КОЛЯ. Вот, держи.

ГЕНА. Спасибо, чувачок, спас погибающую душу. А чего без фильтра-то? У, блин, вообще моршанская. Отрава. Ты чего, ее ж курить нельзя.

КОЛЯ. Какие были, такие и взял. Еще выпендривается. Давай обратно отдам, пусть деньги вернут.

ГЕНА (Не отдает). Сам-то чего не куришь?

КОЛЯ. Не знаю, пробовал, противно, тошнит. Подожду пока, в армию заберут, там начну.

ГЕНА. Там начнешь, стопудов.

КОЛЯ. Стопудов.

Гена аккуратно надрывает пачку, вытряхивает сигарету, пачку прячет, сигарету берет в зубы, достает спичку, поднимает ногу и зажигает спичку, чиркнув по бедру. С наслаждением закуривает. Протягивает Коле руку.

ГЕНА. Гена.

КОЛЯ. Коля. Очень приятно.

ГЕНА. Местный?

КОЛЯ. Само собой. Слушай, а почему тебе светиться нельзя? Сбежал что ли?

ГЕНА. Сам ты сбежал. Что я дурак, что ли. Если сбежишь из части, посадят на дизель.

КОЛЯ. Как это на дизель? Голой жопой что ли? Такое наказание?

Гена начинает смеяться.

ГЕНА. Вот ты темный. Дизель — это дисциплинарный батальон, дезертиров туда отправляют. Там говорят, служить, — вообще труба, хуже чем в стройбате.

КОЛЯ. Значит, тебя в отпуск отпустили?

ГЕНА. Не, я в самоволке.

КОЛЯ. Это как?

ГЕНА. У нас командир в Жихово поехал, у него там подруга. Раньше понедельника не вернется. Гуляем. Духи дежурят, деды на рыбалку подались, а я вот решил по поселку прошвырнуться.

Гена тушит сигарету о подошву и аккуратно убирает бычок в карман.

КОЛЯ. Ты — дед?

ГЕНА. Не, я черпак. Первые полгода — дух. Потом черпак. На второй год — дед. Деды все решают. Командир — так, чисто для вывески.

КОЛЯ. Круто вам.

ГЕНА. Да я бы не сказал. Ладно, чего тут у вас, какая-нибудь культурная жизнь есть? Танцы или кино?

КОЛЯ. Сегодня концерт. У нас же выпускной в школе.

ГЕНА. У тебя что ли выпускной?

КОЛЯ. У меня.

ГЕНА. Проставиться положено.

КОЛЯ. Я не знаю. Водка-то по талонам. Где я талон возьму? Да и денег нет.

ГЕНА. Праздник же. У родителей попроси.

КОЛЯ. Щас, так они и дали. Короче, ты приходи сегодня к нам на концерт. Стадион знаешь где?

ГЕНА. За церковью?

КОЛЯ. Это не церковь не фига, это ПТУ. Дальше стадион. А за стадионом сцена. Посмотрим, может и с выпивкой что-нибудь придумаем.

ГЕНА. Что за концерт-то хоть? Народные песни про партию?

КОЛЯ. Какие к лешему песни. Мы выступать будем. Наша группа.

ГЕНА. Да ты что? Ты в группе играешь? На чем?

КОЛЯ. На ударниках.

ГЕНА. О, круто! А что играете?

КОЛЯ. Рок.

ГЕНА. Серьезно? Ни фига себе! Играете рок?

КОЛЯ. Да, а что?

ГЕНА. Ничего, просто я думал…

КОЛЯ. Ага, думал, тут у нас колхоз.

ГЕНА. Что, не колхоз что ли?

КОЛЯ. Ничего не колхоз. У нас райцентр. Почти что поселок городского типа. Так что, придешь на концерт?

ГЕНА. Конечно приду. Я люблю рок.

КОЛЯ. Меломан что ли?

ГЕНА. Ага. Кого тут слушаете?

КОЛЯ. Ну чего, «Кино», «Любэ», «Алису», само собой.

ГЕНА. Само собой.

КОЛЯ. Еще «ДДТ».

ГЕНА. Какой концерт?

КОЛЯ. «Башкирский мед».

ГЕНА. А «Периферию» не слышал?

КОЛЯ. Не. У тебя есть?

ГЕНА. Есть.

КОЛЯ. Дашь переписать?

ГЕНА. Что, думаешь, у меня тут под койкой в казарме мафон стоит с колонками? Все в Саранске, на бобинах. Слушай, ну все, забились, приду к вам на концерт.

Коля спускается с крыльца. Гена перекатывается через себя и исчезает за перилами.

3. Сцена.

КАТЯ. Щас Оса придет, все ей скажу. Она тебе покажет.

АНЯ. Говори, чего мне-то. Ничего она не покажет.

КАТЯ. Не боишься?

АНЯ. Не боюсь. Я и сама ей в лицо все скажу.

КАТЯ. Давай, чего.

АНЯ. И скажу.

Из-за сцены появляется Ольга Сакина по кличке Оса, она вбегает на сцену, обнимает Аню и Катю, целует их. Надевает на шею Ане серебряную медаль.

