Шак кивнула.

— Теперь к ноологии. Эзу Сутомор, как я уже говорил, не проводила чёткой границы между неразумными живыми и разумными живыми. В её понимании законы той общей дисциплины естествознания, что она назвала экологией, едины для всех. Изучив общества людей, гномов и алуринов, она нашла массу общих моментов как при сравнении этих видов между собой, так и при их сравнении с природной организацией биомов. Разумеется, наличие разума усложняет схемы взаимодействия, но не меняет самой его сути. То, что общество разумных внутри себя разделяется на разные жизненные горизонты, мало что значит. Потому что никуда не исчезает конкуренция сходных и комменсализм, а ещё того лучше — симбиоз несходных разумных. Речь не только о магах и Воинах, но также, например, о производящих материальные предметы, оказывающих услуги, выращивающих еду и защищающих членов всех остальных групп. При этом, конечно, возможны также различные формы социального антибиоза: все эти аллелопатии, аменсализмы, паразитизмы и прочее такое. Преступность, злоупотребления, непотизм, эгоизм… кстати, почти всех гуманистов — а они существовали и в её время — Эзу Сутомор осуждала. Потому что всё это, все многообразные в своей вредоносности формы асоциальности с антисоциальностью в конечном итоге лишь вредят балансу. Общества, внутри которых антибиотические отношения преобладают над симбиотическими — патологичны, слабы и неизбежно вытесняются более гармоничными, в которых симбиоз преобладает.

— Звучит как красивая теория, не подтверждаемая практикой.

— Почему сразу не подтверждаемая? Вполне даже подтверждаемая. Просто наказания за разного рода ошибки планирования, за желание нахапать односторонних преимуществ, за грабёж и ксенофобию обычно приходится ждать десятилетиями. А иногда — веками. Но последствия настигают если не самих носителей антибиотичного поведения, то их потомков. Всегда. Никаких исключений ни для кого.

Шак фыркнула и прошипела, как ругательство, одно-единственное слово:

— Нагхаас.

— Аргумент, — кивнул Мийол. — По отношению к иным видам разумных змеелюды и в самом деле ведут себя премерзко. Но… если они одолевают алуринов, это означает, что внутри общества алуринов баланс выстроен хуже, чем внутри общества нагхаас.

— А у гномов?

— И у гномов. Беда последних — пассивность и медлительность развития. Кроме того, мы, скорее всего, не знаем о нагхаас чего-то очень важного. Каких-то ключевых элементов не видим. Ни за что не поверю, что власти гномьих объединений так долго не трогали змеелюдов без очень, очень серьёзных причин. В конце концов, гномы же истребили Безымянных! А тут… так, — Мийол нахмурился. — Что это за шум?

Шак шевелила ушами, вслушиваясь — и внезапно вскочила, выпуская когти.

— Они кричат, что Лагерь-под-Холмом атакован…

Переглянувшись, учитель и ученица одновременно выдохнули:

— Нагхаас!

— Вот тебе и «завернём ненадолго проведать знакомых». Вот тебе и «узнаем, как там дела».

— Шак, дыши глубже, — посоветовал Мийол, сызнова надевая элементы костюма Хантера: сапоги, маску, плащ, перчатки. Совет звучал бы убедительней, если бы сам он при этом двигался более плавно, а говорил спокойней. — И подумай о том, как будешь драться со змеелюдами… если всё-таки придётся.

Короткий фырк:

— Я и так знаю, как я буду драться.

— Да? И как?

— Алхимией, как же ещё? Потравлю их, как вонючую плесень!

— Это ходячих-то ядоносов?

— Именно их, — алурина не скрывала злобного предвкушения. — Ты не интересовался, а вот я почитала литературу про их физиологию. Да, они сами по себе выделяют цитотоксичный яд кожно-нарывного действия, усиленный магией, к которому благодаря физиологическим нюансам и той же магии чрезвычайно устойчивы. Но любая устойчивость оборачивается уязвимостью, если посмотреть под нужным углом. Так что некоторые классы веществ действуют на них особенно сильно — кратно сильнее, чем на теплокровных.

— И много у тебя подходящей отравы?

