Н е р у к о т в о р о в. Тоже сказала! Да ты знаешь, сколько это место стоит? Чистый случай, что прежний бармен ушел.
О л е с я. Значит, все приплачивают, а мне даром?
Н е р у к о т в о р о в (веско). Сколько надо, я им подкину. Случай такой редко выпадает. Свалял малый дурака. Ему, видишь ли, в буфете не престижно. А сущность все равно одна.
О л е с я. Какая?
Н е р у к о т в о р о в. Спрос превышает потребление, остальное — детали.
О л е с я. Красиво говорите. Ни о чем думать не надо. Все само в руки плывет. (Прихлебывая кофе.) Я о такой жизни и не грезила. Начну перестраиваться. Главное ведь здесь — химичить научиться. По-умному.
Н е р у к о т в о р о в (после небольшой заминки). Нет, мамочка. Этого не надо.
О л е с я (очень удивлена). А как же тогда?
Н е р у к о т в о р о в. Работать надо честно. А оно само перепадет, не беспокойся. (Тянет губами.) На уголовщину никогда не иди. Гиблое дело. (Пьет.) В тот момент, когда в первый раз схимичишь, в тот самый момент, считай, «век уж твой отмерен», как сказал поэт… Так что нельзя.
О л е с я. И вы никогда… сами-то… ничего?
Н е р у к о т в о р о в. Никогда. Ничего.
О л е с я. С чего же вы тогда целыми днями хлопочете? Расстраиваетесь. Я-то думала…
Н е р у к о т в о р о в. Зря думала. Я — за так. Посему всюду желанен, все меня угостить норовят. (Пьет.) А коли… само что-нибудь набежит — другое дело. Только в ручку не гляжу. Себя уважаю.
О л е с я. Ух вы! Ну-ну!
Н е р у к о т в о р о в (тяжело вздохнул). Вот дело ведь какое. Кажется, и не проживу без тебя теперь.
О л е с я. Уж как-нибудь.
Н е р у к о т в о р о в (с силой). Выходи за меня. Ноги тебе мыть буду. (После паузы.) Если б ты знала, как мне охота тебе хорошую жизнь наладить. Такой смысл у меня теперь появился.
О л е с я (после паузы). Хорошая жизнь, Иван Сидорыч, не для меня. Не привыкну я к ней.
Н е р у к о т в о р о в. Кто к ней не привыкнет. К ней всякий привыкнет. И притом моментально.
О л е с я. Надо через мое пройти, чтобы понять.
Н е р у к о т в о р о в. Попытаемся.
О л е с я. Одна только Светка Барышева способна меня понимать. А почему? Потому что она тоже через это прошла. Как говорится, у нас с ней под надстройкой сходный базис.
Н е р у к о т в о р о в. Что у тебя было или не было, мне известно. Так что не пугай.
О л е с я. Узнавали?
Н е р у к о т в о р о в. А то нет! Равнодушия к твоей жизни я проявлять не могу. (Разводит руками.) Коли она теперь и моя тоже.
О л е с я. С чужих слов, Иван Сидорыч, мою жизнь не постигнешь. Ее надо — из первоисточника. Вот к примеру, была у меня в Москве любовь. Интересно вам, надеюсь?
Н е р у к о т в о р о в. Непременно.
О л е с я. Первая и последняя. Этому парню я готова была не то что ноги мыть, как вы выражаетесь, а под нож за него. А оказалось, всерьез я ему не нужна. Всегда он, бывало, обрадовать тебя спешит, развеселить старается. Как будто жизнь чрезвычайно милая, праздничная штука. Люди хохочут, компания пестрая, а я гляжу на него — и аж губам больно, как люблю. Гуляли мы с ним долго. Когда со Светкой перекочевали сюда, он и тогда часто наведывался, скучал. А привязать его к себе не сумела.
Н е р у к о т в о р о в. Вот тебе и скучал.
О л е с я. Думала, придет время, зарегистрируемся, а пока… куда этому телку семью заводить? Ему ж только бегать хочется. (Задумалась.) Однажды возникла здесь, Октябрьском клубе деятельница. Эдакий комсомольский вожак в юбке. Наладила она, переналадила все кружки: самодеятельности, авиалюбителей, кинолюбителей и филателистов. Хваткая, благополучная. И ни с того ни с сего мой теленок точно в транс вошел. Киностудию московскую забросил, каждый день здесь. Будто магнитом скрепку притянула…
Н е р у к о т в о р о в. Ну а ты?
