— Какой сон голодному? Всю ночь бараньи ребра будут сниться, — говорит хозяин, подкладывая мне половину бараньей ляжки.

Своеобразен домашний сыр тувинцев, так называемый пыштак, который делают из коровьего молока. Пыштак мягкий и тягучий, как замешенное для пирогов тесто; его нарезают длинными языками, у него почти нет запаха и остроты — настоящее блюдо для диетиков.

И еще одна особенность здешней кухни — тувинцы никогда не разогревают вареное мясо. Пускай хоть полбарана останется со вчерашнего дня, его не поставят в печь, а нарежут ломтиками, положат в пиалу и зальют традиционным тувинским чаем.

Гостеприимные хозяева не хотели нас отпускать, но время торопило, особенно меня, и волей-неволей им пришлось уступить. Надавали нам в дорогу массу еды — баранину, огурцы, пыштак, лепешки, — этого нам хватило бы почти на неделю. И напрасно мы отнекивались, отказывались. Потом, когда мы уже сидели в машине, Олег Саган-оол объяснил, что обычай этот сохранился с тех времен, когда люди добирались от селения до селения не только днями, но и целыми неделями по абсолютно нежилым местам. А когда приходилось ездить в столицу Кызыл, то вели с собой и еду — живого барана. Теперь же «Волга» домчит до Кызыла за восемь часов. Несколько лет назад проложено асфальтированное шоссе, но старая традиция осталась жить, и тувинец никогда не отпустит гостя в дорогу, не нагрузив его запасами съестного.

Дорога действительно хороша. Асфальтированная, прямая как стрела, она летит по долине Енисея, почти безлюдной, хотя следы деятельности человека встречаются довольно часто — убегающий вдаль строй электрических столбов, участок распаханной земли, кое-где посевы. Долина широкая, ничто не мешает взгляду, пока он не упрется в высокие горы на горизонте, которые то приближаются, то снова удаляются, окутанные дымкой.

Хорошо коротать дорогу с Олегом Саган-оолом. Тувинский писатель прекрасно знает свой край, его историю, настоящее и будущее. Отличный гид Саган-оол, хоть он и далеко не безупречно говорит по-русски: иногда приходится по нескольку раз переспрашивать.

Оказывается, на территории Тувы могут разместиться Голландия, Бельгия, Дания, Швейцария и еще останется свободное место. Здесь находятся богатые залежи железной руды, меди, свинца и цинка. Бесценные клады. Золото, каменный уголь, каменная соль и многие другие полезные ископаемые, хотя ископаемыми их можно называть только условно, так как некоторые из них лежат прямо на поверхности земли. Неподалеку от Чадана мы видели издали шахты. Запасы каменного угля здесь в миллиарды тонн!

— Удивительная страна! — говорит сидящий рядом со мной якутский поэт Леонид Попов и со вздохом добавляет: — Не понимаю, почему мои предки ушли отсюда?

— Они не ушли, их выгнали, — оборачивается с переднего сиденья Олег Саган-оол.

— Кто выгнал? — спрашивает Леонид.

— Тувинцы.

В самом деле, история Тувы — цепь войн за независимость.

С середины восемнадцатого века она была под пятой маньчжурских захватчиков, которые продержались здесь до второго десятилетия нашего века. Страшный, почти невообразимый гнет насилия, эксплуатация, продолжавшиеся все эти полтораста лет, не сломили тувинский народ. В историю вошло знаменитое восстание Шестидесяти Богатырей, длившееся с 1883 по 1885 год. Горстка патриотов вооружилась и ушла в горы, откуда совершала смелые набеги, сжигая юрты феодалов, мстя за кровь и слезы народа, призывая людей к борьбе. Однако силы были слишком неравные. Восстание было жестоко подавлено. Головы всех шестидесяти воинов были отрублены и выставлены на придорожных столбах, огороженных деревянными клетками от хищных птиц, чтобы устрашать тех, кто попытается последовать примеру повстанцев и подымется на борьбу с тиранией.

— Ни один строй не может держаться на отрубленных головах, — как бы между прочим вставляет Леонид и, глядя из окна машины на подпирающие небо горы, снова вздыхает: — Все-таки поистине чудесный край. Здесь курорты строить надо.

— Есть и курорты, — говорит Саган-оол. — Приезжайте, полечим от ревматизма.

