Но "фальшивая нота" не просто существовала, но и мешала жить. В 1869 г. в Гейдельберге едва началось сближение (по свидетельству Ю. Лермонтовой, жившей вместе с Ковалевскими), как приехавшие туда и поселившиеся в той же квартире две Анны - Корвин-Круковская и Евреинова-помешали этому, полагая, что "раз брак фиктивный, Ковалевскому не следует придавать своим отношениям к Софе слишком интимный характер"48. Ковалевский оставил квартиру, а затем и Гейдельберг. Начались поездки из города в город, мучительные встречи, выяснение отношений. С осени 1871 г. все чаще слышались жалобы Владимира Онуфриевича на ложность положения, созданного фиктивным браком. Это же тяготило и жену. Наконец в 1874 г., после их возвращения на родину, фиктивный брак стал фактическим. В 1878 г. у Ковалевских родилась дочь. Но в 1881 г. Софья Васильевна опять уехала за границу, в Берлин. И снова начались тяжелые отношения с Ковалевским (в 1883 г. он покончил жизнь самоубийством) .
Конечно, пример Ковалевских не типичен, это особый случай, соединивший две неповторимые индивидуальности, слишком самобытные и различные для того, чтобы сосуществовать в обыкновенной семье. Больше того, здесь фиктивный брак в целом пошел во благо, на пользу науке, получившей талантливого математика-женщину. Но разумеется, "консервы" были продуктом на крайний случай. Это понимали уже и те люди, которые их придумали и претворяли в жизнь. "Фиктивный брак был, конечно, мерой отчаянной,- писал Н. В. Шелгунов.- Он являлся последним средством для выхода, когда не оставалось никаких других средств. Конечно, он был явлением ненормальным, но ведь и порядок, вызвавший его, был тоже ненормальным..."49
Вступление женщины в фиктивный брак было уже само по себе смелым гражданским поступком. В основе же такого решения лежали, как правило, самые благородные помышления: освободиться от семейного ига для того, чтобы служить народу. В дальнейшем пути раскрепощенных женщин расходились в зависимости от понимания каждой из них этого служения. Для одних цель - знания, чтобы сказать свое слово в науке или стать просветительницей народа. Но более логичен и распространен был другой путь, когда борьба с семейным деспотизмом прямо приводила женщин в революцию.
В. А. Зайцева, например, 17-летней девушкой приехала к брату в Москву в 1862 г., а затем переехала в Петербург. Брат-известный публицист "Русского слова" Варфоломей Зайцев - сразу ввел ее в круг революционно настроенной молодежи. Результаты общения с семьей Михаэлисов, с Шелгуновыми, В. Слепцовым, Д. Писаревым, В. Ковалевским и другими новыми людьми не могли не сказаться на развитии умной, думающей и энергичной девушки. Сохранилась неопубликованная статья В. А. Зайцевой той поры.
"Наши женщины на поприще деятельности", по которой можно судить об осознании автором унизительной роли женщины в русском обществе: "На нас еще слишком много старой грязи, и мы вырастаем на слишком нездоровой почве Глупова, и привычка слишком еще связывает нас с обычаями родного города. Но нельзя не радоваться тому, что мы почувствовали всю срамоту, всю безнравственность своего холопского положения, в наших головах проснулось какое-то смутное чувство недовольства им"50
В 1863 г. В. Л. Зайцева была привлечена но делу И. Андрущенко. Она обвинялась в причастности к "Земле и воле" и в организации побега из тюрьмы Ивана Кельсиева. При обыске в ее доме обнаружили фотографии Герцена, Огарева, Натальи Корсини и других подозрительных для властей лиц. И хотя следствие не доказало ее вину, а суд оправдал, над Варварой Александровной и ее матерью был установлен негласный бдительный надзор. Тогда, как уже указывалось, она решилась на фиктивный брак с Л. С. Голицыным и в середине 60-х годов уехала за границу, где стала гражданской женой врача и этнографа Павла Ивановича Якоби, принадлежавшего к радикальным кружкам 60-70-х годов.