О л е с я. Я? Вспомнить стыдно.
Н е р у к о т в о р о в. Била ты ее, что ли?
О л е с я. Не била. Но в мыслях что у меня творилось, лучше не вспоминать. Никогда бы я, дорогой вы мой Иван Сидорыч, не поверила… Все о ее смерти мечтала. (Помолчала.) Меня подкосило не то, что эта комсомольская богиня его отняла и всю мою жизнь перевернула. А… что она такая правильная, ничего не хлебнула, все-все ей даром досталось. Без всяких ее усилий.
Н е р у к о т в о р о в. И чем кончилось?
О л е с я (не сразу). Чем? Свадьбой!
Н е р у к о т в о р о в. Ну и какой твой грех? Ты же ничего не сделала.
О л е с я. Мало что! Я-то знаю про себя, чего хотела.
Н е р у к о т в о р о в. Не знаешь!
О л е с я. Я могла убить не задумываясь. Будь на то благоприятные обстоятельства.
Нерукотворов, Чепуха! Когда б они были, эти благоприятные… ничего бы ты и не сделала. Поняла? В том-то вся штука.
О л е с я (после паузы). А вы почем знаете?
Н е р у к о т в о р о в. Уж как-нибудь эту подкладочку жизни я с малого расстояния разглядывал. И с фарцой приходилось, запугивали меня. Ты, Олеся, настоящий человек и никогда другим быть не можешь. (После паузы.) Я — другое дело, я уже испорченный.
О л е с я. Вы-то чем?
Н е р у к о т в о р о в (пожимая плечами). Да хотя бы враньем. Знаешь, сколько хороших людей я обманул? Какому-нибудь бедолаге обещаю: приеду — устрою. Он меня ждет не дождется, а я в другом городе сижу, пивцо попиваю. Я и думать забыл о нем. Потому что там, в глубоком нутре своем, знаю — не могу помочь. Уже в тот самый момент, когда обнадеживаю, знаю. Мне бы честно сказать, а я не могу. (Горячо.) Моя подлость, что привык к человеческой благодарности. К восторгу… даже от одного моего присутствия. (После паузы.) Вот я и обещаю всем направо-налево, а потом бегаю, чтобы не догнали.
О л е с я. Но многим-то вы помогали.
Н е р у к о т в о р о в. Пусть. Но те, которые на лавочке просидели или дома до рассвета прождали. Им-то каково! Тут драмы, да какие! А я и поинтересоваться боюсь. (После паузы.) Вот какой я с изнанки. Так что ты думай, Олеся, хорошо думай, прежде чем со мной связываться.
О л е с я. Я уже подумала.
Н е р у к о т в о р о в. Да?
О л е с я. Не могу я вас любить, Иван Сидорыч. Хороши вы, плохи ли, не могу, и все. А без любви куда денешься. Это ведь одна слава, что женщине хоть бы с кем, лишь бы не одной. Если хотите знать, для бабы не с тем быть — вот что страшно. А одной — ерунда! (После маленькой паузы.) И в буфетчицы не пойду. Тоже не по мне, извините уж. Привыкла я со Светкой. Она мне вроде семьи.
Входит С в е т л а н а.
Вот, явилась красавица. (Оглядывает ее.) Медовый месяц. Как любовь преображает, а, Иван Сидорыч?
Светлана, увидев Олесю с Нерукотворовым, осторожно присела к другому столику. Положила сумку. Торопливо развернула газету, жадно читает.
Н е р у к о т в о р о в (тихо). Ты совсем-то не отказывайся от меня. Я ведь не тороплю.
О л е с я (возвращаясь к прежнему тону). Ну… если вы согласны ждать, другое дело. Человек предполагает, а бог располагает, так ведь?
Н е р у к о т в о р о в (вздохнул). Ладно, иди к своей «семье». Вечером, может, что-нибудь сообразим? Я все равно еще работать здесь буду. (Достает свои блокноты.) А он жив?
О л е с я. Кто?
Н е р у к о т в о р о в. Твоя бывшая любовь.
О л е с я. Жив, жив. Вам-то что?
Н е р у к о т в о р о в. Ничего. Если человек жив — еще ничего не потеряно.
О л е с я. Все потеряно.
Н е р у к о т в о р о в. Э… э… мамочка. Жизнь порой такие коленца выкидывает.
О л е с я (пожимает плечами, идет к Светлане). Привет, подруга.
С в е т л а н а (опуская газету, которую дочитала). Привет.
О л е с я. Что-то ты не больно счастливая.