ОЛЬГА. Девчонки, ну — труба. Таракан так расчувствовался, что аж разрыдался. Первая медаль в нашей школе за семь лет.

Аня снимает медаль, хочет отдать ее Ольге, но не может удержаться, разглядывает ее.

АНЯ. Что, реально серебряная?

ОЛЬГА. Да брось ты, серебряная. Из ценных пород олова. Полёгай, видишь, легкая?

КАТЯ. Интересно, где ее делали?

ОЛЬГА. В области. Таракан сказал, ее из РОНО прислали. Ладно, у нас времени в обрез. Таракан объявил программу. В три мы выступаем, в четыре футбол — игра века! Леспромхоз против «Сельхозхимии»! В восемь дискач в клубе. Я там у маман все ходы знаю, пройдем бесплатно через красную комнату.

АНЯ. О, круто!

Аня вешает медаль на усилитель.

КАТЯ. Оля, тут Аня тебе хочет что-то сказать.

ОЛЬГА. Чего?

АНЯ. Да, ничего, проехали.

КАТЯ. Нет, ты уж говори.

АНЯ. Ты чего, поругаться со мной хочешь?

КАТЯ. Нет, это ты хотела поругаться.

ОЛЬГА. Девчонки вы такие дуры обе. На фига сегодня ругаться? Завтра поругаемся. А сегодня надо веселиться. (Кате.) Принесла?

КАТЯ. Естественно.

Катя достает помаду и карандаш.

ОЛЬГА. Пойдем в раздевалку, а то вдруг тут кто-нибудь пойдет, увидят, скажут — проститутки красятся. Ань, накрасишь меня?

АНЯ. Куда ж я денусь, когда разденусь.

Ольга, Аня и Катя уходят в левую комнатку. Их видно через окно без ставень.

АНЯ. Не садись на лавку, тут кто-то с ногами ходил.

КАТЯ. Я на корточки.

АНЯ. А ты вот сюда иди, к свету.

Ольга встает у окна. Аня начинает ее красить. Катю не видно.

КАТЯ. Чего там еще Таракан говорил?

ОЛЬГА. Про то, что перед нами открыты все дороги жизни и прочую такую же фигню.

АНЯ. Не говори, у тебя губы дергаются. Криво накрашу.

КАТЯ. Таракан, говорят, книгу пишет про историю нашего района.

АНЯ. Ох уж тут история.

КАТЯ. А что? Между прочим, мы тут все потомки викингов. Чего, не помнишь, Таракан на истории рассказывал. Что они приплыли на своих ладьях по Шиченге в каком-то там веке.

АНЯ. Херня. Сроду тут не было никаких викингов. И вообще никто сюда никогда не приплывал и не приезжал.

КАТЯ. Как это не приезжал? А Харатьян в прошлом году?

ОЛЬГА. Блин, он такой клевый! «Не вешать нос…»

АНЯ. Я кому сказала молчать? Вот из-за тебя криво накрасила.

Аня плюет на рукав и стирает помаду.

АНЯ. Тебе же самой мать потом рассказала, что он после концерта так нажрался, что весь номер облевал.

КАТЯ. Все равно он клевый…

АНЯ. Все, теперь можешь говорить. Дальше будем глаза красить. Не моргай.

ОЛЬГА. Слушайте, я вчера у матери в клубе журнал взяла из подшивки, там статья про Пугачеву. Я кажется, поняла, почему она такая популярная.

КАТЯ. Ну почему?

ОЛЬГА. Потому что поет не фигню всякую про мир на земле и партию наш рулевой, а про любовь. Не общечеловеческие темы всякие, а про личную жизнь. Вот возьми у нее какие песни есть? «Алло, алло» — про любовь. «Айсберг в океане» — про любовь. Попробуй, вспомни у нее какую-нибудь песню про войну? Нету ни одной. Я Пугачеву уважаю, хотя она и попсу поет.

КАТЯ. Мне кажется, наоборот, если ты певица, нужно петь про то, что всех волнует. Про войну или про Сталина даже. Талькова слышала?

АНЯ. А в газете писали, что она приехала куда-то после концерта в гостиницу, ей там ее любимый номер не дали, так она устроила дикий скандал, разбила пианино…

КАТЯ. Откуда в гостинице пианино?

АНЯ. Откуда я знаю. Может, она его везде с собой возит.

КАТЯ. Ну так и что тогда? Если это ее пианино. Взяла и разбила. Новое купит.

АНЯ. Не суть. Короче, теперь ее вроде бы собираются посадить. Говорят, слишком загордилась. Поставила себе в квартире золотой унитаз.

ОЛЬГА. Вранье.

АНЯ. Чего?

ОЛЬГА. Чего слышала. Это все вранье. Нет у нее золотого унитаза. И не посадят ее никогда.

АНЯ. Почему не посадят?

ОЛЬГА. Потому что она народная артистка.

АНЯ. И что, думаешь, народной артистке можно творить все, что хочет? Хочешь — скандалы устраивает, хочет — пианино бьет.