Почему именно в понедельник, он сам не знал, но повторил еще тверже:

— Да, вы получите определенный ответ в понедельник.

Потом встал, обменялся с ней рукопожатием и вышел.

Вот так-то оно, размышлял Хилари, спускаясь с холма. Все уже ясно, все решилось без меня, и жизнь уже пошла-поехала сама собой.

Думать об этом больше нет толку. И никакого выбора у меня теперь нет. Лучше отдавать себе в этом отчет.

Наверное, я назвал понедельник, чтобы оставить себе некую иллюзию выбора. В понедельник будет неделя как я здесь; к понедельнику самое время принять решение.

Итак, прекрасно, в понедельник я поведу Жана на нашу обычную прогулку и скажу ему. (Но хотел бы я знать, что я ему скажу, и что скажет он?) Потом я скажу матери-настоятельнице, что решил его взять. Она человек воспитанный и не станет возражать против молчаливой договоренности, будто это мое собственное решение.

В тот же вечер Жана не уведешь, будет слишком поздно. (Интересно, о чем он станет думать, лежа в последний раз в своей жесткой железной кровати?) Утром я приду за ним и поведу его на поезд, уходящий в Париж. Представляю, в какое радостное возбужденье придет малыш. Я сниму номер в отеле. Непременно разыщу Пьера. Наши отношения восстановятся.

В Париже мы окажемся во вторник. В среду мне надо будет пойти в посольство. Там предстоят разные формальности; ребенка надо вписать в мой паспорт. Все это требует времени. На отъезд в Англию раньше пятницы лучше не рассчитывать.

Еще вопрос денег. Следует узнать, сколько я должен в отеле.

Надо ли перед отъездом купить малышу одежду?

Я должен буду привезти его в свою квартиру. Позвонить Джойс.

Возможно, Джойс сразу же заберет его к себе. Если я на ней женюсь, не придется везти его к матери до того, как мы окажемся под защитой нашего брака.

Если я дам волю чувствам, я смогу представить его рожицу, когда, крепко обняв, стану рассказывать ему, что наконец-то приехал его отец и уже никогда его не отпустит. Смогу представить, как поведу его в зоопарк, накуплю ему игрушек, буду подтыкать одеяло перед сном… О Господи! Не дам я волю чувствам, вскричал он в душе, мне нужно быть сейчас деловым. В понедельник я ему скажу, во вторник повезу в Париж, и, по крайней мере — с облегченьем вздохнул он, — по крайней мере, конец моему пребыванию в этом пустынном, безотрадном городе.

Когда он дошел до отеля, гроза еще не разразилась.

Впервые со дня приезда Хилари остановился в холле перед застекленной конторкой.

— Будьте любезны, мадам, подготовьте мой счет по сегодняшний день, он мне нужен к вечеру.

Синие глаза вспыхнули безмерным любопытством, напряженно нацелились ему в лицо.

— Мсье нас покидает?

— Не тотчас, — холодно ответил Хилари. — Но я уже какое-то время живу у вас и, естественно, хотел бы знать, сколько вам должен.

— Извольте, — столь же холодным тоном ответила она, и пока он шел по холлу, направляясь в кафе, он чувствовал, как его спину сверлит ее враждебный взгляд.

Он сел за столик, поставил перед собой коньяк и углубился в детектив. Книжка была написана на своеобразном сленге, пожалуй, некоем французском подобии языка Деймона Рениона, и Хилари был способен читать ее лишь медленно — приходилось переводить каждый абзац на американский язык. Все это время люди входили в кафе, выходили, а он ничего не замечал, занятый своим делом, и при этом жаждал, чтобы разразилась гроза и можно было наконец вздохнуть полной грудью.

Внезапно его сотрясло необоримое желание, уже испытанное накануне вечером в кино. И вновь на плохо освещенном экране замелькали нечеткие кадры, послышались неразборчивые слова, произносимые сиплыми голосами, подкрался всепроникающий запах дешевых духов… неужто не почудилось и он и вправду сейчас здесь, этот запах? Хилари метнул взгляд вверх — у стола стояла молодая женщина.

Он увидел высокую грудь, выпирающую из белой блузки с глубоким декольте, увидел золотые блестящие волосы, и влажный рот, и призывный взгляд карих глаз. Он пристально смотрел на нее, и ему чудилось, он ее узнает.

