Князь сказал, что издать новый приказ не может, потому что нельзя: контроль по головке не погладит.

— Пиши заявление, выдам тебе из директорского фонда сотню, и скачи во весь опор!

Князь большой знаток фольклора. О быстроте он сказал иначе:

— Намыль бороду здесь, а брей там.

Мол, чтоб и засохнуть борода не успела. И сам радуется:

— Каков ваш директор? Поговорок у меня — как нефти в наших недрах.

На сей раз я сдержал улыбку. Чтоб снова не дразнить.

— Это, — он показал на канистру, — от наших шамхорских шефов, десять лет выдержки. Повезешь, может пригодиться. Но долго держать нельзя, съедает пластмассу. А это, — протянул мне плоскую коробку, — мой сувенир, передашь учителю.

— Но я уже был у него.

— Еще раз пойдешь. Не бойся, кинжал твой не иступится. И чтоб без акта не приезжал!

Мать развела руками:

— Ну и дела!..

— Не веришь, — сказал я, — сама позвони Князю.

А она вздыхает:

— Удивляюсь я вам. Кто б хоть сказал ему: «Князь, деньги-то народные!»

— Подумаешь, не обеднеем.

Я знаю, что у нее на уме: женитьба любимого сына, меня то есть. Она всегда против моих поездок. Чтоб я рядом был. Будто украдут меня в чужом городе. И потому успокаиваю:

— Вот закончу срочные дела, тогда и о свадьбе подумаем, — и тянусь рукой к портфелю и канистре. Но не тут-то было! Черт меня дернул о свадьбе заговорить!..

— Как? Ты уезжаешь? Сегодня?! — Мать слово говорит, а Асаф вторит ей, поддакивает. — А свадьба внучки Дурсун-киши? Поедешь завтра! Дело подождет! Если б не приезжал из Москвы, была бы уважительная причина — человек в командировке! Но раз приехал, и все знают, надо идти. Не пойдешь — на всю жизнь обидишь Дурсуна-киши. Новая командировка? Но кто ей поверит?

Жених к тому же был старым другом Асафа — вместе служили в армии, вместе институт кончали. Только я хотел возразить, проявить твердую волю и решимость — шутка ли, приказ самого Князя! — как неожиданно заявился и сам жених. Чуть не плачет.

— Что с тобой, Полад? — спрашивает Асаф.

А он:

— Спасибо, — говорит, — за эстрадный квартет, да только мать невесты, моя будущая теща, заупрямилась, и ни в какую! «Свою единственную дочь, говорит, разрешу брать в дом жениха только под звуки восточных инструментов!» А где я возьму народных музыкантов за два часа до свадьбы?!

И чуть ли не в ноги Асафу бросается:

— Выручай!

Асаф молчит, голову чешет. А Полад:

— Я все обдумал, — говорит, — музыканты нам нужны максимум на полчаса! Эстрадный квартет посидит у нас, а мы с восточными музыкантами придем в дом невесты и исполним волю ее матери — встретим Ламию народной мелодией и с почестями доставим к нам домой.

Да, тяжелая задача. Но друг в беде, и ему надо помочь. Сам не знаю, как не дал я рта раскрыть брату, опередил его:

— Нужны музыканты — найдем!

В этот предвечерний час музыкантов в городе можно найти в двух местах — рядом с филармонией и в сквере у вокзала. Я спросил, на каких условиях договариваться. Вместо жениха ответил Асаф:

— Что спрашиваешь? Чем дешевле, тем лучше.

— Тогда надо искать в привокзальном сквере — к филармонии ходят с толстым кошельком.

— Что ты медлишь, покажи, на что способен!

Полад подкрепил просьбу брата таким жалостливым взглядом, что я немедля выскочил на улицу. И стал я жертвой своего длинного языка.

Вместо того чтобы немедленно лететь в Москву, куда, сами понимаете, я рвался, я направился к вокзальной площади. Вечерело. Глянул в одну сторону, в другую и у края тротуара заприметил бородача, — мне на них определенно везло.

Еще час назад воображение рисовало захватывающие дух картины при ярких звездах, а теперь приходилось затевать торг. И снова с бородачом.

Он, а рядом — двое. Решительно направился к ним. И с ходу выпалил первые попавшиеся слова:

— Что-то я не вижу ваших инструментов.

