М е р д ж е н. Да, насилие. Ты раздавил меня — как танк улитку! — своей опытностью, своим авторитетом, своим положением, своей машиной. Но ведь это все не твое. Это то, что дало тебе общество, государство. В сущности, это была элементарная купля. Купля женского тела, а душа приложилась.

Х е к и м о в. Я думал и думаю иначе, Мерджен. Мы были равными партнерами. Мы были просто мужчиной и женщиной. Адамом и Евой!

М е р д ж е н. Демагогия. Между мужчиной и женщиной не может быть равенства и не может быть равноправия.

Х е к и м о в. Это уже новости! В нашем-то обществе?

М е р д ж е н. Да, да, не может. Ни в каком обществе! За эти десять лет ты четырежды отправлял меня в больницу, где из меня выскабливали моих детей. Это равноправие?! Равенство?! Ты принуждал меня убивать их! Моих детей! И твоих! Де-тей!

Х е к и м о в. Перестань, Мерджен. Можно подумать, ты одна…

М е р д ж е н. В том-то и дело. Нас — легион. Вы-то в стороне. Вас не распинают в медицинских станках. Это называется равноправие? Равенство?!

Х е к и м о в. Фу, какой натурализм, Мерджен! Общество не считает это детоубийством.

М е р д ж е н. А я, женщина, — считаю! И я не одна такая.

Х е к и м о в. У тебя нет права говорить за всех. Не все хотят рожать без конца.

М е р д ж е н. Да, не все… После того, как отведают вашего равноправия. Вашей любви! Ваших подачек! После того, как вы превратите нас в неврастеничек, калек, в медузьи сопли! После того, как вы растлите нас, навязав нам свои варианты любви. Вернее, то, что вы, оболгав многократно и в книгах, и в кино, смеете называть любовью!

Х е к и м о в. Любовь одна — и для мужчин, и для женщин. Повторяю, мы равноправны, Мерджен.

М е р д ж е н. Гнусная ложь! Избавьте нас от зависимости — прежде всего материальной, и мы вам докажем конкретно и зримо, что нет между нами равенства, равенства между мужчиной и женщиной. Нет и не может быть!

Х е к и м о в. Какая чепуха!

М е р д ж е н. Да, да, мы — антиподы. Но мы — лучше вас, чище!

Х е к и м о в. Голословное утверждение.

М е р д ж е н. Это аксиома.

Х е к и м о в (насмешливо). А если конкретно?

М е р д ж е н. Конкретно? Мы создаем главное! Мы, женщины, даем жизнь человечеству! Вы, мужчины, убиваете людей! На протяжении веков! При любых обстоятельствах. Равенство с вами было бы оскорбительным!

Х е к и м о в. Какая риторика!

М е р д ж е н. Это истина! И вот… в последнее десятилетие вы додумались расправляться с нашими детьми в наших же телах. Под благовидными предлогами. Вы узаконили этот акт, сделали его банальным пустяком.

Х е к и м о в. Но почему мы? Почему мы, Мерджен?

М е р д ж е н. А кто же? Вы принудили и приучили нас к детоубийству. Вы почти развили в нас равнодушие к этому. Иногда мы даже не плачем там… Только кричим. Вы нарушили сущность наших женских душ!

Х е к и м о в. Ты сгущаешь краски, Мерджен.

М е р д ж е н. Нисколько. Все гораздо хуже, Нурлы. В действительности, в перспективе все гораздо сложнее и трагичнее. Однако имейте в виду, что и себе в души и судьбы вы гадите, как гадит в штаны спившийся, валяющийся под забором мужичонка!

Х е к и м о в. Беспочвенные обобщения, Мерджен. Туманно!

М е р д ж е н. А я объясню. Посмотри вокруг себя, Нурлы. Вы, мужики, повсеместно обесчещены, обмануты нами! Вы — хронические рогоносцы! Навязывая нам свой вариант любви — бессмысленной, опустошающей душу любви, вы, в конце концов, сами едите свое же дерьмо!

Х е к и м о в (хмурится). Интересная точка зрения!

М е р д ж е н. Своей объективностью! Наши поцелуи все больше и больше отдают табачищем и алкоголем! Вам все скучнее и неинтереснее с нами. А ваши рога делаются все увесистее и массивнее. И это вас уже совсем не беспокоит, не оскорбляет, настолько вы перестали быть настоящими мужчинами, подлинным сильным полом.

Х е к и м о в. Болтаешь вздор!

