Выйдя из оцепенения, Загорулько поспешил на спардек. Когда он пробился к этому месту, генерал Зашихин, командующий ПВО флота, полковник Потемин, командир находящегося на борту «Казахстана» зенитного полка, военный комендант транспорта старший лейтенант Шумаков и ещё несколько военных уже перебрались на тральщик. Охрана генерала Зашихина выстрелами в воздух отгоняла толпу солдат и штатских пассажиров от этого района палубы, готовясь последовать за своим начальством.

Какой-то армейский лейтенант, перегнувшись через леера, кричал Потемину:

— Товарищ полковник! Куда же вы?! Полк бросаете? Стыдно должно быть!

Полковник Потемин побагровел и, решительно взявшись за свисающий конец, снова забрался на борт «Казахстана», резко заметив укоряющему его офицеру:

— Чего разорались?! Я генералу помог перебраться!

Старпом Александров, увидев Загорулько, сказал:

— Давай на буксир перебираться. Судно всё равно погибнет.

Помполит Желтов, испуганно оглядываясь по сторонам, молчал. Но весь его вид говорил, что он полностью согласен с мнением старпома. Когда первая бомба попала в мостик, помполит спал на диване в каюте позади штурманской рубки. Разбуженный взрывом, он сам не помнил, как выбрался из горящей рубки, и с тех пор все его мысли были направлены только на то, чтобы куда-нибудь вырваться из того ада, в который превратился военный транспорт №523 «Казахстан». Как бы подзадоривая его, какой-то высокий полковник из штаба генерала Зашихина, перебираясь на тральщик, посоветовал:

— Уходите, а то все здесь погибнете.

Загорулько молчал.

— Не паникуйте! — закричал в мегафон командир тральщика. — Я сейчас попробую вас буксировать. Пошлите людей на бак. Пусть подают конец.

Тральщик стал медленно отходить от борта.

Загорулько хотел отправиться на бак, чтобы руководить подачей буксира, но тут чей-то пронзительный голос на высокой истерической ноте завопил:

— Воздух!

Загорулько взглянул в небо. Три «юнкерса», выскочив из-под задымленного солнца, неслись на горящий транспорт.

В тот же момент старпом Александров и помполит Желтов бросились за борт. А за ними посыпались чередою все стоявшие у борта.

Загорулько ещё успел увидеть, как с тральщика бросили конец, вытаскивая к себе на борт Александрова и Желтова, и как огромный столб воды встал между тральщиком и «Казахстаном».

Столб воды обрушился на палубу транспорта, сбив Загорулько с ног. Падая, он видел, как тральщик, меняя курсы, быстро уходит прочь от «Казахстана».

Лёжа на палубе, закрыв голову руками и слыша вынимающий душу вой пикировщиков и визг падающих бомб, Загорулько вдруг осознал, что поскольку «убыли» капитан Калитаев и старший штурман Александров, он автоматически вступил в командование «Казахстаном». Это было первое судно, попавшее под его командование. Конечно, ему хотелось, чтобы такое событие произошло при других обстоятельствах.

С мостика лидера «Минск» адмирал Пантелеев следил в бинокль за тремя чёрными точками, появившимися в небе за кормой. Никаких сомнений не было. Это могли быть только бомбардировщики противника.

Занимался чудный день. Солнце заливало тихое, слегка рябившееся море. Дул прохладный ветерок, но было тепло. Адмирал и капитан 2-го ранга Петунин стояли на мостике в одних кителях.

Вскоре стало ясно, что самолётов не три, а пять. Все — «Юнкерсы-87». «Минск» и идущий впереди «Ленинград» открыли заградительный огонь из всех орудий. Рыскавшие вокруг катера МО добавили в завесу огонь из своих зенитных средств.

Сплошная стена заградительного огня встала перед немецкими пикировщиками, которые уже были прямо над головой и зловеще кружились, выбирая цели.

Трое из них ринулись на «Ленинград», двое — на «Минск».

Следя за падением авиабомб, капитан 2-го ранга Петунин давал команды рулевому: «Лево руля!» и через секунду: «Право на борт!»

Повреждённый лидер, принявший много воды, плохо слушался руля и маневрировал не так чётко, как хотелось бы.

Одна из бомб рванула в 10—15 метрах от борта, засыпав корабль осколками и заставив пригнуться самого адмирала Пантелеева, принципиально не одевавшего каску.