И он рассказал о знаменитом Аржане, где из-под земли бьют минеральные источники. Люди в давние времена случайно узнали про целебную силу этих источников. Больные пригоняли своих овец и жили там все лето, а осенью возвращались уже здоровыми, не чувствуя больше болей в суставах, помолодевшие, снова деятельные и неутомимые. Теперь в Аржане оборудованы прекрасные санатории, лечебницы обеспечены специалистами.

— Мы непременно вернемся сюда, — говорит Леонид.

— Доброму гостю всегда рады, — посмеивается Саган-оол. Они с Леонидом близкие друзья и, хотя подтрунивают друг над другом, не обижаются.

— Знаешь, Олег, одно мне в Туве особенно нравится.

— Что именно?

— Понимаешь ли, все время, где бы я ни был, смотрю на ноги девушек…

— На это ты горазд…

— Смотрю на девичьи ноги и радуюсь: прямые, стройные, — ни следа того, что был рахит. То же и у парней. А вам, тувинцам, как и нам, якутам, известно, что за штука эта социальная болезнь, болезнь людей, вечно живущих в нужде, в дурных условиях. О многом говорят, Олег, ноги молодых тувинок!

— А якуток?

— Тоже.

— Хорошо тебе хвастаться, а на самом-то деле никто не знает, потому что якуты, говорят, круглый год в унтах ходят — попробуй разгляди, какие у них там ноги.

— Неправда. Бывает, Олег, и у нас жаркое лето. Достаточно солнца и в Якутии.

Наконец мы подъехали к какому-то поселку.

— Шагонар, — говорит Олег.

Между белостенными домиками поблескивает синяя полоса воды — Енисей. Этой весной он наделал много бед. Зима была необычайно снежной, и, когда начался весенний разлив, река вырвалась из берегов, сметая все, что попадалось на пути. Пострадал и Шагонар. Часть поселка была залита водой, паводок унес несколько десятков домов, до сих пор заметно, где они стояли. Однако новых домов никто не строит, потому что скоро вообще не останется следа от нынешнего Шагонара. Когда в Саянах вырастет плотина Шушенской гидроэлектростанции, уровень воды резко повысится и поселок окажется на дне будущего Саянского моря. Поэтому и не отстраивают Шагонар, а кое-что даже сносят и перетаскивают на высокое место, где вырастет новый городок.

Я удивляюсь, что так далеко разольются воды будущего Саянского моря, но удивляться, оказывается, нечего, потому что это будет самая большая в мире гидроэлектростанция, высота которой достигнет двухсот тридцати шести метров. Если на строительство Красноярской электростанции израсходовано пять с половиной миллионов кубометров бетона, то для Шушенской электростанции понадобится уже девять миллионов, и ее мощность превысит шесть миллионов киловатт.

— Нет, в самом деле, зря мои предки покинули этот край. Надо будет нам вернуться сюда, — снова пытается Леонид поддеть своего друга, но Саган-оол не теряется.

— Пожалуйста, приезжайте, — приглашает он, — на строительстве Шушенской гидроэлектростанции понадобится более тридцати тысяч человек, а у нас нехватка рабочих рук.

В Кызыл мы приехали под вечер.

Мне отвели в гостинице роскошный номер, я поспешно смыл с себя дорожную пыль, и мы вместе с Леонидом Поповым отправились посмотреть город.

Еще лет двадцать тому назад Кызыл был большой деревней. Сейчас в нем около пятидесяти тысяч жителей, каменные дома, широкие асфальтированные улицы, утопающие в зелени, — словом, растет новый город в самом сердце азиатского континента. Да, здесь — центр Азии. На берегу Енисея установлен островерхий обелиск, на котором так и написано — центр Азии.

Я долго стоял на берегу и не отрываясь глядел на широкий, могучий поток, в котором слились в единое русло воды Большого и Малого Енисея. У места слияния высится огромная гора, а на ее вершине, видной из любой части города, четко выведено: «МИРУ — МИР». Гигантские белые буквы кажутся высеченными в скале. Словно какой-то великан продолбил верхний слой, и под серой каменной оболочкой проступила белая сердцевина горы. Глядя на эту надпись, я вспомнил Кара-оола, вспомнил каменную статую с высеченным на ней изречением: «Нет у меня другой печали, как печаль о судьбах моей страны…» Потом Кара-оол перефразировал его. Теперь мне хотелось перефразировать эту мысль еще раз: