.

— На всех плюешь, — не унимался Хамза. — И на меня тоже? Ну-ка погляди! Вот он, ивовый листик[13] из Бурсы. — Он выхватил из внутреннего кармана финку и всадил ее в стол. Стальное лезвие задрожало, поблескивая, как вода.

Решид выдернул финку и спрятал ее в свой карман.

— Отдай, — попросил Хамза.

— Пусть пока останется у меня, будешь уходить, отдам! — попытался возразить Решид.

— Что значит: когда будешь уходить… У меня, приятель, много врагов. Мой нож должен быть при мне. Отдай!

— Ты почему опоздал? — спросил отец.

Хамза сел рядом с ним, забыв о финке.

— Да так, по пустяку… Знаешь этих пижонов в галстуках… Черт бы их побрал! Человека до белого каления довести могут.

— Что случилось?

— «Случилось» не то слово. Чуть было не покончил с одним таким типом!

Джемшир забеспокоился.

— Рассказывай!

— Ну, знаешь, тут рядом есть общественная уборная. Захожу я туда, а там один, этот самый, ну… в галстуке, короче — эфенди[14]… Я ему, кажется, на ногу наступил. Слышу: «Осел!». Оборачиваюсь: это он мне. Так меня и зацепило. Я к нему: «Послушай, — говорю, — это ты мне?» «Ты, — говорит, — мне на ногу наступил». «Если, — говорю, — даже и наступил, что с того?» А сам думаю: «Попробуй только рот открыть». Но он промолчал, понял, с кем имеет дело, дурак, убрался. Но ведь все-таки обругал меня! Выскочил я из уборной, за ним. Догнал на косогоре у фабрики Калагынаоглу, схватил за грудки. «Ты кого, — говорю, — ослом назвал? Отвечай!» Пока он чего-то там мямлил, я ему как врежу — справа, слева, раз, раз! Вырвался он у меня из рук и как бешеный бросился бежать. Я за ним, но тут схватили меня. «Брось, — говорят, — чего ты связался с каким-то пижоном. Уж связываться, так с человеком стоящим, достойным тебя. Коли всыпешь такому, каждый скажет: „Ну что ж — молодец!..“»

вернуться

12

Чукурова — низменность на юго-востоке Турции, сельскохозяйственный район.

вернуться

13

Нож, кинжал (жаргон), в городе Бурса расположена знаменитая тюрьма.

вернуться

14

Эфенди — господин, сударь, форма обращения.

5
{"b":"851735","o":1}