— Чего встали⁈ Вниз! — бьет прямо в уши громкий крик и кто-то очень сильный — дергает назад за воротник, трещит ткань, реальность переворачивается, небо с землей меняются местами и, прежде чем я понимаю, что происходит — все летит кувырком. Свет бьет в лицо, грохот выстрелов совсем рядом оглушает, сотрясает все тело, во рту песок и металлический привкус, я отплевываюсь, едва приподнимая голову от земли и что-то падает на меня сверху, прижимая вниз и заставляя снова впечататься лицом в грязный снег. Снег⁈

— Вниз! Голову вниз! Сейчас оно вернется, нам бы только чуток продержаться! — кричит в ухо голос и странная отстраненность охватывает меня. Я не понимаю, где я и что вокруг меня происходит, но волнение вдруг уходит, растворяется, делает все вокруг… странным. Сон. Я сплю. Как иначе объяснить, что я лежу на грязном снегу, вжимаясь телом и вздрагивая от близких разрывов? Что рядом со мной лежит крупный мужчина с землистым, некрасивым лицом в крупных оспинках, который вдавливает меня в этот самый снег и кричит на ухо чтобы я не поднимал голову и что достать может, что негоже барину сейчас в драку лезть, голову же оторвут, не приведи Господь, вы уж потом что хотите то и делайте, но сейчас лежите, умоляю Богородицей, лежите смирно, а то заметит…

Несмотря на причитания мужчины с землистым лицом — я отстраняю его руку и оглядываюсь вокруг, поднимая голову. Снег — вот что я вижу, много снега вокруг. Снег и кровь. Рядом, совсем неподалеку, метрах в трех — лежит тело девушки в серой шинели, парадного толка — с аксельбантами, ярко-красными вставками и золотыми пуговицами. Рядом с девушкой на снегу — винтовка с примкнутым штык-ножом, который больше похож на среднего размера меч. Винтовка необычно большого калибра, мелькает у меня в голове, ну да это же сон, чего тут только не случится. Золотые волосы девушки разметаны в стороны по грязному снегу, а половина грудной клетки — разворочена от попадания чего-то крупнокалиберного. Ее застывшее в гримасе боли лицо и стеклянные, мертвые глаза — обращены ко мне, она словно пытается что-то сказать.

Чуть дальше, сразу за ней — на одном колене стоит другая девушка в парадной шинели, но на голове у нее — высокая шапка из серого меха с золотой кокардой впереди, она поднимает такую же винтовку к плечу и стреляет куда-то вперед. От отдачи с нее слетает шапка и золотистые кудри рассыпаются по плечам. Они что сестры? — думаю я, глядя на волну золотых волос, что растекается по серой ткани парадной шинели. Интересный сон, думаю я, надо вставать и присоединяться к этому всему, грустно же если сейчас проснусь и не узнаю с кем мы тут воюем…

Я решительно откидываю руку мужчины с землистым лицом, краем глаза замечаю, что одет тот в шинель, но далеко не такую парадную как на девушках, что на мне тоже шинель и эта шинель другого цвета чем у девушек, что у меня оторван рукав, течет кровь, не сильно, но все же. Я ранен? Боли не чувствую. Как определить, что это сон? Я не чувствую боли, значит мне все это снится. И девушка, которая лежит на снегу, рассыпав свои золотые кудри, которую жалко. И ее сестра, которая стреляет из винтовки куда-то вдаль, передергивая затвор на своей большой винтовке и каждый раз вкладывая в патронник один патрон едва ли не пятидесятого калибра.

— Ваше благородие! — причитает мужчина с землистым лицом, но я уже встаю на ноги. Что может со мной произойти? Да ничего. Я же сплю. А может поймать шальную пулю и проснуться? — мелькает в голове мысль, но я тут же отбрасываю ее. Пока спится — буду спать. Как я тут оказался — не помню. Еще один аргумент в пользу того, что мне это все снится. Если вы не помните, как именно вы очутились в этом самом месте — значит вы спите.

