Пока парень принимался за сборы, Дамиск взял лук и колчан, заставляя себя думать о насущном. "Оставим это. Слишком много даже для двоих. Все безумие мира... что ты можешь делать? Что может сделать это дитя?

Я твердил о правосудии, а он рассказал такое. Карса Орлонг, тебе за многое придется ответить. Когда твой бастард отыщет гнев, когда поймет размах твоего предательства - что виновата не беспомощная мать, а ты, Карса Орлонг..."

Дамиск потер лицо, еще раз глубоко вздохнул, чтобы позаботиться о том, что вокруг, о том, что сейчас. Переход карибу уничтожил всё под ногами. Сучья и ветки внизу деревьев были съедены, подлесок выглядел неузнаваемо. Не осталось следов дичи, а он плохо знал эти места.

Иначе говоря, пойдут они медленно. Он стоял, глядя на ожидавший их крутой склон, пока Рент не закончил дела, встав рядом. Дамиск поглядел на полукровку. - В следующей жизни моя душа воспрянет посреди гнилых костей в самой жалкой, черной из низин, и там останется надолго. - Он поскреб в броде. - Благая пометка? Ну, хотя бы начало.

Найденный ими гребень вел вглубь суши. Озера видно не было, хотя Дамиск понимал: они идут почти параллельно берегу, забирая западнее. Даже эта возвышенность была усеяна оврагами и провалами. Почти везде оставалась лишь черная грязь, бесчисленные копыта перемешали слои мхов и лишайников. Нужно было выйти за пределы пройденной карибу местности, чтобы найти хорошую воду. Дамиск надеялся, что это случится до темноты.

Немногие сосны и черные ели достигали здесь положенной высоты и стати, а корни их часто вились змеями, канатами, отыскивая любые трещины, так что каждый шаг был опасен. Медленно спускался сумрак. Прохладный воздух стал холодным, но без зимней кусачести; верный знак, что времена года сменились.

Новый сезон, время надежд, обновленных амбиций и оживившейся решимости. Время нового подъема всяческих заблуждений, воздух кипит манящими обещаниями. Настроение Дамиска портилось. Он видел слишком много новых начал, слишком часто находил в сердцевине новизны лишь пустоту, потаенную гниль.

Разумеется, даже за одну жизнь охотник успел заметить, что дичь исчезает во все более широком круге, центром которого стало Озеро. Слишком многие верят, что мир неизменен, вечен в своих повторах. Переход одного сезона в другой и так далее, вот что обманывает их. Для Дамиска эта сладкая ложь была одним из худших видов глупости.

Нет, перемены вовсе не "непредсказуемы". Совсем напротив. Когда глаза открыты и разум мыслит во всю силу, приход перемен не только предсказуем. Он неизбежен.

Он думал, как объяснить это Ренту, ребенку-великану рядом, как изложить теорию работы мира; что самые важные константы не найти в законах природы, в желании есть, спать и размножаться. Не найти в этапах расцвета и упадка. Не найти во временах года, традициях, в тех границах, кои зверь и человек чертят себе на песке.

"Парень, самой мощной константой стала глупость. Остальное меркнет в сравнении. Глупость убила животных, лишила небеса птиц, отравила реки, выжгла леса, ведет войны, кормит ложь, снова и снова заполняя мир идиотскими, нереальными изобретениями. Глупость, парень, победит всякого бога, сокрушит каждую надежду, развалит любую империю. Потом что, в конце концов, глупцы превосходят умных числом. Будь иначе, мы не страдали бы снова и снова, поколение за поколением за поколением и так далее".

Но парень был юным, слишком свежим для мрачных уроков мира. У него достаточно своих ужасов. Да и напрасно кому-то это передавать. Глупость не нуждается в союзниках среди умных, ибо нет ничего, что ей опасно.

Тени удлинялись, тьма захватывала гребень. Однако они вышли за пределы устроенного стадом опустошения. Впереди виднелась путаница поваленных черных елей, далее широкая каменистая низина с озерцом талой воды.

- Подходяще, - сказал Дамиск, озирая вертикальные стены вывороченных корней.

Рент присел на корточки, лицо было озабоченным. Однако он не был готов заговорить; и Дамиск не стал его понуждать. Нет, он прошелся, изучая стены из корней, камней и грязи, где даже в полумраке различал какие-то проблески.

