Софью Перовскую, уравняв в правах с мужчинами, первую из женщин России казнили по политическому процессу. Вера Фигнер наравне с мужчинами пережила 20-летнее одиночное заключение в Шлиссельбурге кой крепости.

В процессе революционной борьбы вырабатывался новый женский тип, принципиально отличный от декабристок, свершивших "подвиг любви бескорыстной". На первый план выдвигались не собственно женские качества - сострадание, готовность прийти на помощь, разделить тяготы, взять на себя вину,- а качества, присущие борцам: решимость, твердость, верность революционному и товарищескому делу.

Софья Перовская, молоденькая 17-летняя девушка, скорее девочка, по воспоминаниям Е. Н. Ковальской, одной из создательниц "Южнорусского рабочего союза", обращала на себя внимание вдумчивым взглядом серо-голубых глаз, в которых чувствовалась какая-то упорная непреклонность. 20-летняя Перовская в кружке "чайковцев", по свидетельству С. Кравчинского, пользовалась влиянием и большим уважением за свою стоическую строгость к самой себе, за неутомимую энергию и в особенности за свой обширный ум.

По его мнению, "во всем, касающемся дела, она была требовательна до жестокости... Чувство долга было самой выдающейся чертой ее характера"⁶⁶. Исключительная выдержка и самообладание пригодились Перовской в трагическую весну 1881 г. Узнав о том, что Андрей Желябов (ее единственная любовь за всю 27-летнюю жизнь), арестованный 27 февраля, взял на себя вину за покушение 1 марта, она сказала: "Верно, так нужно было". И пояснила: "Процесс против одного Рысакова вышел бы слишком бледным". Она произнесла эти слова, зная, что Желябов будет повешен.

В день казни, 3 апреля 1881 г., Софья Перовская, по свидетельству очевидцев, выказала поразительную силу духа; неизменно серьезная, без малейшего следа чего-нибудь напускного и тени рисовки, с ясным и спокойным взглядом.

Из такого же человеческого материала была "скроена" и Вера Фигнер. Как никто другой, она подходила к образу "особенного человека", описанного И. Г. Чернышевским в "Что делать?", главнейшая черта которого - несокрушимая целеустремленность. С юных лет для нее не существовало страха и препятствий. Какой же страх, какие препятствия, если - надо! Ее совесть и честность были, как у многих, но образ мышления никак и никогда не расходился с действием. Она хотела учиться, пока видела в этом лучший, полезнейший путь к цели, а увидев, что одной учебы недостаточно, стала искать другой, труднейший путь в жизни.

Н. К. Михайловский, хорошо знавший Веру Николаевну, пытался объяснить ее сильное влияние на окружающих: "В чем состояла эта сила, это обаяние, которым она пользовалась, трудно сказать. Она была умна и красива, но не в одном уме тут было дело, а красота не играла большой роли в ее кругу; никаких специальных дарований у нее не было. Захватывала она своею цельностью, сквозившею в каждом ее слове, в каждом ее жесте: для нее не было колебаний и сомнений"⁶⁷.

Революционеркам 70-80-х годов были свойственны одержимость, готовность и стремление во всем идти до конца, отвергая какие бы то ни было компромиссы, "смягчающие обстоятельства" и т. п. Однако эти качества зачастую приобретали негативную обратную сторону. Вера Николаевна сама писала о крайностях, которые порождали такие крайние меры, как террористическая борьба: "Ожесточались исполнители, озлоблялись потерпевшие, их родные, друзья и знакомые; общество привыкало к унижению человеческого достоинства; зрелище казней возбуждало кровожадность толпы".

Ожесточались исполнители... Софья Перовская даже перед смертью, после того как был прочитан приговор и осужденные прощались друг с другом, отказалась подойти к Рысакову, 19-летнему слабому, малодушному мальчишке, пытавшемуся купить жизнь предательством, но все равно повешенному в числе других цареубийц. Вера Фигнер, приговоренная по "процессу 14-ти" (1884 г.) к смертной казни, с презрением отнеслась к мысли другого осужденного - барона Штромберга - просить о помиловании, но Фигнер помиловали, Штромберга казнили... Уже в Шлиссельбургской крепости она надолго порвала с товарищами по заключению, несправедливо обвинив в малодушии и безволии измученных и ослабевших людей, которые не смогли голодать в знак протеста против тюремного режима больше восьми дней...

Одержимость и готовность идти к намеченной цели до конца давали женщинам огромный нравственный заряд, стойкость, силы, для того чтобы не сломаться в опасном и сложном революционном деле, не спасовать перед карателями. Вместе с мужчинами, как равные, они превращали политические процессы в арены революционной борьбы⁶⁹. Революционерки 70- 80-х годов продолжали традиции шестидесятниц, но на совсем ином уровне; они добивались равного с мужчинами права на каторгу, на смертную казнь. Когда Софью Лешерн по делу В. А. Осинского (1879 г.) приговорили к смертной казни (это был первый случай в практике политических судов), она, выслушав решение, сказала, что "первая покажет, как женщины умирают", а потом выражала неудовольствие конфирмацией, даровавшей ей жизнь. Софья Иванова на "процессе 16-ти" в 1880 г. заявила суду: "Единственное мое желание заключается в том, чтобы меня постигла та же участь, какая ожидает моих товарищей, хотя бы даже это была смертная казнь"⁷⁰.

И еще один эпизод: в 1889 г. на Карийской каторге, в Сибири, народоволка Н. Сигида приняла яд, после того как к ней применили телесные наказания. Вслед за ней покончили с собой ее товарищи по заключению Мария Ковалевская, Надежда Смирницкая и Мария Калюжная. Их примеру последовали мужчины. Это событие, вошедшее в историю под названием "Карийская трагедия", привело к отмене телесных наказаний для женщин.

В том же 1889 г. Софья Гинсбург, сидя в Петропавловской крепости в ожидании суда (в 1890 г. ее приговорили к смертной казни, замененной бессрочной каторгой), писала матери: "Каждый счастлив тогда, когда живет по-своему, и даже все невзгоды, которые являются как необходимое следствие того или другого жизненного пути, невзгоды, которые постороннему кажутся высшим страданием, и они переносятся легко и если хотите, равнодушно... раз знаешь, что это крест, добровольно тобою избранны"⁷¹.

Этот вопрос Н. А. Некрасов поставил через несколько десятилетий после жизненного подвига декабристок. Проблема выбора - одна из тяжелейших нравственных проблем... Она стояла перед княгиней Волконской, которая предпочла добровольное изгнание в Сибирь отречению от мужа, "государственного преступника". По-своему ее решали новые женщины - шестидесятницы. Уверовав в теорию "разумного эгоизма", они бросали дома, детей, родителей, мужей, чтобы быть свободными от семейных пут и вековых предрассудков в отношении к женщине, чтобы учиться и работать наравне с мужчинами, служить обществу и народу, обучая, просвещая и врачуя его.

Вере Фигнер и таким, как она, было еще труднее. Сперва пришлось сделать выбор между дипломом и революцией. А затем тяжело и мучительно отказаться от исконной женской потребности делать доброе и обратиться к "кинжалу, револьверу и динамиту".

Кончался Х1Х век, начинался новый, пролетарский этап русского освободительного движения, в котором женщины шли рука об руку с товарищами по борьбе - мужчинами уже под другими лозунгами, с другими задачами. Но это - сюжет другой книги.