М е р д ж е н. Да вы и обнимать-то женщин по-настоящему уже разучились. Только с помощью выпивки да вариантов. Известие о том, что через девять месяцев вы можете стать отцами, вселяет в вас не гордость, не чувство удовлетворения, не оправданное самодовольство созидателя, а жалкий страх.

Х е к и м о в. Не лги, Мерджен! Не лги! Сколько раз я говорил тебе — давай рожай!

М е р д ж е н. Я помню. Вот именно — давай! А не — роди, пожалуйста, любимая! Я хорошо помню интонации твоего голоса. Говорил, а сам дрожал: вдруг действительно родит, не дай бог! В таких случаях не надо ничего говорить. В таких случаях все ясно без слов. Ты знал, что я не решусь на это, а ведь была близка. Стоило тебе сказать решительнее…

Х е к и м о в. Конечно, я колебался, Мерджен. Все-таки я женатый человек, четверо детей…

М е р д ж е н. А у меня — четверо мертвецов.

Х е к и м о в (после долгой паузы). Прости, Мерджен.

М е р д ж е н. Аллах простит, как говорят у нас в деревне.

В кабинет входит  А й г ю л ь.

А й г ю л ь. Нурлы Хекимович, вы не искали меня?

Х е к и м о в. Нет, Айгюль.

А й г ю л ь (не спешит уходить). А то я была в буфете. Думала, может…

Х е к и м о в (перебивает). Нет, нет. Иди. Я занят сейчас. Мы здесь обсуждаем проблему плана.

Айгюль, передернув плечиками, выходит.

М е р д ж е н (насмешливо). Вроде отчитываешься перед ней?

Х е к и м о в. Да нет же, Мерджен. Говорю, у меня с ней ничего не было.

М е р д ж е н. Возможно. Пока нет. Начальная стадия: многообещающий, волнующий флирт… кошки с мышкой. Искалечишь ведь и ее.

Х е к и м о в. Не такая уж она мышка, эта Айгюль, если уж на то пошло. Ее ведь к нам из главка…

М е р д ж е н. Спихнули — ты хочешь сказать?

Х е к и м о в. Вот именно.

М е р д ж е н. Это все знают. Жена Карлиева грозила устроить скандал.

Х е к и м о в. Ну, вот видишь, ты в курсе. Жизнь есть жизнь. А люди есть люди, Мерджен. На всех уровнях. Но она и до Карлиева кое-что знала. Айгюль — новое поколение. Они не делают проблем из поездки за город в «Жигулях» с замужним мужчиной. У них все проще.

М е р д ж е н. Да, проще… до тех пор, пока не станет такой же калекой, такой же психопаткой, как я. У женщин не может быть проще, Нурлы, только сложнее.

Х е к и м о в. Ты где-то права по-своему, Мерджен: настоящих мужчин сейчас все меньше и меньше. Да, привыкли к рогам! Привыкли слюнявить уже обслюнявленное. Никакого самолюбия! Увидишь, через годик-другой Айгюль выйдет замуж. Мало ли дураков?

М е р д ж е н. Если муж дурак и рогоносец, а жена дрянь, какие у них будут дети?

Х е к и м о в. Это будет следующее поколение.

М е р д ж е н. Где будет еще проще?

Х е к и м о в. Вот именно. И что нам за дело до них, Мерджен, а?

М е р д ж е н. Ну, ты и тип, Нурлы!

Х е к и м о в. Что ты имеешь в виду?

М е р д ж е н. Так ведь речь идет и о твоих детях! У тебя их четверо!

Х е к и м о в (внезапно раздражается). У меня — да! У меня! А вот у тебя их нет! Ни одного! (Тотчас берет себя в руки.) Извини, Мерджен, я не хотел… Кстати, как там у тебя с Оразом Байлыевым? Говорят…

М е р д ж е н. Тебя это не касается.

Х е к и м о в. Ну, хорошо. Не касается — и не надо. Я вижу, ты раздражена. Успокойся, пожалуйста. Мерджен, я не собираюсь обсуждать с тобой наши былые отношения и твою личную жизнь сегодня. Я хотел поговорить с тобой о деле. Личное и работа — это разные вещи.

М е р д ж е н. Как сказать.

Х е к и м о в. Короче. Что за шлея попала тебе под хвост? Конец года. У нас горит план. Твой штамп ОТК должен спасти честь фабрики; нашу честь! Мерджен! Милая!

М е р д ж е н. И ваши премиальные?

Х е к и м о в. Да, в конце концов. И наши премиальные. Наши! В том числе и твои.

М е р д ж е н. Я не пропущу брак, Нурлы!