Печальная судьба хоть и замужней, но настолько одинокой женщины.

Дальше мы перешли ко второму делу. Оно было короче материнского Событий в жизни молодого человека оказалось не так много, как могло бы быть при таком блестящем начале.

Всеволод закончил свой пажеский корпус с отличием. Но смерть матери что-то в нем сломала, несмотря на то, что они почти не общались. Он во всем обвинил отца. В итоге мужчины совсем отдалились друг от друга.

Учится дальше молодой Дворкович не пошел. Он несколько лет пытался «найти себя», то рисуя картины на продажу, то играя на улице на скрипке. В итоге что-то своровал и загремел в тюрьму. Полгода назад он наконец вышел на волю.

– Портрет на столе был в форме, – стала рассуждать я вслух. –Следовательно он еще с той поры, когда молодой человек был курсантом.

– Да, – согласился со мной Антон. – И раз стоит на виду у приходящих, они с отцом помирились.

– Я в свете новой информации хотела бы еще раз поговорить с Михаилом! – озвучила идею, пришедшую мне в голову.

– И какой на сей раз ты придумаешь предлог, чтобы явиться к нему в дом? – криво усмехнулся работодатель.

– Очень простой, – пожала я плечами. – Должна же я показать ему статью, прежде чем пустить ее в печать!

– Хм, неплохая идея! – согласился со мной Антон Павлович. – И я сейчас про ознакомление с материалами. Мы же никогда не давали черновики читать героям очерков. И иногда случались казусы и даже неприятные ситуации. Ань, скажи, как ты до этого додумалась?

– Само пришло! Даже не знаю как! – схитрила я. А по факту статьи в новогодней газете мы всегда согласовывали материалы как минимум с куратором группы. Уж не знаю, читал он их или нет, но без его визы размещать было нельзя. А любое интервью давали просмотреть тому, о ком писалось. И я ведь журналистом не была. Но таковы были правила для всех. И как у них империя прожила столько лет без революций? Не зря же СМИ зовут двигателем всех начинаний. Особенно с появлением интернета.

Но, прежде чем идти к Дворковичу, я должна была состряпать саму статью. Да еще желательно так, чтобы она понравилась герою репортажа. Но если ты последний раз в таком объеме писала сочинение на выпускном экзамене в школе, то сейчас пришлось восстанавливать навыки.

Набросала план, чтобы ничего не забыть и начала творить. Моя учительница русского языка Анастасия Андреевна всегда говорила, что я пишу все правильно. С этой точки зрения не придраться, но слишком сухо. Полета фантазии нет. И даже когда я писала диплом в академии, мой руководитель все время смеялся:

– Анна, вы пишете, словно приказы полку отдаете. Все сухо, выверенно до последней буквы. Хоть немного разнообразьте прилагательными и вводными словами.

И вот с этой базой я села творить. Взяла ручку и задумалась. Мысли перетекали с одного на другое. То я вспоминала Иран, то горевала о Зиночке, то сочувствовала Всеволоду. И когда, наконец, определилась с началом, посмотрела на лист бумаги и замерла от удивления. Он был исписан мелким убористым почерком, который совсем не походил на мои размашистые каракули. Это была готовая статья! С прилагательными, вводными словами и всеми фактами, о которых я вспомнила. Я читала текст и не верила, что это все написала я. Вернее, не я, а моя стенографическая ручка. Все же, как оказалось, думаю я гораздо интереснее, чем пишу в обычной жизни.

Такое творение не стыдно показать ни Ягру, ни Дворковичу. С гордым видом принесла статью на проверку Антону. Он взял листок и первый раз бегло пробежал глазами. Но ничего мне не сказал, не поругал, не похвалил. И пока я размышляла, обижаться на начальство или не стоит, он начал читать листок второй раз, постоянно хмуря брови.

Я, честное слово, начала переживать. Что ему там не нравиться? А он дочитал, оторвал взгляд от листа и уточнил:

– Анна, а вы точно академию полиции заканчивали? Возможно, вы запамятовали и спутали факультетет с журналистикой?

– Что вы, Антон Павлович, – даже обидно стало. – Я отлично помню, где училась. А статья – не моя заслуга. Это ваша волшебная ручка мне помогла, – скрывать что-то от работодателя не стоит. Мало ли что он подумает и что делать заставит.

