П а р е н ь. Я боюсь ее спрашивать. Ведь я иногда задаю такие вопросы…

Д е в у ш к а. Боишься, что она взорвется?

П а р е н ь. А ты думаешь — нет?

Д е в у ш к а. А ты поговори с ней издалека.

П а р е н ь. Слушай, какие мы с тобой тут глупости говорим, а? Так я соскучился по глупому человеку!

Д е в у ш к а. Почему? Разве Киска так редко бывает здесь?

П а р е н ь. Прости, ты о чем?

Д е в у ш к а (смеется). Ишь ты — «прости», говорит. Что это ты вдруг такой вежливый стал?

П а р е н ь. Слушай, ты! Ты Киску не трогай…

Д е в у ш к а. Прости — почему?

П а р е н ь. Киска, она… Я люблю ее.

Д е в у ш к а. Она ужасная дура, эта твоя Киска!

П а р е н ь. Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про нее, я тебя выгоню!

Д е в у ш к а (единым духом). Твоя Киска дура, пустельга, трепачка, эгоистка, и думает только о себе, и не любит тебя, и только и старается всем нравиться: и Мони-ударнику, и Стиву Ривзу с тригонометрией, и этому мотоциклисту с поросенком, и Делчо-воеводе; она не стоит тебя, потому что ты добрый, потому что ты всю ночь продаешь тут бензин, и не спишь, и разговариваешь с бензоколонкой, и все делаешь ради нее, а она этого ничего не понимает, а ты ничего не видишь, потому что такие, как ты, ничего не видят, потому что ты добрый, потому что ты слепой и глупый, глупый, глупый!!!

Пауза.

П а р е н ь. Вали отсюда, дохлятина несчастная!

Д е в у ш к а. Я пойду, но мне очень обидно за тебя… (Выходит.)

П а р е н ь (в одиночестве). Мсье бак, все женщины психованные! (Барабанит пальцами по баку, бесцельно тычется во все углы.)

В дверях снова появляется  Д е в у ш к а.

Д е в у ш к а. Извини, я опять вернулась… Там что-то грохнуло в темноте, и я струсила… Ты прости за то, что я тут наговорила про Киску…

П а р е н ь. Наоборот, выдумщица, я очень доволен!

Д е в у ш к а. Я не выдумщица… Мне просто страшно…

П а р е н ь. Дай я тебя расцелую, трусливая ты моя выдумщица! (Обнимает ее, целует.)

Д е в у ш к а (удивленно). За что ты меня целуешь?

П а р е н ь. Потому что ты первый человек, который изругал эту мою Киску! Уже целый год кто ни увидит нас — все Киска да Киска, лучше Киски нет девушки, Киска — чудесная девушка, Киска — самая милая девушка на свете… Все Киска да Киска… И никого не нашлось, кто бы сказал о ней плохое слово, кто бы ей нагрубил, обидел — тогда и я бы почувствовал себя мужчиной, защитил бы ее, может, даже подрался с кем… Только-то я решил, что ее на руках носить надо, эту мою распрекрасную Киску, и тут явилась ты. Спасибо тебе!

Д е в у ш к а. Ничего не понимаю…

П а р е н ь. Сейчас поймешь! Слушай.. С двух сторон будет стоять конная милиция… Никого не будут пускать от девяти до десяти часов среднеевропейского времени… Ты видишь эти маленькие красные тюбики, на которых написано «Шелл»? Я собрал их больше двухсот штук. Мои друзья нанижут их на проволоку, и мы повесим их на каштаны, как гирлянды, как на Первое мая в Софии… Гирлянды, гирлянды! И вдруг — музыка!

Звучит свадебный марш. Парень хватает Девушку за руку.

И мы идем! Впереди — мы: я в белом костюме, в галстуке, на мне все блестит, и рядом со мной — Киска, эта самая Киска в белом платье с длинным, длиннющим шлейфом… Мы идем, идем, уже середина пути, а конца шлейфу не видно! А на балконах народ, и все кричат «Да здравствует Киска!».

Девушка, как будто обманувшись в чем-то, отнимает руку у парня.

