— Знамениях? — мрачным голосом переспросил Роберт.

— В одном письме, — продолжал Паша, — он сообщал о Странствующем Еврее, который насмехался над Христом, когда того вели на Голгофу, и был осужден за это преступление на вечное скитание. Я вспомнил человека, встреченного на мосту, и то ощущение неисчислимости его возраста, которое возникло тогда у меня, несмотря на полное отсутствие морщин на его лице. Мне хотелось бы узнать побольше из писем Тадеуша, но я не отвечал на его письма, и не требовал полного отчета, потому что знал, что он жаждал моих знаний так же ревностно, как стремился выведать то, что знал раввин Лев. О самом раввине Тадеуш писал очень мало. Хотя об одном слухе он упомянул: будто бы этот раввин вылепил из глины монстра, чтобы тот рабски прислуживал ему при общении с силами ада. По слухам, этот монстр жил на чердаке синагоги, а на лбу у него была печать дьявола.

— Больше Тадеуш не упоминал ни этого монстра, ни раввина Льва, его письма становились все короче и короче, а потом и вовсе перестали приходить. Я почти не имел никаких новостей, хотя раз или два встречался со шпионами, вернувшимися из Праги, которые докладывали султану о положении дел в стане врага. В одном из таких докладов упоминался раввин Лев. Шпион говорил, что раввин удостоился аудиенции у императора Рудольфа — неслыханная честь для еврея! — и что они говорили наедине около часа. Ходили слухи, добавил шпион, что этот раввин поведал императору какую-то ужасную тайну, хотя никто достоверно не знал, в чем же, собственно, состоит эта тайна.

Шли годы. Я больше не слышал о раввине Льве и в конце концов предположил, что он умер. Но в один прекрасный день, когда я сидел у себя во дворце, расположенном над бухтой Золотой Рог, мне доставили рукописную книгу на еврейском языке. Перелистав страницы, я обнаружил в ней цветок. Он был сухим, но выглядел очень изящным. К его черенку был привязан крохотный кусочек шелка с надписью, которая пророчила, что «засохнет трава и завянут цветы, но Божий мир будет стоять вечно». Я осторожно отложил цветок в сторону и начал читать книгу. Она явно была написана самим раввином Львом, потому что в ней говорилось о таких великих и ужасных тайнах, которые могли быть известны только самому избранному из избранных ученых. Когда-то давно, писал раввин, наступили времена убиений, предсказанные верными знамениями, и эти знамения были прочитаны Таннаимами, учителями традиций, которые понимали язык книги Вселенной. Они прочитали в этом манускрипте всего сущего о пришествии времени истребления, когда всему миру суждено было утонуть в крови и Дух Зла должен был воздвигнуть свой храм посреди побоища. И еще прочитали они, что, даже когда Иерусалим будет разрушен и храм Господа рассыплется в пепел, сам мир еще можно будет сохранить, что Дух Зла можно будет уничтожить, нанеся ему сокрушительный удар. Но они не знали, как это сделать, потому что только Господь в силах связать Левиафана, но тайна Его мудрости была сокрыта от них. И тогда явился этот Странник, такой же древний, как первый из сынов Адама, и принес он с собой тайну о том, как может быть повязан Зверь…

На этом месте отчет о давних событиях прерывался, и это было как раз на той странице, где я нашел засушенный цветок. В тот же вечер я покинул Константинополь и поскакал, соревнуясь с дыханием ветра. Я спешил в Прагу. Город, когда я прибыл в него, был наполнен признаками надвигавшейся войны. Всюду были солдаты, толпы озлобленных людей собирались на улицах или в скверах. Только в гетто все выглядело спокойным, но это спокойствие больше напоминало подавленность, казалось выражением предельной степени печали и страха. Я обратился с мольбой к высшим силам сделать так, чтобы не было слишком поздно, и направился в гетто, ускоряя и ускоряя шаг. Я направился в синагогу и сразу же спросил раввина Льва. Мне сказали, что его нет, что он очень болен. Я нашел его дома, он жил прямо позади синагоги.

Раввин лежал в постели, вокруг него собрались дети и внуки. Как только я вошел в комнату, они отвернулись от меня, словно я был посланником смерти. Но раввин Лев шепнул им, чтобы они оставили нас одних. Они подчинились, хотя молчаливое нежелание читалось в глазах каждого. Я подошел к раввину. Его борода была теперь чистейшим серебром, а сам он был так слаб, что едва мог шелохнуться. Но голос, которым он заговорил, остался таким же чистым, каким я запомнил его. Он попросил меня сесть возле него. Я сел и вложил ему в руку присланный им цветок, а книгу положил так, чтобы он мог ее видеть. Я открыл ее на пустой странице.

— Это урок из вашей Священной книги, — сказал я ему, — которым всегда можно соблазнить всех тех, кто отличается любознательностью.