— Наши инструменты дома, — ответил за всех бородач.

То ли пароль, то ли шутка — поди разбери!

— В каком смысле?

— В прямом.

— Восточное трио?

— Самое что ни на есть! Классика!

— А именно?

— С кларнетом.

— Это мне подходит.

Все трое встали.

— Будете работать полчаса.

Не успев встать, музыканты сели.

— Не подойдет. Ты не наш клиент.

Спокойствие стало покидать меня. Но не сдаваться же!

— Посажу вас в такси, повезу в дом невесты, встретим ее восточной музыкой, проводим в дом жениха, всего два квартала, и вы свободны!

Задумались.

— И весь вечер — в вашем распоряжении. Тридцать рублей за полчаса.

— Нет, не подойдет.

— Назовите свою цену.

— Еще столько же.

— Имейте совесть! Если б была моя собственная свадьба, клянусь честью, и торговаться не стал бы! Но и это не мало.

— Мы тебя слушали внимательно, и наш ответ ты слушал — мы сторгуемся.

— Сегодня свадьба нашего близкого друга. Мы сложились с братом и хотим преподнести жениху музыкальный подарок. Были бы лишние деньги, разве стал бы я просить? Мы студенты…

Кларнетист через силу зевнул. Отваливай, мол, что зря время теряешь?

— Могу десятку из своего кармана прибавить. Насчет брата не знаю… — Сделал паузу, но ни один мускул на лице бородача не дрогнул. — Пойду из автомата позвоню.

Бородач пожал плечами. Мол, мы тебя не задерживаем, иди куда хочешь.

Я оставил их. Пусть без меня подумают. На мое счастье брат оказался дома:

— О чем ты говоришь? Почти за такую же сумму я договорился с эстрадным квартетом. — Брат, конечно, прихвастнул. — Среди них известный певец, до утра играть и петь будут, а ты…

Делать нечего, вернулся.

— Не согласен брат.

Кларнетист даже не посмотрел на меня. Решил сделать вид, что пойду искать других, позовут — вернусь, не позовут — сделаю круг, а там видно будет. Не позвали.

Я завершил круг, чтобы снова начать нудную торговлю, как заговорил толстячок, сидевший рядом с кларнетистом:

— А шабаш будет?

— Как у всех, так и у нас! — Я почувствовал, что соглашаются или близки к этому, и осмелел, хотя понятия не имел, будут ли танцующим жертвовать деньги, которые, как правило, идут музыкантам, это их приработок, или не будут.

Но мы уже ловили машину, чтоб музыканты могли заехать за своими инструментами, а в машине все тот же толстячок ругал последними словами тех, кто пытается отменить такой народный обычай, проверенный веками, как шабаш на свадьбе, и я поддакивал ему, говорил о верности традициям, о щедрости угощений… Но угощения трио не прельщали: голодных, мол, нет!

Звуки кларнета, зурны и барабана взорвали воздух, аж стекла в доме зазвенели. Улицу заполнило праздничное оживление, прохожие застыли, соседи высунулись из окон, вышли на балконы, народ плотно забился в ворота. Двигалось только шествие, сопровождавшее невесту. Трио было что надо: бородач-кларнетист задевал такие струны в душе, что хотелось пуститься в пляс. Глаза его из-под пляшущих бровей следили за кларнетом, который описывал круги в такт музыке. Все выдавало в нем истинного музыканта. Толстячок слился со своим барабаном в нечто округло-внушительное, зурна будоражила, оглушала публику. В толчее жених успел-таки выразить мне благодарность своим кивком головы.

Свадебная процессия двинулась к дому жениха. Машина с привязанной впереди куклой еле ползла, и неизвестно, почему молодых посадили в машину — идти было всего две минуты. Из парикмахерской на углу выскочили брадобреи в белых халатах, какой-то человек с намыленным лицом — всем хотелось приобщиться к свадьбе, согреться чужим счастьем.

Вошли во двор, посадили музыкантов; жених с невестой, плавно танцуя, сделали два круга по асфальту. Двор был полон гостей с жениховской стороны. Какая-то женщина прямо над моим ухом сказала:

— А я была в красной фате на своей свадьбе.

— Я тоже, — ответила ей другая и добавила: — Но теперь в моде белая.