— Не очень, — Шак поморщилась. — Хотя с учётом особой убойности… и если мне дадут хотя бы на пару часов засесть в лаборатории…

— Ладно. Идём.

Однако не успели они даже спуститься по лестнице до первого этажа, как им навстречу взбежал Хрипун:

— Вы ещё здесь?! Хвала богам!

— Что случилось?

— Скорее, поспешите за мной, господин Хантер!

— Что случилось? — повторил Мийол, слегка нажимая голосом.

— Вас вызывают на Совет!

— А. Что ж, тогда веди.

Похвастать размерами Лагерь-под-Холмом не мог. Чтобы пересечь его от края до края без лишней спешки, требовалось минут десять от силы. Чтобы добраться от «Приюта утомлённых» до того из дерев-колонн, где расположился Совет поселения, быстро шагающей троице потребовалось минуты три. Но даже за этот скромный срок стало ясно, что разумных вокруг поразила нездоровая суета и страх на грани паники. Происходило нечто такое, к чему у них не выработалось привычки.

«Скверно. И опасно».

— Господин Хантер с ученицей здесь! — словно глашатай, объявил Хрипун от входа — и тут же, быстро поклонившись, отодвинулся прочь, а потом и вовсе убежал, повинуясь краткому раздражённому жесту какой-то Шелетидйид: молодой, всего лет двадцати пяти, но уже характерно могучей телом и рангом приближающейся к пику для достигшей.

Призыватель же, отмахнувшись от её короткого поклона — не до церемоний, мол — вошёл в изрядных размеров и сложной формы зал, довольно ярко освещённый эликсирными лампами.

— Ещё один подмастерье, — басово громыхнул сильнейший из присутствующих Мастеров Начал, он же явный претендент на лидерство. Подобно всем своим соклановцам, этот Шелетидйид имел чрезвычайно мощную скелетную мускулатуру, самый минимум подкожного жира и кожу весьма характерного оттенка, близкого к сырому мясу — отчего и впрямь, как в передающемся втихую общем прозвище всех своих соклановцев, мог показаться освежёванным.

Ростом он обгонял Мийола на полголовы, возрастом — не менее чем вдвое (хотя выглядел на двадцать пять), имел прямые серебряные волосы, стянутые в хвост, и пронзительные зелёные, чуть ли не фосфоресцирующие глаза; на шее у него висел талисман Усиленного Отторжения Яда, мощный торс прикрывал дискообразный, с пятью асимметричными выступами щитовой талисман на шести ремнях, чресла и верх бёдер — серая от костяных накладок на алой основе бронеюбка, а обувью ему служили сандалии на шнуровке.

— Хотелось бы знать, — продолжил Мастер Начал, — чем уважаемый Хантер мог быть нам всем полезен.

— Много чем, — ответил призыватель, одновременно уклоняясь от ответа и красноречивым жестом поглаживая по загривку присунувшуюся ближе Направляющую Демоническую Ласку. — Всё зависит от ситуации… нас посвятят, наконец, каковы сложившиеся обстоятельства?

— Извольте, — ещё одна Шелетидйид, экипированная аналогично первому, но моложе и не дотягивающая даже до седьмого ранга по плотности праны, принялась отвечать за лидера. — Коль скоро мой старший брат дозволит, — кивок Мастеру Начал, — я просвещу вас, многоуважаемый.

Та возвышенность, благодаря которой обрёл своё имя Лагерь-под-Холмом, являлась частью целой цепи небольших гор, легко проходимых разве что для горных козлов. Таким образом, левые и нижние направления от поселения вели исключительно в Подземье, через два основных и два-четыре вспомогательных тоннеля. Именно два-четыре, поскольку половина из них не отличалась надёжностью, часто перекрываясь обвалами (да-да, всё те же ненадёжные горы, сложенные из хрупких известковых пород). На Поверхности ситуация складывалась обратная: верхние и правые направления доступны и выводят на диколесский простор, а вот ходов от Лагеря-под-Холмом, что вели бы в Подземье в тех направлениях, нет. Выкопать их в сыпучих песчаных грунтах, ещё и подтекающих, казалось делом избыточно сложным и трудоёмким, а потому никому не нужным.

Однако нагхаас, видимо, озаботились такого рода раскопками.