— Меня просили вручить вам счет, мсье, — сказала она.

Он все смотрел на нее и молчал.

До него не сразу дошел смысл ее слов.

— Простите, мадам, мою тупость и удивленье, — сказал он наконец, вставая со стула. — Похоже, я был в полусне, но у меня такое чувство, будто я вас уже встречал.

Она несогласно помотала головой.

— Я только приехала, — объяснила она. — Я племянница мадам Леблан и иногда приезжаю из Парижа на субботу-воскресенье навестить тетушку.

— Я — Хилари Уэйнрайт, — сказал он. — Позвольте узнать ваше имя?

— Нелли, — ответила она, с улыбкой глядя ему прямо в глаза.

— Не окажете ли мне честь, Нелли, выпить со мной по рюмочке?

— Это было бы замечательно, но сегодня, увы, невозможно, — огорченно ответила она. — Меня ждут дядя с тетушкой.

Неотвязный запах дешевых духов и необоримое желание, испытанное в кино, слились воедино.

— Тогда завтра? — решительно спросил он.

— Это, пожалуй, можно будет устроить, — согласилась она. Тут же быстро оглянулась и сказала: — Мне пора, не то они станут меня искать и придут сюда. Au revoir. — Она протянула ему руку, и он ощутил в ладони трепыханье ее пальцев. Он глубоко вздохнул. Она тотчас выдернула руку и быстро пошла прочь из комнаты; дверь за ней захлопнулась, эхом отозвался первый раскат грома приближающейся грозы.

Суббота

Наутро, когда Хилари вспомнил наконец о представленном ему счете, он пришел в ужас.

Высокая цена не входящей в обычное меню еды, которая была названа ему вначале, не имела ничего общего с этой чудовищной суммой. Получалось, что вся еда, которую ему подавали со дня приезда, была за дополнительную плату, причем запредельную. Однако он прекрасно понимал, что теперь уже ничего не поделаешь. Желая утаить даже от самого себя, что нет в обычном теперешнем меню отеля тех соблазнительных блюд, которые ему подавали, он предпочитал не спрашивать о цене каждого.

Теперь, с карандашом и бумагой в руках, он постарался прикинуть, как у него с финансами. Наконец подсчитал, что к понедельнику у него останется довольно денег, чтобы вернуться в Париж вместе с Жаном и скромно прожить там те несколько дней, которые потребуются, прежде чем они смогут уехать в Англию.

И тут же подумал: какой же я глупец! Раз я окажусь в Париже, меня устроит Пьер. Можно, конечно, ни о чем не тревожиться. И, выходит, нет необходимости отказывать себе в бифштексе и коньяке, со стыдливым облегченьем подумал он; в оставшиеся дни буду по-прежнему сладко есть, а потом, раз я окажусь в Париже, все у меня будет в полном порядке; он встал, оделся и спустился в кафе.

В это утро ему трудно было усидеть за столиком, не поднимая глаз от книги. Он то и дело быстрым взглядом окидывал комнату, чтобы удостовериться, что никто не прошел незамеченный. Но не было никого, только Мариэтт носилась взад-вперед — из кухни и обратно. Время от времени из кухни, шаркая, выходил Patron, с надеждой устремлял взгляд на Хилари, но тот мигом опять уставлялся в печатную страницу, и, потерпев неудачу, хозяин удалялся восвояси.

После грозы день был ясный, и явно стоило пройтись по свежему прохладному воздуху. Но он по-прежнему сидел за столиком, оправдывая себя тем, что ему необходимо работать над статьей. Вряд ли на это достанет времени, когда на его попечении будет Жан. А вернуться сейчас в свой номер и писать там невозможно: Мариэтт не сумеет закончить уборку. Лучше принести свои записи в кафе, тут ему никто не помешает.

Она появилась, когда он прождал уже полчаса, делая вид, будто пишет. Кроме них в кафе никого не было. Он вскочил.

— Доброе утро, мадам, — сказал он. — Теперь, надеюсь, вы не откажетесь со мной выпить?

— Да я вот Люсьена ищу, — ответила она, нисколько не заботясь, чтобы ее ответ звучал правдоподобно. — Нет, сейчас никак не могу принять ваше предложенье. Но если вы это всерьез… — Она облокотилась о стойку, откровенно выставляя себя ему напоказ.