Вскоре я оказался в полном распоряжении мужичка, определенно гомосексуальной ориентации — эдакий «сладенький» жопокрут. Я хоть и не являюсь воинствующим гомофобом, всегда старался держаться от этой братии как можно дальше. Однако сегодня мне пришлось терпеть его общество, поскольку одна девица из местных портних, на мой вопрос о компетентности кутюрье, закатив глаза, выдала:

— Так это же сам Митрофан Афанасьевич Панкратов, к нему очередь из московских модниц на пятилетие вперед расписана. Но для Вашего Сиятельства, всё самое лучшее.

Ну лучшее, так лучшее, я не возражаю, главное, чтобы не было от него специфических поползновений в мою сторону. Короче, господа гомики, делайте промеж себя всё что вам заблагорассудится, но меня не замайте.

— С вашей фигуры, господин граф, впору Аполлона лепить, или эллинских героев рисовать. Идеальные телесные пропорции, — ловко орудуя ленточным метром сыпал комплиментами кутюрье. Хотя, здесь он никакой не кутюрье, просто «мастер-портной», поскольку французская ересь под названием haute couture (высокая мода) еще не добралась до российских просторов. Закончив предварительные манипуляции с измерительным прибором, господин Панкратов на некоторое время замер в полной отрешенности от тварного мира, можно сказать, впал в медитативное состояние. Однако очень скоро отмер и, обратившись к одной из работниц, сказал: — Евгения Степановна, будьте добры, доставьте со склада комплекты девятьсот двенадцать и тысяча двести, а также образец тысяча тридцать пятый. — Ну ни хрена ж себе! Похоже, этот уникум держит в своей голове весь наличный ассортимент готовой одежды.

Долго ждать мне не пришлось. Означенные комплекты готовой офицерской парадной формы и шинель из дорогущего английского сукна были тут же доставлены. Осмотрев их, мастер немного подумал и, поменяв местами штаны с одного комплекта на другой, велел мне уединиться в примерочной кабинке.

Когда я вышел оттуда, Митрофан Афанасьевич осмотрел меня с ног до головы сначала в шинели и новой фуражке и, вроде бы, остался полностью удовлетворен. Затем велел снять верхнюю одежду и головной убор, после чего принялся бегать вокруг меня как заводной, при этом что-то записывал в свой блокнот. Лично я при осмотре себя в зеркале не нашел никаких огрех. А вот Панкратов, что-то такое все-таки углядел. Он заставил меня снова переодеться в прежнюю форму, попросив также снять все награды. Пока специалисты трудились над окончательной доводкой моей формы, мне были предложены чай или кофей. От кофею не отказался.

Не прошло и часа, как я уже стоял на шумной московской улице, сверкая золотыми майорскими погонами и прочими регалиями. Митрофан Афанасьевич настоятельно рекомендовал заказать дубликаты моих наград и определить их на шинель, что не возбраняется воинскими уставами. Данному совету не последую, ибо размещать «иконостас» еще и на верхней одежде, вовсе не обязательно, и для многих заслуженных ветеранов дороговато станет. А по мне так форменное излишество, граничащее с вопиющей нескромностью.

Первым из знакомых, кого я встретил в студгородке оказался Колька Жомов. Увидев на моих плечах майорские погоны, лепший кореш был удивлен до онемения. А после того, как усмотрел графский перстень на моей руке, он едва не сомлел, аж глаза закатились. Пришлось застывшего в ступоре парня едва ли не на себе затаскивать в мои апартаменты. Однако, стоило мне снять шинель, его глазищи стали размерами как у японских анимешных персонажей едва ли не с чайное блюдце. Лишь через пару минут, он, немного очухавшись, нашел в себе силы молвить:

— Ну ты даешь, Зуб! Очешуеть!

— А вот столь фамильярное обращение к Моему Сиятельству, Николай, чревато. Велю холопам, высекут на заднем дворе моего имения.

Разумеется, я сказал это в шутку. Однако приятель принял мои слова за чистую монету.

— Значит так, Ваше Сиятельство? — С нескрываемой обидой в голосе сказал Жом и собрался, было убраться восвояси. Пришлось ловить его за хлястик шинели и водворять обратно.

