ОН. Почему?

ОНА. Потому что молодой еще был. Ему было 16 лет. Слушай дальше. Весной 1813 года Петр Алферов принимает участие в европейском походе. Во время похода он писал письма своему батюшке в Алферовскую. Письма сохранились, я их читала. Заграница поразила воображение маленького Петруши. «Что это за прелестная сторона! Нет уголка, который бы не был осмотрен, обработан и украшен. Какое волшебство превратило болотистые Силезские долины в плодоносные поля, провело возвышенные насыпные дороги, обсадило их липами, тополями и даже плодовитыми деревьями; какое искусство превратило дикие леса в рощи, рощи в сады, деревни в местечки, местечки в города? Все это сделалось трудолюбием жителей и деятельностью правительства. Подле каждого почти дома, сельского и городского, вижу виноград. Он распускает ветви свои по всей стене, подымаясь до самой кровли. Выглянешь в окно — и полные виноградные кисти просятся в рот! Посмотри на эти высокие каменные строения, с огромными конюшнями, скотными дворами, огородами, прекрасными садиками, цветущими беседками — как думаешь, что это? — Верно, господские дома, дома князей и баронов. — Нет! Это деревня, где живут Силезские крестьяне. Дивись, но верь! Как умеют немцы всем пользоваться и угождать всем необходимым нуждам. Куда ни посмотришь, на площадях и на улицах — везде фонтаны чистой воды. В одних поят лошадей, другие доставляют городу воду, нарочно трубами проведенную. Около всех почти огородов и садов городских проведены каналы, прегражденные заставками; каждый хозяин отворяет свои — и огород его наводняется. Здесь засуха не страшна. В Пруссии благодетельное правительство подобно в сем случае солнечным лучам, извлекающим влагу из земли для того только, чтобы после оживлять ее же благотворными дождями.

ОН. Мораль понятна. Наша власть может только ссылать в леса, а ихняя, значит, строит дома и освещает огороды.

ОНА. Я этого не говорила. Еще Петра Алферова поразило описание похорон. «Множество мальчиков, устроенных по два в ряд, впереди один с крестом, прочие каждый с книжкою, идут перед гробом, за которым следуют взрослые, а за ними толпа женщин. Все вместе поют. Могилы очень часты, почти одна на другой. В старом Фрауштате любили тесно друг подле друга жить и в тесном соседстве лежать на кладбище. Немцы не щадят надгробников. Вы читаете надписи на крестах, каменных досках, простых и полированных гранитах, из коих одни положены на землю, другие водружены в нее, многие вделаны в ограду. Почти каждая могила усеяна цветами и украшена портретом усопшего. Из этого можете видеть, как почтительны немцы к памяти ближних своих. Дети, полные жизни и радости, беспечно бегают по вековым камням и срывают свежие цветы на костях прапрадедов. Разительное сближение жизни и смерти!..

ОН. У нас тоже жизнь и смерть всегда под ручку ходят.

Пауза.

ОНА. До поездки в Европу Петр Алферов был не человеком, а личинкой человека. Человеком он стал за четыре для с 16 по 19 октября 1813 года.

ОН. В битве против Наполеона участвовало пять армий. Силезская армия, в которой Алферов служил поручиком, пришла к месту битвы первой. Потом подтянулась Богемская армия. А когда битва началась, к ним присоединились Северная армия, Польская русская армия и 1-й австрийский корпус.

ОНА. 127 тысяч русских, 89 тысяч подданных Австрии, 72 тысяч пруссаков, 18 тысяч шведов.

ОН. 15 октября Наполеон разместил свои войска вокруг Лейпцига. 16 октября он планировал атаковать и уничтожить богемскую армию. Союзники сначала планировали атаку по нескольким направлениям, имея в виду разделить армию Наполеона. Силезкая армия должна была наступать на Лейпциг с севера.

ОНА. Но царю Александру этот план не понравился.

ОН. Слишком сложный.

ОНА. В итоге большая часть армии атаковала французов в лоб с юго-востока.

ОН. День 16 октября выдался пасмурным. В 8 утра армия генерала Барклая-де-Толли открыла артиллерийский огонь по врагу. Наступление началось. Раздалась команда…

ОНА. Строиться в каре!

ОН. Я оказался на одной из внутренних сторон каре и все время крутил головой, стараясь разглядеть французов. Как вдруг раздался страшный грохот и люди вокруг меня стали падать. По нам стреляли. Офицеры кричали.

