Они оставили его, ушли не оглядываясь.

Рент снова устроился спиной к валуну. Еда и вода, верно, но не дружба. Однако казалось, что один его друг выжил. Дамиск. Куда-то убежал, может, на этот "остров" из голого камня. Если получится, он его отыщет. Старая карга может думать что хочет. С Дамиском рядом выживет и Рент.

Издалека донесся какой-то вопль. Рент встал и поглядел в ту сторону, куда ушли саэмды. Ничего не увидев, свет луны стал тусклым. Движение? Быстро движущиеся сгустки тьмы?

И тут показались две фигуры, они бежали к нему. Одна хромала, затем упала, и через миг как будто мрак поднялся и облепил ее, затягивая в себя. Снова вопль чистого ужаса, ближе, от той, что еще была на ногах.

Дротик пропал. Ее лицо было искажено, залито кровью.

Он смотрел, как она приближается. Некий инстинкт заставил его вытащить малазанский нож.

Что-то скакнуло слева, высотой по плечо, длинное, черное пятно во мраке. Рент закричал, предупреждая, и рванулся к ней.

Слишком поздно. Пятно ударило ее сбоку, заставив кувыркаться, будто сломанную куклу. Тварь встретила ее на камнях. Челюсти сомкнулись на бедре, и женщину замотало из стороны в сторону под жуткий хруст костей.

Рент понял, что бежит к ним. В голове было пусто, но казалось, он просто разрезает ночной кошмар до странного равнодушно, без признаков страха и паники.

Углом глаза полукровка уловил новое движение и развернулся.

Волк врезался в него, рычащая тьма, клыки и мех. Он пошатнулся, большой палец левой руки как-то очутился в пасти зверя, оттягивая голову и челюсти от горла, пока челюсти не передвинулись, поймав палец меж коренных зубов, дробя.

Боль пламенем охватила руку. Он сам ответил рычанием, и нож стал раз за разом вонзаться в грудь зверя. Три, четыре, пять, кости фаланг колотятся о пропитанную кровью меховую шкуру.

Волк повалился на бок.

Едва он выпрямился, второй волк ударил сзади, подпрыгнув, чтобы сжать зубами шею.

Удар заставил его упасть на четвереньки, тяжесть зверя прижала животом к камням.

Извиваясь, Рент вывел нож выше головы. Угодил в глазницу и вонзил что есть силы. Челюсти сжались на шее - и обмякли. Рент столкнул труп и вскочил на ноги. Побрел к волку, который еще терзал юную женщину.

Еще двое напали с боков, чуть сзади. Идеальная одновременность. Челюсти сомкнулись на плечевых костях, терзая, грызя плоть. Звери пытались повалить его.

Но Рент выпрямился сильнее, поднял руки. На миг оба волка повисли в воздухе. Левая рука вдруг ощутила лапу зверя. Рент согнул ее, пока не сломалась, и зверь отпустил его, воя от боли. Забыв про второго, Рент повернулся и схватил зверя за глотку, а колено тяжело опустил на хребет. И потянул голову назад, пока шея не сломалась с сочным хрустом. Он осознал, что почему-то плачет. Сжал свободную руку в кулак - лишь обгрызенный палец остался снаружи - и приложил второго волка могучим ударом в брюхо.

Жидкость брызнула на кулак, волк словно обернулся вокруг костяшек. Челюсти разжались, зверь задергался.

Рент вогнал ему нож в затылок, так, что острие прошло в камень. Удар заставил железо зазвенеть колоколом, рука онемела. Он выпустил рукоять.

Обернулся к волку, что напал на женщину, и понял, что зверь его разглядывает. Бока были окровавлены, из груди торчал костяной нож. Юная женщина неподвижно лежала рядом.

Рент смотрел в горящие уголья-глаза.

Потом зверь медленно сел и тут же повалился набок, тяжело дыша, челюсти раскрылись, высунулся слюнявый язык.

То и дело глядя на него, Рент подошел к женщине. Она стала мешаниной порванной плоти, но лицо осталось нетронутым, глаза закрыты. Казалось, ей хорошо в смерти.

Рент помнил, что не особо нравился ей. Но опустил руку, нежно убирая светлые волосы со лба.

Послышалось кряхтение и влажный кашель и Рент обернулся - а волк, понял он, уже не был волком, но огромным волосатым мужчиной, грудь колесом. Он медленно садился, широкой ладонью вытягивая нож из ребер. Глаза - еще звериные, горящие - смотрели на Рента. В залитой кровью бороде блеснуло белое. - Ты был наживкой, значит. Дураки.