Мужчина усмехнулся, покачал головой и, скривив губы, добавил:

– Анна, я уже вам говорил, что ручка абсолютно обыкновенная. Это вы раскрываете всё новые грани собственного таланта.

Что ж, грани так грани. Я, честное слово, не знала, что ему ответить. Поэтому дернула плечами и скромно уточнила:

– Пойдёт в газету?

Он вздохнул и добавил:

– Анечка, если бы было написано раз в десять хуже, я бы её всё равно напечатал. А так можно сделать передовицу. У вас несомненный талант.

Воодушевленная высокой оценкой, я позвонила Дворковичу:

– Михаил Александрович, это Анна Смирнова. Мы могли бы с вами встретиться еще раз?

– Анна? – на том конце установилось молчание. Я уже знала, что с выгоранием магического источника теряется и память. И он просто не мог вспомнить, кто я такая.

– Да, я вчера приходила к вам писать статью к вашему юбилею. А сейчас бы хотела показать вам её, чтобы вы проверили, всё ли там правильно, не переврала ли я какие факты, – терпеливо объяснила, кто я такая.

– Ах, Анечка! – обрадовался мужчина. – А я ваш голос по телефону не узнал. В жизни он более яркий и интересный. Конечно, приходите. Буду рад вас видеть.

Что ж, сделаю вид, что поверила. Мы обговорили время моего посещения. Он будет ждать меня завтра. Довольная, что так хорошо всё складывается, я отправилась спать, еще не подозревая, что ночь выдастся бессонной.

Виной тому оказались кошмары. Я увидела себя гуляющей по темному лесу. Страха вначале не было, было просто недовольство, что в темноте я ничего не вижу и постоянно спотыкаюсь. Я точно знала, что тропинка должна привести меня к Дворковичу. Только почему я шла лесом, да еще и ночью?

Внезапно мне навстречу выпрыгнули три огромных медведя. Они грозно рычали и не хотели меня пропускать. Что мне больше всего запомнилось – это огромные желтые зубы. Затем я вспомнила, что именно такие я видела у полицейских. Шерсть с них вдруг стала слазить клочьями, и животные стали приобретать человеческие черты. И это был еще не кошмар.

А начался он, когда медведи внезапно исчезли, а путь мне преградил огромный паук. Он ловко плел свои сети и кровожадно щелкал могучими челюстями, все ближе и ближе подбираясь ко мне. Я закричала от страха. И внезапно между мной и пауком вырос огромный черный волк. Он зарычал на арахнида, а я закричала от страха. И вдруг волк обернулся ко мне и спросил голосом Ягра:

– Анечка, что с вами? Почему вы кричите?

Я выдохнула от ужаса и распахнула глаза. Рядом с моей кроватью склонился Антон и взволнованно тряс меня за плечо.

– Ой, Антон Павлович, а что вы здесь делаете?

– Пытаюсь разбудить тебя. Ты кричала во сне. Приснилось что-то страшное? – заботливо уточнил он, выпрямляясь и заботливо разглядывая мое испуганное лицо.

– Похоже, мне кошмар приснился, – поежилась я, еще не придя полностью в себя.

– И что же там было такое страшное? – он присел на краешек моей кровати. А я наконец-то смогла рассмотреть, в каком виде он ко мне прибежал. Одет Ягр был в хлопковые желтые штаны в узкую малиновую полоску. При входе в комнату он активировал свет, поэтому я и смогла разглядеть детали. Его черные волосы на голове в беспорядке торчали в разные стороны. А грудь тоже украшали темные завитки. Моя бабуля говаривала:

– Гордость мужчины – кривые ноги и волосатая грудь.

И если с ногами природа подкачала, они были очень даже ровными, то грудью Антон мог вполне гордиться.

А я натянула одеяло повыше и под зорким взглядом начальника, пересказала увиденное.

Антон сидел на краю моей постели, задумчиво смотрел в одну точку и ничего не говорил. Я смотрела на него и не могла понять настроения работодателя. Если во сне я испугалась как бы понарошку, то сейчас стало реально не по себе. Почему он молчит?