И бросают цветы, много-много цветов… Вдруг группа пионеров разрывает цепь и устремляется к нам! Самый маленький тянется на носочках, завязывает Киске красный галстук. «Дорогая товарищ Киска! Мы, пионеры, никогда не забудем!..» — и забыл, чего они не забудут. А Киска целует его, и я целую — важно, как государственный деятель. И гремит «ура-а!». И тюбики вертятся, и весь город вертится, и мы вер-тим-ся-а-а… И уже мы не идем по улицам, а летим над домами, над деревьями и слышим снизу голоса: «Смотрите! Смотрите! Млечный Путь среди бела дня!» А на самом деле это Кискин шлейф — белый и длинный, как Млечный Путь… А дальше не знаю, что будет…

Пауза. Девушка снова молча берет сумку и медленно идет к двери.

Куда ты?

Д е в у ш к а. Ухожу.

П а р е н ь. Куда?

Д е в у ш к а. В Софию, куда же…

П а р е н ь. Но ведь ты решила попасть к морю?

Д е в у ш к а. Смысла нет.

П а р е н ь. Как это так — «смысла нет»?! Кто это тебе сказал, что нет смысла выполнить свое решение, сопля ты этакая?! И хватит нюни распускать! Ты не знаешь, что такое море! Ты никогда не видела столько воды, собранной вместе… И потом — там, где тебе кажется, что оно кончается, оно не кончается вовсе… У него нет конца… Так что — вперед!

Снаружи слышатся голоса и смех. Парень и Девушка смотрят на дверь. Входит  Л е с н и к, в руке у него заяц. Ветеринар и директор МТС остались где-то там, в темноте. Лесник сконфуженно смотрит на Парня и Девушку, нерешительно кивает им.

Пауза.

Ну что, поймал их?

Л е с н и к. Они меня поймали…

П а р е н ь. И о чем речь была?

Л е с н и к. О Гошке моем… О техникуме, куда он хочет…

П а р е н ь. Ах, о Гошке, о техникуме… Что ж, браво, браво! Оказывается, они очень добрые люди! Вот и зайца тебе дали — у-у, какой большой заяц, на полтора кило потянет! (Вырывает зайца из рук Лесника.) Теплый еще… Наверное, последним выстрелом уложили… Ветеринар, наверно, а? Ну говори, что ж молчишь! Ты ведь решил поймать, да? И показать им кузькину мать, да? Ну, говори, что онемел?!

Лесник вырывает зайца из рук Парня.

Л е с н и к. Не лезь не в свое дело, паршивец!

Лесник исчезает в темноте. Оттуда слышится его бормотание: «Вот паршивец этакий… Учить меня будет…», потом громкий смех всех троих.

П а р е н ь (Девушке). Слушай, иди, иди! Потому что когда-нибудь ты вспомнишь, что вернулась с середины пути, и тебе станет очень горько. И может, если ты вернешься в этот раз, ты потом никогда во всю свою жизнь никуда не придешь и ничего не достигнешь!

Д е в у ш к а (ободренная его словами). Ладно. А море далеко?

П а р е н ь. Все моря далеко. Иди!

Д е в у ш к а (у двери). Счастливо! И прости за то, что я наговорила про Киску.

П а р е н ь. Пока! А на обратном пути завернешь ко мне и расскажешь, были ли там красивые иностранки. Я знаю способ, как сразить девчонку наповал и без магнитофона, и без разговоров с колонками… Запомни: бензоколонка, девятый километр! Ну, улыбнись и иди!

Д е в у ш к а. До свиданья! (Выходит и исчезает во мраке.)

П а р е н ь (кричит ей вслед). До свиданья! До свиданья!.. До свиданья…

Занавес.

Перевод И. Марченко

Ю н о ш а.

Д е в у ш к а.

Т е т к а.

С т а м е н о в.

М и л и ц и о н е р  в  ш т а т с к о м.

Терраса на крыше жилого дома. Открывается крышка люка. Озираясь, на террасу поднимается  Д е в у ш к а. Она вытаскивает из-под навеса какие-то старые барабаны, расставляет возле дымохода и начинает в них бить. Несколько секунд спустя крышка люка снова открывается, на террасу осторожно, крадучись поднимается  Ю н о ш а. Он включает самодельный транзистор, находит музыку в ритме барабанного боя и приближается к Девушке. Девушка перестает бить в барабаны.