На лице раввина появилась едва заметная улыбка.

— Надеюсь, вы простите меня. Но мне была нужна уверенность, что вы отправитесь ко мне тотчас. Дни мои сочтены.

— Тогда скажите, зачем вы так долго откладывали вызов?

Выражение глубочайшей скорби появилось на лице раввина.

— Потому что только совсем недавно, — прошептал он, — стала очевидной моя неудача.

— Ваша неудача? — переспросил я, холодно взглянув на него. — Так вы вызвали меня сюда, чтобы — что? — сделать наследником вашей миссии, смысла которой я не понимаю?

Раввин помахал рукой из стороны в сторону в знак примирения.

— Я раскрою вам все, что смогу, и вы поймете.

— Не забывайте, я демон, — прошептал я. — Вы сами так меня называли.

— Демон? — переспросил раввин и снова помахал рукой. — В тайных письменах сказано, что проклятье, наложенное даже на демонов, не оговорено условием. И я уверен, Вахель-паша, что это так. Почему бы иначе он пришел к вам, как приходил ко мне?

— Он? Странник? — спросил я, сузив глаза. — Говорите же, раввин. Скажите мне, кто это был.

Раввин слабо улыбнулся, и, казалось, стал вглядываться во что-то очень далекое.

— В самых тайных писаниях Иуды Праведного, — заговорил он наконец, — я нашел утверждение, что Странник — это Каин, скиталец и бродяга, обреченный вечно искать искупления своего греха. Но я видел его, я смотрел ему в глаза…

Он поднял глаза, чтобы встретиться взглядом со мной, и добавил:

— Я даже не верю, что он человек.

Я наклонился к нему ближе.

— Тогда кто же? — спросил я шепотом. — Что вы увидели?

— Он появился передо мной, — стал рассказывать раввин, — как будто ниоткуда — так, как об этом написано в тайных текстах. Он дал мне книгу. Я открыл ее. Знаки письма не были похожи ни на что из виденного мною прежде.

— Как же прочитать это? — вскричал я.

Он не дал мне ответа, а только улыбнулся. Но эта улыбка была такой, что я закрыл лицо руками. Мне казалось, что его молчаливую улыбку не по силам выдержать глазам смертного. Но я осмелился взглянуть на него и заговорить еще раз:

— Самаил, Ядовитый Зверь. Как мне одолеть его? — спросил я.

Странник снова улыбнулся, а потом повернулся к двери и вышел. Я остался один. Но книга была у меня в руках, и я снова углубился в ее таинственные знаки. Я понял, что этот Странник был Разиил, ангел всего того, что сокрыто, который ревностно блюдет все таинства Бога. И случилось так, что, едва я подумал об этом и еще крепче сжал в руках книгу, возле моего кресла появились вы.

— Раввин поднял на меня взгляд, — сказал Паша, — и улыбнулся, а я спросил шепотом, медленно выговаривая каждое слово:

— Эта книга. Что было в ней?

— Ее смысл оставался для меня тайной, — ответил раввин Лев. — Я каждый день часами изучал ее, сидя в синагоге, и каждый день воображал, что мне удалось разобраться в ней, что я понял наконец ее знаки. И все же в действительности все мое понимание было сродни брошенному ребенком плоскому камешку, который летит над миром, касаясь время от времени его поверхности, подобной безбрежной водной глади, и никак не может найти определенного места для остановки. Шли годы. Я начал отчаиваться, и все же продолжал изучать книгу с усердием, какого у меня никогда не было прежде. Но теперь я стал бояться, что не достоин хранимых ею таинств. И вот как-то днем, после полудня, в самую жару, мое одиночество нарушила внучка. Она сказала, что не помешает моей работе. Девочка была еще очень юной, в руках у нее был букетик цветов, который она собрала для меня. Я ласково побранил ее, но взял подарок. Когда она ушла, я понял, что больше не могу заниматься изучением книги, потому что мне не дает покоя этот букетик цветов. Гетто — это такое место, где нет ничего, кроме пыли и камня. Здесь ничего не растет, кроме сорняков на кладбище. И цветы, это напоминание о бескрайних сельских просторах, привлекали к себе мое внимание с силой какого-то откровения, ощущения чуда и чарующей неизвестности, которое я почти позабыл. Я заметил, что вглядываюсь в узоры крохотных лепестков, словно не книга, а они несли в себе все таинства мира. Мне чудилось, что эти узоры и образуют язык Вселенной. Я вдруг смог ощущать высший смысл во всем. Взяв в руки книгу, я понял, что могу так же хорошо читать и ее письмена. Весь мир, казалось, заключен в этой книге, прошлое и будущее, то место, где я сидел, и все за пределами синагоги. Да, подумал я, эта книга действительно озеро, поверхность которого так же спокойна и серебриста, как поверхность зеркала. И вот наконец я могу окунуться в него…