Кости недолго лежали в земле этой местности: слишком кислая, и лес полон падальщиков, малых и больших. Обычно оставалось совсем немного, рога и челюсти, ведь зубы очень прочны, и всё это лежало белесой россыпью среди мхов. Черные ели жили недолго, тридцать-пятьдесят лет, а эти были не самыми крупными.

Тем страннее, что корни были усеяны клыками, то ли волчьими, то ли росомашьими или медвежьими. Он взял один, большой, прищурился. Потом взял второй. - Дерьмо, - пробормотал охотник. Оставил клыки на месте и обернулся к Ренту. - Извини, не здесь. Нужно уходить.

Юный Теблор-полукровка огляделся, морща брови в смущении.

- Не думал, что они заходят так далеко на юг, - сказал Дамиск, торопливо готовя лук. Вынул стрелу для крупной дичи, с длинным крестообразным наконечником, и наложил на тетиву.

Рент вытащил нож.

Ночь опустилась на них.

- Теперь тихо, - шепнул Дамиск. - И точно за мной.

Они сделали шесть шагов на запад, затем Дамиск повел переростка вниз, на сторону озера, чтобы не маячить на гребне. Идти приходилось медленно, пробираясь между острых камней и стволов упавших деревьев, подныривая под мертвые сучья, все прогалины между которыми густо затянула паутина.

Во рту у Дамиска пересохло. Он подумал идти ближе к скалистому берегу, но до воды можно было добраться лишь по отвесным голым скалам, и потом долго брести по берегу на запад, пока озеро не начнет уходить южнее. Он проклинал себя за то, что не набрал талой воды. Но паника пришла и ушла.

Они нашли козырек с подобием пещеры, и Дамиск затянул Рента в сомнительное укрытие. Оба сели. Дамиск не снимал стрелы с пальцев, жестом другой руки подозвав парня ближе. - Саэмды, - сказал он тихо. - Охотники с севера, говорят, живут на ледяном острове. Наверное, шли за стадом. Но тут таится большее. Клыки, что мы нашли... возможно, мы прошли сквозь них. Что значит, нас заметили.

- Какие клыки? - шепнул Рент.

- В корнях. От морских львов, больше медвежьих. Саэмды охотятся на морских львов, когда нет карибу. Эти клыки - знак притязания на территорию.

Едва видимое во мраке лицо Рента было непроницаемо.

Вздохнув, Дамиск продолжил: - Северное побережье озера - угодья коривийцев, но коривийцев куда меньше, чем саэмдов. Если саэмды здесь, они прошли через коривийцев.

- Прошли?

- Убили их всех, Рент. Всех.

- Всех?

- Не было беглых коривийцев в селениях. Я бы знал. При случае они побежали бы сюда, ведь мы торгуем и обычно хорошо уживаемся. Но саэмды - совсем иное дело. С ними никто не ладит. Я сказал, они ловят оленей и морских львов, это правда. Но не таков их ритуал перехода в воины. Нет, для этого они идут на север, как можно севернее, в одиночку. И не возвращаются без головы Белого Жекка.

- Что за Белого Жекка?

- Ах, Рент, мир велик, но не пуст. Если я скажу тебе, что белые медведи и даже серые медведи бегут от Жекков, что ты ответишь?

- А саэмды охотятся даже на них?

- Ага.

- Как? - Парень указал на лук. - С такими?

- Возможно. Отравленные наконечники? Было бы самым безопасным способом, на расстоянии. Яд можно добыть из некоторых лишайников. Честно, я не могу придумать иного способа, разве еще ловушки и капканы. Никто не говорит, что Белые Жекки хитры. - Он помолчал, пошевелил плечами. - А может, все выдумки. Я же никогда не видел Белого Жекка. Но видел воина - саэмда, и потому тревожусь.

- Если о нас узнали, почему нас не убили?

- Если позволишь погадать... в живых нас сохраняешь ты. Или точнее, Рент, кровь Теблора в твоих жилах.

- Саэмды знают Теблоров?

- Часть масел в кровяном масле принесена ими,- пожал плечами Дамиск. - Тюленье, китовое или нечто подобное. Они меняют его на твердые породы дерева. Если встретим, наверняка увидим у них оружие в теблорском стиле, только уменьшенное.