— Ваше благородие! — говорит он, ломая в руках свою шапку: — радость то какая! Живы! Сами живы и госпожу полковника спасли! А я чайку поставил и закуски какой-никакой сообразил, давайте чаевничать, да и место найдем для вашей барышни. Там посредине палатки можно простыню сообразить, дабы сраму не иметь.
— Ты в своем уме, старый хрен? — спрашивает его невесть откуда взявшаяся валькирия Цветкова: — ты чего говоришь? Не, барышню надо отдельно селить, она же девушка. Я, конечно, Владимиру Григорьевичу доверяю, но люди могут подумать черте что! Мария Сергеевна просто запамятовала что в общей палатке у валькирий место есть. Там ее и разместим, негоже незамужней девушке да молодому барину в одной палатке то.
— Даже не знаю — говорю я: — с одной стороны вроде как приказ. Я и так Марию Сергеевну ослушался… пару раз. А с другой стороны и правда… — я бросаю оценивающий взгляд на барышню Лан и та только фыркает, поймав его. Отворачивается, при этом умудряясь идти в ногу со мной. Вообще барышня Лан сейчас производит впечатление натянутой струны, ее пальцы подрагивают, на щеках лихорадочный румянец. Понять ее можно — она в плену, видимо искренне приготовилась к казни, непонятно что им там про нас рассказывают, может что мы с пленников кожу живьем сдираем? Даже если нет — все равно попасть в плен это стресс. А до этого — каменный купол под землей… в общем испереживалась барышня из Восточной Ся. Она и сейчас-то держится на морально-волевых, а дай ей безопасное место — так упадет и заснет на месте сразу же. Так зачем ее лишнему стрессу подвергать и в палатку со мной селить? Она ж будет и дальше сжиматься в комок… и причины для того есть. Не, надо ее к валькириям отправить, права Цветкова, зачем мне такое жароптицево перо под боком… много, много непокою принесет оно с собою. Оно мне надо? Тем более что я тут надумал над своей силой пару экспериментов провести… как высплюсь и поем. И переоденусь, а то опять половина одежды в хлам порвана, сожжена и замарана. Сапоги и вовсе развалились. Эх… мне бы дар сапожника. Чтобы раз — и на ногах ботиночки…
— Я не знаю как у вас, в вашей голодной и варварской стране — произносит барышня Лан, на этот раз без малейшего акцента: — но у нас принято, чтобы муж и жена вместе жили. Таковы традиции.
— Авххах! — поперхнувшись чем-то, давится валькирия Цветкова, падает на землю шапка из ослабевших рук Пахома. Удовлетворенная реакцией барышня Лан из рода Цин, Мастер Парных Секир «Север-Юг» — поправляет накинутую на нее шинель и берет меня под руку.
— Обесчестил — неси ответственность! — шипит она мне в ухо. Ясно, у барышни истерика от обилия стресса, отсюда такое поведение, нетипичное для восточных женщин. Это от народа Хань еще можно ожидать, там у них девушки могут так вот. Потому что равноправие в Хань процветает еще круче чем в Российской Империи. А вот в Восточной Ся с этим туго. А у барышни истерика, вот она и прет как бульдозер, нарушая общепринятые нормы морали. Хотя, да, чего ей терять? Военнопленная, даже личная пленница. И так у нее имидж подпорчен, не знаю как у них с этим. Потеряла ли она «лицо» или «забыла лица своих предков» — не в курсе за традиции Восточной Ся. Это к полковнику Мещерской надо подходить, она тут десять лет, все про них знает. А полковник Мещерская судя по всему меня видеть не желает.
— Клевета — отвечаю я, вспоминая заветы гусара Леоне — никогда ничего не признавать, а если приперли — выпрыгивать из окна: — не было ничего.
— Еще как было. — кивает она: — ты же сам сказал, что условия договора надо соблюдать. Ты меня победил, я твоя наложница. До момента появления первой жены — я единственная твоя женщина. Чтобы там Тигрица себе не думала.
— Вот бы матушка ваша покойная обрадовалась — говорит Пахом, поднимая шапку с земли: — внучков бы понянчила!
Глава 22
Выбор стратегии дальнейших действий зависит от многих факторов. Римляне, столкнувшись с ужасающими атаками боевых слонов Ганнибала, конечно, хотели бы жечь их лазерами из глаз и откручивать им головы голыми руками как киношные супергерои, однако могли рассчитывать лишь на собственные силы. Что могут сделать против огромных животных обычные пехотинцы с короткими мечами и щитами во весь рост? У легионеров и копий то длинных не было… однако римский легион — это не только воины. Легионер — это строитель, землекоп, инженер и носильщик. И чего-чего, а инструментов у легиона было вдоволь. Длинных досок, молотков и гвоздей. Набив в доску длинные гвозди и перевернув эту доску остриями гвоздей вверх — вы получаете протовослоновый девайс, заграждение, которое легко преодолеет пехота, но остановит слона и даже может вынудить его начать топтать свою собственную пехоту, в конце концов слоны не то, чтобы хорошо разбираются в штандартах и знаках различия, какая им разница кого топтать.