Хуже было то, что силой взрыва выбило заглушки из пробоин правого борта, и в корпус лидера снова стала поступать вода, что было уже совсем некстати. Группа борьбы за живучесть снова ринулась вниз на борьбу с водой.

А бомбы продолжали сыпаться, правда, все мимо. Заградительный огонь не давал немецким пилотам правильно выйти в точку сброса бомб.

— Два справа, мимо! — докладывали сигнальщики. — Слева одна, мимо!

Адмирал Пантелеев наблюдал, как столбы воды встали с левого борта «Ленинграда». Лидер резко уходил вправо, почти ложась на обратный курс, ведя при этом яростный огонь из всех орудий.

— Товарищ адмирал, смотрите! — крикнул командир «Минска», показывая биноклем вверх.

Адмирал вскинул бинокль в небо.

Один из пикировщиков, надсадно гудя мотором, тяжело набирал высоту, выходя из пикирования. За ним волочился шлейф чёрного дыма, пламя лизало фюзеляж. Так и не набрав высоты, бомбардировщик вдруг перевернулся «лапами» вверх и рухнул в море, подняв огромный столб воды, огня и обломков.

Никто не кричал «ура». Может быть кто и кричал, но за грохотом стрельбы адмирал ничего не слышал. Он даже не знал точно, чьим огнём сбит самолёт — их или «Ленинграда»?

После прошедшей страшной ночи потеря противником одного бомбардировщика уже радовала далеко не так, как совсем недавно во время бесконечных дуэлей с самолётами на Таллиннском рейде.

Самолёты ушли.

Снова построившись в кильватерную колонну за тральщиком «Гак», «Ленинград» и «Минск» продолжали движение на восток, увеличив скорость до двенадцати узлов.

Мины перестали попадаться, и адмирал Пантелеев чувствовал, что они давно форсировали и оставили за кормой минные заграждения. Его подмывало отдать приказ убрать параваны, увеличить скорость узлов до двадцати и быстро проскочить в Кронштадт, пока какая-нибудь роковая авиабомба не прервёт или навсегда закончит их поход. Но осторожность брала верх и Пантелеев решил подождать по меньшей мере до прохода острова Гогланд.

Капитан плавмастерской «Серп и Молот» Андрей Тихонов приказа встать ночью на якорь просто не принял, а потому продолжал всю ночь двигаться на восток со скоростью восемь узлов, потеряв в темноте суда, оставшиеся от 1-го конвоя. На удивление, ночь прошла без всяких приключений. Справа и слева слышались взрывы. Горизонт озарялся багровыми вспышками, но огромная плавмастерская продолжала уверенно идти вперёд. Сигнальщики и дополнительные наблюдатели видели несколько плавающих мин, прошедших в опасной близости от бортов, но удача сопутствовала им — всё обошлось. Затем мины вообще перестали попадаться. Около полуночи они уже форсировали минное поле, хотя и не знали этого.

На рассвете на мостик поднялся второй механик Борис Криневич, усталый и осунувшийся.

— В носовых трюмах вода, — доложил он капитану. — Всё обследовали, пробоин нет...

— Где-то разошлись швы, — предположил капитан. — До Гогланда дотянем?

— Дотянем, конечно, — ответил Криневич. — Я послал целую команду во главе с Никитиным обследовать трюмы. Найдут, где течёт.

По расчётам, вскоре на горизонте должен был уже открыться Гогланд, где можно было надеяться снова получить какое-нибудь прикрытие.

— «Юнкерсы»! — услышал капитан Тихонов крик своего старпома Абросимова.

Четыре бомбардировщика приближались к плавмастерской со стороны правого борта.

Тихонов включил сирену.

Спавшие вповалку на палубе солдаты и пассажиры стали подниматься, испуганно оглядываясь и посматривая в небо.

Загрохотали зенитки и пулемёты «Серпа и молота». Огромное судно стало медленно разворачиваться влево.

Визг и свист, и огромный столб воды взметнулся у правой носовой скулы. Вперёдсмотрящий Николай Головченко взрывной волной был сброшен с полубака и сломал ногу. С помощью фельдшера его отправили в лазарет, а вперёдсмотрящим был поставлен машинист Павел Орлов. Бомбы упали по бортам, сильно тряхнув старое судно.