Т о п у з о в. Звучная фамилия. Для той эпохи прогрессивная.
Т р а к т о р о в. Замечательные получились похороны… Дорогой дядя Кольо, говорю, работники почты-телеграфа никогда, говорю, не забудут…
А л о и с проходит по комнате, несет подносик с лекарствами.
Ш и ш м а н. Алоис Хуана Перес-и-Перальта!
А с п а р у х. Что передавали? Какая сегодня погода, Алоис?
А л о и с. Преобладающая. (Улыбается.)
А с п а р у х. Алоис теперь уже все-все понимает.
Ш и ш м а н. А когда нас кто-нибудь не понимал?
Алоис подает лекарства сначала Топузову, потом остальным.
Т о п у з о в. Благодарю вас, мне не надо, пусть товарищам больше останется.
Алоис раздает лекарства, к Кынчо она подходит последнему.
К ы н ч о. А можно две?
А л о и с. Можно.
К ы н ч о. Душенька ты моя! Ох, случится в нашей богадельне какая-нибудь скверность.
А л о и с. Не поняла.
К ы н ч о.
Я перенесся на крылах любви,
Ей не преграда каменные стены,
Любовь на все дерзает, что возможно…
[3] Снова улыбнувшись, Алоис уходит.
Ш и ш м а н. А Кынчо два пакетика дали. Почему, как думаете?
К ы н ч о. Эх, брат, через мои руки столько артисточек прошло… Но тут другой коленкор… Черненькая. С такой закрутить — все сдохнут от зависти.
Т о п у з о в. А вам никогда не приходило в голову, что она, возможно, людоедка?
К ы н ч о. Да ладно вам!
Ш и ш м а н. Не у каждого голова доросла до того, чтобы такое приходило в голову.
Т о п у з о в. Правильно. Например, людоеды еще не доросли до вопроса «Быть или не быть?». Они говорят: «Мне быть, а тебе не быть».
Ш и ш м а н. А вот и культурные люди говорят: кто пляшет и поет, тому зло на ум нейдет. Людоеды же перед тем, как сожрать человека, поют и пляшут. Это что же значит? Что они ему добра желают?
Т о п у з о в. В доме престарелых не стоит прибегать к парадоксам. Мы люди немолодые, а парадокс — вещь внезапная, опасная…
Т р а к т о р о в. Знаете, товарищ Топузов, какие есть люди на свете! Перемывают мне косточки за то, что я на похороны езжу. Мол, кто любит похороны, тот жестокий человек. Это я-то жестокий! Если я жестокий, почему же всегда меня просят речь произнести над могилой? Потому что умею утешить. Вот я и думаю: набралось у меня десятка три надгробных речей, которые я произносил людям в утешение. Можно ведь, в конце-то концов, напечатать у нас «Избранные надгробные речи Ивана Тракторова» и использовать их для траурных церемоний в зависимости от того, кого хоронят. Сколько бумаги исписано про шпионов и сыщиков! Про разводы и некультурность молодежи! Я смотрю, писатели даже половой акт взялись описывать…
Ш и ш м а н. Это на Западе, наши поскромнее. Они еще только про миграцию писать собираются.
Т р а к т о р о в. Денег я не прошу.
Ш и ш м а н. А вот это, Тракторов, ты зря. Любой скажет: «Ежели задаром отдает, значит, товар у него завалящий». Слыхал ты, чтоб, скажем, написал человек книжку и отдал ее задаром? Да такую книжку никто и в руки не возьмет.
К ы н ч о. Книги пишутся из любви к живому человеку. За такую любовь надо платить, потому что, если живому человеку не заплатить, никогда он другого живого человека любить не будет.
Ш и ш м а н. А мертвого любят бесплатно.
А с п а р у х. Я читал, что обязательно надо раз в неделю ходить на кладбище, очищает душу.
Ш и ш м а н. А никто не ходит. В субботу и воскресенье за город едут, на природу. Постелят на траву одеяло, консервов поедят и кричат: «Йе-йе-йе-йе, йе-йе-йе-йе!»
Т р а к т о р о в. От «тру-ля-ля» душа чище не станет.
К ы н ч о. И здоровья, по-моему, тоже не прибавится.