Политические процессы 1870-х годов показали десятки фиктивных жен и мужей. Иногда это была революционная конспирация, но бывало и так, как у Веры Павловны с Лопуховым: брак фиктивный становился фактическим.
Широко известный, можно сказать, хрестоматийный факт - судьба Ларисы (Сони) Чемодановой, описанная в воспоминаниях ее мужа С. С. Синегуба. Здесь все было очень характерно. Прежде всего, личность освободителя дочери сельского священника Чемоданова; он видный революционер 70-х годов, чайковец. В задачи кружка чайковцев как раз включалось "освобождение людей, страдавших за свои убеждения, от ссылки, тюрьмы и домашнего гнета, лишавших то или другое лицо возможности служить народному делу"51. Поэтому Синегуб считал своим революционным долгом освободить от семейного деспотизма совсем незнакомую ему девушку, блестяще кончившую Вятское епархиальное училище и мечтавшую, как стало известно в Петербурге, "служить народу". Старший брат Синегуба, сам семейный человек, также готовился вызволить из семенной неволи другую девушку, устроив ей побег из дому.
"Жениха" собирали в дорогу всей коммуной, в которой жил Синегуб (трое мужчин и две женщины), и с помощью другой, чисто женской коммуны: для "богатого жениха" нужны были крахмальные сорочки, ботинки, галстук-все вплоть до золотой цепочки для часов. Понятно, что все это приходилось с трудом добывать где-то на стороне.
Не менее характерно, что после свадьбы, когда Лариса приехала в Петербург и также стала жить в коммуне, Синегуб, влюбившийся в "невесту" с первого взгляда, не считал возможным объявить ей о своей любви. "Это было бы преступлением,- считал он,- посягательством с моей стороны на ее свободу, так как я был ее законный муж" 52. "Невесте" тогда было 16 с половиной лет, а жениху - 21 год. Фиктивная жена сама призналась мужу в любви. В то время они вместе занимались пропагандой в Тверской губернии. Вскоре пропагандистов выжили из деревни, и они вернулись в Петербург, где вели пропаганду среди рабочих вплоть до ареста С. С. Синегуба в ноябре 1873 г. По окончании "процесса 193-х" Лариса Васильевна поехала за осужденным мужем в Сибирь, где пережила его смерть (в 1907 г.) и умерла через 16 лет после этого в Томске.
Другой пример претворения в жизнь теории Чернышевского - фиктивный брак Рогачевых, также ставший фактическим. В 1873 г. под влиянием известного народника Дмитрия Рогачева, который вел революционную пропаганду на своей родине в Орле, дочь надворного советника гимназистка Вера Карпова решила посвятить жизнь освобождению народа. Рогачев помог ей уйти из дома, вступив в фиктивный брак. Молодые поехали в Москву, где Вера Рогачева сблизилась с долгушинцами. Для того чтобы вести революционную пропаганду среди рабочих, она в 1874 г. поступила работницей на Охтенскую прядильную фабрику, а после неудачи уехала в деревню, в Витебскую губернию, а затем под Киев. Ее попытки работы в народе кончились арестом осенью того же года и заключением в Петропавловской крепости. Вместе с мужем В. Рогачева судилась по "процессу 193-х", но в отличие от него была оправдана. Д. М. Рогачева, приговоренного к каторге, отправили в Сибирь. Вера после некоторых колебаний решила следовать за мужем, однако ее как политически неблагонадежную выслали в Вологодскую губернию. Только в 1881 г., после неоднократных просьб, она получила разрешение поехать к мужу на Карийскую каторгу. Совместная жизнь оказалась недолгой: в 1884 г. Д. Рогаче", отличавшийся когда-то богатырским здоровьем, скончался в возрасте 33 лет53.
Лариса Чемоданова и Вера Карпова, решившиеся на фиктивный брак, на своем примере показали, что женщина может стать не только любимой женой, но и товарищем мужа в труде и борьбе. Так на новом витке освободительного движения претворялись в жизнь идеи Чернышевского 1860-х годов. Мечты М. Л. Михайлова, воплощенные им на страницах его последнего романа54 (мужчина и женщина должны жить, работать и бороться вместе или вместе погибнуть), становились реальностью.