Мужчина говорил по-натийски, но с необычным акцентом. - Наживкой?

- Хотели разойтись, оставив тебя в центре. Думали, мы сочтем тебя легким мясом. А они нападут на мирно жующих.

Рент потряс головой. - Они были добры ко мне.

- Звуки разнеслись далеко, - сказал мужчина, сплюнув кровяной сгусток. - Ты ведь не понимаешь их язык, да? Язык Имассов. А мы понимаем, когда перетекаем. Наши уши очень хороши. - Он небрежно кивнул на мертвую женщину. - Ее идея.

Рент смотрел в милое круглое лицо. Оспины оказались каким-то видом татуировок, оставивших выступающие рубцы. - Словно мы напали бы на Тоблакая, - говорил мужчина. - Не могу представить, какое существо в треклятом мире было бы труднее убить.

- Но вы напали, - заметил Рент.

- И ты доказал правоту моих слов.

Рент выпрямился. Он истекал кровью отовсюду, голова кружилась. - Думаю, я умираю.

- Сомневаюсь.

- А ты? Умрешь?

- Пятеро из моей шестерки погибли, четверо от твоей руки, Тоблакай. Задето легкое. - Тяжелые брови сошлись, и он сказал: - Нет. Но выздоровление займет время. То есть, - глаза прищурились, - если ты не решишь добить меня.

- Не люблю убийств, - сказал Рент. - Устал, хочу спать. Но тогда ты сможешь убить меня.

- Не буду. Я слишком увлекся. Оставил бы Имассу мне, и сейчас мы сидели бы у костра, пили крепкий чай и делились небылицами.

- Небылицами?

- Ты юн. У тебя не может быть правдивых историй. Что до меня... тоже без гарантий. Итак, Тоблакай, когда ты решил, что не любишь убивать?

Рент подумал. - Сейчас, кажется. Да и раньше не убивал.

Мужчина помолчал и крякнул. - Я Говер, владыка Черных Жекков. Путешествую к Тоблакаям, неся предложение. А ты?

- Рент. - Он помялся и добавил: - Бастард Карсы Орлонга. Иду к Теблорам, то есть, похоже, к твоим Тоблакаям.

- Доставляя предложение?

- Нет. Скорее ища приглашения.

- Не будем убивать друг друга, Рент. Сон звучит гораздо приятнее.

Рент сел куда быстрее, чем хотел.

- Вижу, ты совсем юн, Рент. - Голос Говера доносился издалека. - Горе врагам твоим, когда вырастешь. - Кажется, он засмеялся, но звуки пропали вдали, когда тьма сомкнулась, унося разум Рента в небытие.

Когда-то Дамиск был солдатом. Ему не особенно понравилось. Затем стал следопытом для работорговцев. Тоже мерзкое занятие. Затем он был проводником для дюжины сектантов, поклонявшихся телу под каменной плитой. Та затея его чуть не прикончила. Нужен особый тип души, понял он, чтобы выполнять чужие приказы. Таких людей немало. На деле их больше всего.

Другую ступень занимали те, что любят отдавать приказы, и по большей части это были опасные идиоты. Резоны их зачастую были сомнительны - обычно амбиции и жажда власти - и такие ценили себя лишь тогда, когда им удавалось наступить на чужую шею. На деле Дамиск не мог припомнить вождя, которого не хотелось бы убить или, по меньшей мере, измолотить в котлету.

Очевидно, ему не везло. Хорошие лидеры существовали... где-то. Люди, видящие в своем положении служение, ответственность и даже тяжкий долг. Он мог бы пойти за таким... точнее, мог бы пойти лет десять назад. А сейчас он, похоже, стал слишком старым, и терпение износилось как кожаная одежда.

Его стиль охоты требовал одиночества. Одиночество было ему последним прибежищем, путем смотреть на мир спокойно, а не проклинать его с каждым вздохом. Но одиночество имеет свою цену.

Саэмды загнали его на север, на два дня и три ночи; за волнистое плато голого камня со следами льда, к самому краю болот. Он убил с полдюжины воинов, и дважды думал, что стряхнул погоню - только чтобы обнаружить сзади новую банду загонщиков.

Чуть слева поднимались первые пики горной гряды, что идет на запад до океана. Однако до них оставались дни пути. А впереди была путаница болот, которых он пытался избегать весь день: низины с черными прудами, полосы деревьев по колено ростом и похожие на ребра скалы, и топкие луговины над заиленными протоками. Высокие островки грязи и тростников, в центре каждого обломанный ствол, столь древний, что стал тверже камня. Москиты и оводы вились тучами, ласточки ныряли к ним за добычей.