Ш и ш м а н. Потому что ненормально это. Я сорок лет пас скотину в горах, ни разу «тру-ля-ля» не крикнул. Стыдоба… Меня бы за сумасшедшего приняли.
К ы н ч о. А ведь сумасшедший — это больной человек.
Ш и ш м а н. Нервный народ стал. Вчера ходил я в Дряново. В скверике возле бани ромашка растет. Я сосчитал… Четыре ромашки в траве и триста семьдесят шесть пластмассовых ложечек. Нервный стал народ!
Т о п у з о в. Когда оторвешься от своего корня — трудно.
К ы н ч о. Шишману-то ничего, он себе соорудил уголок народного быта.
Т р а к т о р о в. А у кого такого уголка нет, тем худо.
Т о п у з о в. Не тяжело тебе мимо родного дома проходить?
Ш и ш м а н. Тебе было бы тяжело, если б ты там автомобильную покрышку увидел?
Т о п у з о в. Автомобильную покрышку?
Ш и ш м а н. Ну четыре покрышки… Отец, говорит, мы за эту развалюху четыре импортных покрышки возьмем. Ровно столько за нее и дали — шесть сотенных… Еще у меня три улья было, так и на запаску хватило. Дом бухгалтер один купил. Дядя, говорит, Шишман… Я бы ему тоже сказал, да чего уж…
К ы н ч о. А бог с ним, с домом! Важно иметь хорошую компанию.
Т р а к т о р о в. И покой.
Т о п у з о в. Примите. (Протягивает им таблетки.) Мне сын присылает из ФРГ. Он у меня торговый представитель, доцент.
К ы н ч о. У нас в театре артист был, Кисимов, так он говорил: доцент — это звучит несерьезно.
В комнату неслышно входят ж е н щ и н ы.
Г е н а (шепотом подает команду). Три-четыре.
В с е (скандируют). Помогите, товарищ Топузов, погибаем!
Пауза.
Топузов обводит их недоумевающим взглядом.
Г е н а. Ты, говорит, мыльную воду пьешь? Нет, говорю. И овцы, говорит, тоже не пьют. Проваливай отсюда, а то как палкой огрею…
Т о п у з о в. Не понял.
Г е н а. Воды у нас нету, товарищ Топузов. Всю воду в соседнее село отводят, для телят, там у них телятник… Я стою у колонки стираю, а чабан здешний подогнал овец и сказал то самое, что я вам сейчас пересказала.
В е л и ч к а. И канализацию у нас прорвало. Течет под ограду, на шоссе. Дизентерия может…
Й о т а (что-то объясняет жестами).
А н о м а л и я. Йота хочет сказать, что надо у входа вкрутить лампочку. Снаружи темно, и мы тут как на рентгене.
Г е н а. Заведующая при кухне трех поросят держит. Вонища невыносимая. Я официанткой в ресторане работала — и то не помню такого, чтобы мы поросят откармливали…
К ы н ч о. И телевизор не работает. Мы за два года девяносто шесть телеспектаклей пропустили.
Й о т а (делает руками какие-то боксерские движения).
А н о м а л и я (Йоте). Не «тренирует», Йота, а «третирует»… (Топузову.) Йота хочет сказать, что здешний завхоз Шабан нас третирует. Физически.
Т о п у з о в. Как это может быть?
А н о м а л и я. А вот так. Я, говорит, цыган, нацменьшинство, имею привилегии.
Г е н а. Три-четыре!
В с е (скандируют). Помогите, товарищ Топузов! Погибаем!
Топузов поднимается, идет к двери. Все смотрят ему вслед. Затемнение.
В темноте слышен шум, топот. Радостные возгласы: «Идет! Несет! Ура!»
Свет зажигается. Ш а б а н вносит починенный телевизор. Следом входит Т о п у з о в с магнитофоном в руке.
К ы н ч о (встает перед экраном). Быть или не быть?
Ш а б а н. Отойди ты со своим Гамлетом! Шушига старая!
К ы н ч о. Ничтожество!
Ш а б а н (поднимает Кынчо, насильно сажает на стул). Сиди тут, покуда не съездил по пьяной твоей роже!