ОНА. Сомкнуть ряды!

ОН. Направо и налево от меня умирали люди. Прилетало что-то невидимое и отрывало им головы, руки и ноги. Я почувствовал что-то вроде болотной слякоти под ногами, посмотрел вниз и увидел, что стою по щиколотку в крови. И я побежал.

ОНА. Пороховой дым окутал меня со всех сторон. Я бежал как будто сквозь туман. Где-то рядом были крики и выстрелы, но я ничего не видел на расстоянии вытянутой руки..Я бежал, сам не зная куда. Сколько это продолжалось — не знаю. Кажется, несколько мгновений.

ОН. И вдруг я оказался в самой гуще сражения. Я увидел прусаков, которые сошлись вштыковую с французами. Французов было больше, они теснили прусаков, убивая их одного за другим. Те умирали с криком…

ОНА. Фатерланд!

ОН. Я почувствовал уклон под ногами. Мы стояли на склоне холма. Снова раздалась команда.

ОНА. Сомкнуть ряды!

ОН. Командир направил нас наверх холма, где находилась деревня Вахау. Мы почувствовали, что дорога свободна. Мы побежали налегке, не встречая сопротивления.

ОНА. Как вдруг справа донесся какой-то шум и выкрики.

ОН. На нас неслась их кавалерия, неудержимая, как морской вал.

ОНА. Казалось, еще мгновение и мы будем уничтожены.

ОН. Нам приказали отступать.

ОНА. Я не помню, как я провел остаток этого дня. Потом я узнал, что мы все-таки взяли Вахау. А к вечеру отдали обратно французам. К ночи все стихло, как бы само собой.

ОН. Солдаты разжигали костры и готовились к ночлегу, не обращая никакого внимания на близость неприятеля.

ОНА. Это было похоже на то, как готовятся к ночлегу крестьяне во время сенокоса. Я вдруг подумал, что многие из этих солдат и есть крестьяне, который воспринимают войну всего лишь как один из видов труда.

Он собирает бумаги.

ОН. Мы с тобой сегодня тоже хорошо поработали, Татьяна Петровна.

ОНА. Алферов долго ходил между кострами, пока не нашел свой батальон. Там он узнал, что многие из его товарищей были убиты сегодня. Отогревшись у костра, он проверил свое ружье и увидел, что патрон остался в стволе. Он не сделал за этот день ни одного выстрела и ни разу не ударил штыком. Засыпая, я подумал, что завтра непременно кого-нибудь убью.

ОН. Уже поздно. Тебе пора спать. На новом месте приснись жених невесте.

ОНА. У тебя есть дети?

ОН. Девочка.

ОНА. Поцелуй ее от меня.

ОН. И не подумаю.

Протокол допроса №2, от 17 октября 2013 года

ОН. Поклонный крест на площади Революции — это святыня, прославляющая не только нашу миролюбивую веру, но и демонстрирующая силу нашего оружия. Посягнувший на эту святыню оскорбляет не только церковь, но и память наших предков, сложивших свои головы за свою страну на полях сражений.

ОНА. Я, как верующая с 1982 года христианка и мать троих детей, от всей души искренне желаю, чтобы щепки от этого креста воткнулись в глаза ее родителей. Чтобы эти несчастные люди не видели, что творит их дитя.

ОН. Вот в советское время мы почему хорошо жили? Потому что верили. Иисус Христос был коммунистом. Помните, как он накормил народ пятью хлебами?

ОНА. Я когда увидела ее с этой пилой на площади, так вся и содрогнулась. Глаз у нее стал нечеловеческий и движения тоже такие дерганые, как будто пляски бесовские. Я ее перекрестила и говорю — изыди, сатана, изыди. А она хохочет дьявольским голосом.

ОН. Я вообще не понимаю, кто это придумал — подставь другую щеку. Кто это придумал? Ну кто? Покажите мне этого идиота! Мы должны защищать нашу веру. А то вишь, мы им щеки подставляем, а они и рады стараться. Нет уж, братцы, наше христианство — это когда нам по щеке, а мы — раз и поддых. А мы — раз и в глаз. А мы — раз и в ухо. А щеки пусть дураки подставляют.

ОНА. Мой отец — Иисус Христос, а моя мать — Дева Мария.