Я встаю на ноги и оглядываюсь. С высоты собственного роста все выглядит совсем иначе. Девушка, которая лежит на снегу, глядя в пространство пустыми глазами — не одинока. Вокруг лежат несколько тел в таких же серых шинелях из хорошей ткани, серых шинелях с красными вставками, золотыми пуговицами и аксельбантами. Но их ранения… они словно разорваны на куски каким-то зверем или взбесившейся строительной техникой — переломаны и порваны как тряпичные куклы сердитым псом. Несколько девушек держат в руках винтовки и лихорадочно перезаряжают их, прикладывают к плечу и ведут огонь куда-то в туман. Туман? Да, вокруг туман, из моего рта также вырываются клубы пара… холодно сегодня.

Пятачок, на котором мы ведем бой — полон грязного снега, мы здорово потоптались на нем… но мое внимание приковывают следы… и мурашки бегут у меня по спине. Эти следы — это не человек. Ни одна из девушек в красивых, парадных серо-красных шинелях с аксельбантами и с высокой меховой шапкой — не могла оставить такие следы. Ни мужчина с землистым лицом, который тянет меня вниз за руку, ни я — тоже не могли. Не один человек не может оставить такие следы. Здоровенные, разлапистые, немного похожие на следы слона… если бы у слона были здоровенные когти… и если бы слон двигался так быстро… по осыпавшемуся снегу на краях следов было видно, что зверь просто ворвался в наши ряды и раскидал нас в стороны. Нас? Окидываю взглядом девушек с винтовками. И… трое разорваны и лежат на снегу, шестеро — палят в белый свет как в копеечку, одна — сидит на снегу с побелевшим лицом, держась за окровавленный бок.

Все ясно. Очередной сон-катастрофа. Ну знаете, там, где самолет падает вниз и «мы все погибнем», или там корабль тонет… частенько такое снится. До определенного момента такие сны могут быть кошмарами, но когда осознаешь себя, справляешься с собственными страхами — такие сны не больше чем развлечение. Спасаешь кого можно, сражаешься с монстрами, которые не такие уж оказываются и страшные, а уж когда понимаешь, что ты — спишь… тогда у тебя открываются невероятные способности! Это же сон — думаешь ты, мой сон, а значит — я могу… например летать! Помню, как в первый раз осознал это — что я просто сплю… и вылетел в окно! Правда, недалеко, обычно у мозга не хватает ресурсов изобразить полет и землю далеко внизу, мозг и так напрягается, потому — серый туман и возврат на место, в коридор больницы… но я снова разбегаюсь и вылетаю в окно! И так раз пять — пока не проснулся. Мозгу сложно изображать лестницы или там большие пространства… вот потому вокруг и туман. Сейчас из тумана вылезет какая-нибудь Тварь, а я — разорву ее на части голыми руками. Потому что это не просто сон — это мой сон и я тут хозяин.

— Прекратить огонь! — кричу я дурниной, в голос, чтобы перекричать этих идиоток, которые попусту тратят драгоценные боеприпасы. А еще — мешают мне сосредоточится грохотом выстрелов. Грохот прекращается и девушки — поворачивают свои лица ко мне. Я оглядываю себя. Да, шинель у меня немного запачкалась… но тем не менее — на поясе у меня висит кобура с одной стороны и сабля — с другой. Сабля кавалерийская, не пехотная… что за бред, откуда тут лошади?

— Не тратьте боеприпасы! — командую я девушкам: — окажите помощь раненному… раненной. И встаньте поближе… ни черта не видно же.

— Ваше благородие… — тянет меня за рукав мужчина с землистым лицом: — вы бы пригнулись, а? Сейчас неровен час выскочит опять из тумана и…

— Да. Слышал. — я стряхиваю его руку и поворачиваюсь к девушкам. Они уже взяли себя в руки, двое склонились над раненной, остальные — встали на одно колено, спинами друг к другу, взяв их в кольцо. Типичная картина прикрытия команды медиков во время эвакуации, вот только вместо карабинов или штурмовых винтовок у них в руках громоздкие винтовки… как я успел заметить — одно зарядные. Что-то вроде винтовки Бердана, но покороче и под огромный калибр. Зачем такой огромный калибр? Для человека это явный перебор, оверкил. Слишком много энергии будет впустую расходоваться, а каждый патрон — это лишний вес. Там, где пехотинец может носить едва ли не тысячу малоимпульсных и промежуточных патронов… эти вот патроны в палец толщиной можно едва ли сотню с собой таскать…