Но для того, чтобы изобрести такой замечательный противослоновый девайс и применить его в бою, римские военачальники сперва тщательно проанализировали — какие возможности есть у них и какие — у Карфагена.
В моем случае — я ни черта не знаю. Не знаю, каковы пределы моего Высшего Родового Дара, не знаю своих уязвимых мест и слабостей, не знаю, как именно работает эта неуязвимость. Краткий анализ ничего не дает — с одной стороны в бою я неуязвим как Ахиллес, (Гнев, о богиня воспой Ахилесса, Пелеева сына!), а с другой стороны какая-то иголка в глаз не дает мне покоя… или у Ахилла была его пятка, а у меня — глаз? Суждено ли мне быть одноглазым, подобно Одину, который отдал свой глаз Мимиру, чтобы испить из источника мудрости?
Или еще вот — в бою я могу разорвать тварь на части, не говоря уже о человека, но когда я сжимаю упругую ягодицу девицы из рода Цин — ее мускульная ткань не рвется в клочья, кожа не лопается, хотя я сжимаю ее, прикладывая некоторые усилия. У меня где-то есть переключатель «трогать за попу (обычный режим)» и «боевая тревога, свистать всех наверх!»?
Пока это единственное объяснение, как и с ложкой в тот раз. Принимаем гипотезу, что когда у меня адреналин в крови плещется — я сразу «Халк крушить!» становлюсь. А как сижу расслабленный — так в меня можно и иголку воткнуть. Отсюда вывод… неприятный вывод, кстати. Про то, что вот если вдруг сижу я довольный и вполне себе счастливый у себя в комнате, книжку читаю или там коньяк с гусаром выпиваю, а в этот момент снайпер мне в голову — шмяк. И все, пораскинул мозгами гвардии лейтенанта, который раньше оказывается целым ротмистром был. Но когда у тебя мозги по комнате разбрызганы, разница в чинах уже не кажется чем-то существенным, и кто там останки гвардии лейтенанта от гвардии ротмистра отличит по внешнему виду и запаху?
— Я хочу есть! — раздается голос из-за простыни, которая теперь делит палатку на две части — мужская и женская. Голос, кстати — капризный. Или кокетливый? Не знаю, не разбираюсь в этих ваших оттенках серого, но точно могу сказать, что девица Лан из Цинов нравилась мне намного больше, когда помирать собиралась. В тот момент она была искренняя, простая, что ли… не юлила, не воображала себе невесть чего. Вот просто думала, что умрет сейчас и хотела умереть достойно. А вот сейчас, когда совершенно твердо уверилась, что никто ее тут казнить и пытать не собирается — расслабилась и начала какую-то свою игру играть. Губки надувает, делает вид что сердится и дурочкой прикидывается. Видимо любят мужчины из Восточной Ся таких вот… дурочек с надутыми губами. Демонстративно завесила простыней «свою половину», фыркала оттуда на мою грубость и «варварские привычки», на то, что чайник — жестяной, что чай — ужасный, что по полу дует и холодно и что она мерзнет. Отдал ей запасную шинель и серьезно задумался над тем, что мне нужна одежда. Шинелей больше нет, а китель и вовсе старый ношу, порванный и на скорую руку зашитый кем-то из валькирий, Пахом фамилию говорил, тоже какая-то цветочная фамилия, не то Роза, не то Пион… или Ромашка? Они тут после обучения в монастыре Святой Елены сами себе потом и имена и фамилии выбирают, оттуда столько цветочных фамилий в роте. Есть еще Суворова, только вот Романовых нет. Запрещено определенные фамилии брать. А то у меня полроты Романовых было бы. Вот не получилось из валькирий универсальных солдат без страха и упрека, боевых роботов, они остались девушками, да с боевыми умениями, навыками и бесстрашием, с магическими способностями и знаниями фортификации и поведения в случае боестолкновения… Но глядя на то, как они общаются, как они шутят друг с другом, как расцветают их улыбки, едва увидев меня — я понимаю, что не получилось выхолостить из них девчонок. И это хорошо. Знать не знаю, чего именно требует от них послушание Святой Елены, однако сами валькирии или Вальки, как их кличут в простонародье — остались все теми же девчонками, отзывчивыми на чужую беду, готовыми поддержать и помочь, всегда улыбчивыми и позитивными, радующимися обычным вещам — тёплому солнышку, доброму слову, вкусной еде и конечно же девчачьим сплетням. Я вот заметил, что грубость и хамство господина Малютина в среде валькирий романтизируются — дескать вот человек страдает-то… а при этом всегда остается интрига — а вдруг именно из-за тебя он страдает? Ведь валькирии не помнят своего прошлого, и каждая может быть его бывшей возлюбленной и тут уж смотришь на хамство мага шестого ранга господина Малютина — совсем другими глазами. Без злости, скорее с жалостью… интересно, как там сейчас господин Малютин? Не то, чтобы я за этого ублюдка переживал…
