- Не в настроении, значит? – мастерски прикидывается обиженным ребенком, карикатурно дуя губы, но меня эти кривляния не трогают, а только еще больше раздражают.

- Для тебя навечно!

- Ну всё, я объявляю траур, – откидывается на сидение и смотрит на меня так весело, что мне безудержно хочется разреветься.

- Данил я…

Поднимает властно руку и затыкает меня, огорошивая заявлением.

- Мы почти приехали. Не могу принимать важные и тем более денежные решения на голодный желудок. Сейчас поедим, а потом уже решим, что, куда финалить и в каком размере переводить.

Замираю перепуганным оленем в свете фар, а затем недоумённо кручу головой, понимая, что машина остановилась у известного на всю столицу пафосного и ужасно дорого ресторана.

- Я никуда с тобой не пойду, – чеканю я, – я хочу рассчитаться и поставить точку, Данил.

- Не ходи. Но тогда следующее удобное время я для тебя найду только на следующей неделе. А сейчас, как я уже говорил – я голоден, Лера, и не настроен идти тебе на уступки. Итак, твой выбор?

Его непримиримый тон острой бритвой режет меня по едва затянувшимся душевным ранам. Осталось только солью посыпать – и мне крышка. Господи, за что?

- К чему ты чинишь мне препятствия? Во имя чего? – с головой окунаюсь я в отчаяние, но еще пытаюсь держать марку.

- Во имя себя и своих желаний. Еще вопросы? – бьет жестко, меняя насмешливое выражение лица на непримиримую маску.

- Никаких, – стискиваю ледяными пальцами горло и задыхаюсь.

- Тогда встала и пошла. Мы не в детском саду, чтобы решать важные вопросы на коленке.

Резко вскидываю подбородок выше и стараюсь смотреть на мужчину свысока. Глаза щиплет от предательской соленой влаги, но я гоню ее прочь, обещая себе, что еще поставлю этого ужасного человека на место.

Молча покидаем прогретый салон авто. Молча поднимаемся по высокому крыльцу. Молча раздеваемся и проходим через великолепие заведения. Интерьер ошеломляет.

Стыдливо опускаю глаза вниз, рассматривая свою практичную, непритязательную обувь и плотные колготки. Вокруг сплошь дамы из высшего общества в вечерних туалетах, драгоценностях и шелках. И я – зачуханская провинциалка из ближайшего Подмосковья, для которой поесть в таком шикарном ресторане и месячной зарплаты не хватит.

Рука Данилы ложится мне на поясницу, но я ускоряю шаг, разрывая это ненужное мне прикосновение. Оно слишком взрывает меня, слишком распаляет и раскручивает. Но от него не убежать – через секунду Шахов снова рядом и его шепот заставляет меня покрыться краской с головы до ног.

- Ты самая красивая, Лера. Подними голову, тебе есть, чем гордиться.

Ответить колкостью не успеваю. Меня заводят в отделённую от общего зала зону и выдвигают стул, чтобы я села за круглый стол на две персоны. Подчиняюсь, а затем слепо таращусь в окна, за которым вечным двигателем качает по своим дорожным артериям огни автомобилей никогда неспящая Москва.

Данила делает заказ для себя и для меня тоже. Какой-то мудреный салат с крабами и артишоками, еще бифштекс с трюфелями и вазочку спелой малины. Для себя берет что-то и вовсе не выговариваемое, единственное знакомое словосочетание – черная икра. Наконец-то безумный заказ заканчивается бутылкой дорогущего белого Айсвайна, и официант уходит, оставляя нас наедине.

Тихо играет классическая музыка, приглушенный свет укачивает растерзанные нервные окончания, а взгляд Данилы устремлен не на меня, а в даль. И я чувствую себя почти в своей тарелке, если бы не это место, которое совсем не монтируется с моей персоной.

- Поговорим? – вдруг нарушает затянувшуюся тишину Шахов.

- Нет, – припечатываю я и демонстративно провожу из стороны в сторону своей банковской карточкой, намекая на то, что пора бы уже сворачивать этот цирк «шапито».

- Отлично. Тогда я выскажусь, – припечатывает максимально твёрдо.

- Данил, – умоляюще поднимаю на него глаза, – не надо…

- Я соскучился.

О, Боже!