— Колян, ты чего это? Шуток не понимаешь? А ну, раздевайся, сейчас достойно сбрызнем мои награды, пока Валентины нет. Что-то она в последнее время уж очень сильно начала тебя опекать в плане выпивки.

Осознав, что мой тон всего лишь безобидный розыгрыш, приятель просветлел лицом и принялся снимать студенческую шинельку.

— Ну да, вредно, — грит, — много пить. О моем здоровье печется, родная.

Я принялся выставлять на стол закусь и выпивку — недаром после ателье забежал в один популярный столичный гастроном и затоварился там готовыми блюдами в фаянсовых тарелочках. Кастрюльках и судках. Но, как только мы собрались принять по первой, в комнату ворвалась взбудораженная Екатерина.

— Ну Зубов, стоит лишь на мгновение оставить мужа, как вы… — что именно хотела она сказать мы так и не узнали, ибо, увидев пополнение к моему иконостасу, а также графское кольцо на пальце, да еще майорские погоны на плечах, резко осеклась. Впрочем, ступор Катюшин длился значительно короче, чем у её супруга. Она довольно быстро пришла в чувства и, взвизгнув от восторга, принялась меня более внимательно осматривать. Наконец, обняв за шею, чмокнула героя в щечку и от чистого сердца сказала: — Поздравляю, Володя! Ты молодец! Вполне заслуженные награды. Ладно, сегодня отрываемся по полной. Может, Исидору кликнуть? А, Володь? — Но, увидев кислое выражение на моей физиономии, поняла всё без слов.

Легкий шелест пропеллеров «Левиафана-344», огромного пассажирского дирижабля следующего из подмосковного Нероково в город на берегу Японского моря, именуемый Восточный.

Нероково в иной реальности Внуково. Здесь это место также воздушная гавань, только для летательных аппаратов легче воздуха. Город Восточный на прежней Земле — Владивосток. Население тысяч триста, в основном военные и их семьи. В этой реальности также главная военно-морская база Российской Империи на Дальнем Востоке, поскольку благодаря стараниям магов-стихийников Залив Игнатова (на прежней моей Земле Золотой Рог) круглый год свободен ото льда. Залив, Петра Великого той реальности здесь называют Хашавей, от китайского Хайшаньвэй, что означает залив Трепанга, так наши южные соседи именовали эту часть Японского моря до прихода русских. Лет через двадцать пять, после того, как наши люди обосновались в этих местах, указом Государя Императора китайским промысловым судам было запрещено входить в воды Залива Хашавей. Циньцы, разумеется, попытались прогнать наглых поселенцев с этих территорий. Но не тут-то было, у русских оказалось явное превосходство как в огнестрельном оружии, так и магии. Как результат, граница Российской империи продвинулась аж до Кореи, а всё коренное население было либо депортировано от греха подальше в Китай, либо выселено в Сибирь-матушку, она большая. В конце девятнадцатого века точно также поступили с непокорными маньчжурами, часть выдворили за пределы Российской Империи, часть отправили в Сибирь к братьям тунгусам и эвенкам.

Стоит отметить, царское правительство этой реальности с бунтовщиками не церемонится. Малейшие проявления нелояльности к правящему режиму подавляются самым жесточайшим образом. Под вопли просвещенных европейцев в Сибирь и прочие малонаселенные места в свое время отправились финны, прибалты, практически всё население Прикарпатья и ополяченной Западной Белоруссии. Кто не захотел, бежали в сопредельные страны, ложась тяжким бременем на их экономики. А нечего бузить всякой мелочи пузатой и кичиться своими исключительными национальными «яйцами». Жуткие сибирские морозы и тамошняя летняя жара с тучами гнуса, способны всего-то через пару поколений переформатировать самого закоренелого националиста в первейшего патриота государства Российского. Вот такая здесь национальная политика — хочешь оставаться татарином, азербайджанцем, калмыком, адыгейцем или кем-то еще, живи в своем замкнутом национальном мирке, но даже мысли о сепаратизме не допускай. Хочешь стать государственным чиновником или военным, изволь научиться говорить по-русски. Ах, да, все без исключения граждане России должны отслужить срочную военную службу, а там вольно или невольно выучишь язык коронной нации ибо все уставы написаны на Великом и могучем. Вообще-то здесь так не называют русский язык, ибо не было на них Василия Жуковского, придумавшего данный термин.