Низ живота вопреки всему прошивает острая, жаркая вспышка, растекаясь по венам бурлящей магмой. Судорожно свожу под столом ноги и почти до крови закусываю изнутри губы, призывая себя успокоиться и не придавать значения его лживым россказням.

- А я нет, – вру я и смело встречаюсь с бушующим пламенем его глаз.

Но ему будто плевать на мои слова. С высокой горы!

- Когда ты уехала, я чуть не слетел с катушек. И все время, пока ты бегала от меня, словно черт от ладана, я думал о тебе. Каждый чертов день. Нон-стопом.

Сглатываю и выдавливаю из себя саркастическую ухмылку, хотя внутри меня сердце уже сорвалось с цепи и словно одержимое мечется из стороны в сторону, ломая кости и перемалывая мои внутренности. Больно. Потому что я знаю желания своей тупой, доверчивой мышцы. И эти желания идут в разрез с разумом и логикой.

- Какое интересное сравнение, Данил. Значит, ты у нас святой ладан?

Улыбается. Медленно ведет языком по нижней губе, чуть наклонив голову набок. А затем подается вперед и в одно мгновение меняет тему разговора.

- Значит, ты решила вернуть задаток?

- Да, – киваю в легком замешательстве и со скрипом осознаю, что разочарована таким резким разворотом на сто восемьдесят градусов, – триста тысяч. Переведу их тебе прямо сейчас, только скажи куда и разбежимся.

- Триста говоришь? – чуть прикрывает веки и медленно растягивает губы в улыбке, покручивая пальцами ножку высокого бокала с водой.

- Именно, – выдыхаю я и чувствую, как страх лизнул мои воспаленные мозги.

- А еще миллион сверху где? – это вопрос звучит как выстрел, и я в первые секунды даже не понимаю, что он такое говорит и что мне отвечать на эту непереводимую ерунду.

- Что?

- Неустойка, Лера, – словно малому дитю выговаривает он на выдохе.

- Какая еще неустойка? – прижимаю руку к груди, боясь, что меня форменно прямо здесь и сейчас вывернет наизнанку.

- Упущенная выгода.

- Что за бред ты несешь? – затравленно оглядываюсь по сторонам, пока Шахов снова удручённо вздыхает, а затем тянется к своему портфелю, из которого извлекает какие-то распечатки.

Договор. И на нем стоит моя подпись.

- Ты вообще читала это, Лера? – подталкивает ко мне документ, но я отшатываюсь от него, словно от смертельной заразы.

А ведь так и есть!

- Значит нет…Что-ж, я разжую. На основании контракта между тобой и моей фирмой, отказаться от выполнения своих обязательств ты могла безболезненно только в первые двадцать четыре часа после того, как приняла задаток. Дальше же ты входишь в рабочую фазу и так просто слить заказ уже не можешь.

Он не умничает, просто констатирует факты – я в заднице и его заложница.

- Ты мерзавец, Шахов.

- Да, Лера, мерзавец, – признается он спокойно и без всяких экивоков, добавляя, – помешанный на тебе.

На этом душещипательном моменте наш разговор прерывается появлением официанта, который выставляет с тележки на стол салаты и откупоривает бутылку вина, разливая благородный напиток по высоким хрустальным бокалам. После его ухода я демонстративно отодвигаю от себя тарелку и складываю руки под грудью, лихорадочно ища пути к отступлению.

Затем беру в руки договор и вчитываюсь в то, на что не обратила прежде внимания. Всё так – я, тупая корова, сама пошла за своим убийцей, получая в конце пути смертельный удар пневматическим пистолетом точно в лоб. И все, мне остается только болтаться безжизненной тушей вверх ногами и ждать пока мне вскроют артерии и вены.

- Поешь, пожалуйста, – вырывает меня из сумрака паники голос моего мучителя.

- Меня тошнит, – вырывается из меня рвано, – от тебя.

И я обжигаю его ненавистью своих глаз, в которых, вопреки моим мольбам уже собралась соленая влага.

- Не могу разделить твои восторги, – пожимает он плечами, методично вкидываясь едой со своей тарелки.

На какое-то время мы просто оба затихаем. Данил ест, а я давлюсь голодной слюной. В какой-то момент его очевидно вымораживают мои протесты, и он буквально рявкает на меня.