– Зато сиськи будут красивые!
– Вот же ты дурная, сестра.
– А я, может, ими горжусь? Может, я всю жизнь о таком размере мечтала?
– Ага. Значит, растущую грудь ты заметила… А больше ни о чем подумать не могла?
– Тихон стал меня кормить хорошо.
Чушь несла. Сама прекрасно знала. Но я ж реально думала, что это просто от гормонов… Женщиной стала себя настоящей ощущать…
– Ну, радуйся. Еще несколько месяцев походишь с таким размером, потом надоест менять белье…
– Я понимаю, ты сейчас типа опытная. Можешь издеваться. Но поверь, я быстро тебя догоню!
Она продолжала стебаться, зато немного сняла напряжение. Помогла дождаться врача…
– А ты не пойдешь с нами? – Схватилась за рукав Миланы, уже отходящей от кабинета.
– Нет. Это уже касается вас двоих. Мне там делать нечего.
Тихона было не слышно и не видно. Он изучал монитор с плывущим изображением, словно от этого зависела жизнь. А я, как дурочка, совсем забыла туда посмотреть – не могла отвести взгляд от Тишки. И, кажется, только в этот момент начала понимать, как сильно его люблю. Вот такого – вредного, жестковатого, насмешливого… И такого трепетного, когда речь зашла о ребенке.
– Все пальчики на месте. Хотите, вместе посчитаем? – Из растрепанного вороха мыслей вырвал голос врача. – У вас все отлично. Развиваетесь, как положено по сроку.
– А пол скажете?
– Пока не возьмусь угадывать. Еще рано…
– И все же? – Тихон никак не унимался.
– Девочка. Видите? – Она что-то там показывала, но я не видела ничего, кроме серо-белых мутных пятен.
– А в следующий раз может быть мальчик? Когда нам еще прийти?
– Папаша… – Женщина осеклась. Вспомнила, кто перед ней сидит. Между прочим, главный начальник. – Тихон Андреевич, не спешите. Любите любого, кто бы у вас там ни получился!
Мы вышли на улицу, медленно и молча. Как будто пыльным мешком пришибленные…
В руках – целая пачка направлений на анализы, которые мне предстояло сделать.
– Ты что-то здесь видишь? Понимаешь, вообще?
Тихон никак не мог выпустить из рук первую фотографию нашего ребенка.
– Здесь голова, кажется. Или это попка?
– Пойдем, спросим? Пускай она подпишет нам, хотя бы. – Его нисколько не смущало, что в глазах сотрудников Тихон может показаться дурачком.
– Успокойся. И не надо позориться. Завтра пойду сдаваться, уточню сама.
– Хорошо. Ты не обиделась же, правда? – Он снова обнял меня, осторожно и бережно, еле прикасаясь, уперся лбом в мой лоб.
– Я еще не успела осознать сюрприз. Потом обижусь, обязательно. А пока поживи спокойно!
Глава 30
Тихон
– Еще же нельзя, ты что?!
– Очень даже можно. Прекращай придумывать!
– Врачи же не разрешили!
– А что мне врачи? Я лучше знаю все о своем организме!
Казалось, что все черти из тихого омута Стефании уже повылазили наружу и сплясали на моих нервах. Да так, что от прежних канатов остались какие-то жалкие лоскутки.
Но вот сюрприз: после родов проявились новые бесенята. Свежие, бодрые, шустрые… Голодные до моей совести и души.
– Малыш, ну, ты же еще не восстановилась. Нужно быть очень осторожными…
Бороться с женой, пляшущей на твоих коленях, ерзающей нетерпеливо, пританцовывающей… Это могло бы быть, наверное, чуть проще: если бы не пришлось побеждать и себя самого.
– Все у меня зажило, Тиша! Все! Уже три месяца ребенку!
Это не просьба. Не мольба. Это – требование.
– А если?
– Что «если»? Ты теперь совсем ко мне не прикоснешься, да? Ты меня не любишь больше? Я стала некрасивая и непривлекательная?
Самая прекрасная женщина на свете смотрела на меня глазами, на которые навернулись слезы. Еще чуть- чуть – и случится истерика.
– Я тебя люблю. Больше всех на свете! – Лучше бы она снова начала ерзать, тереться и крутиться, а не вот так – сидеть замершей и охладевшей.
– Любишь, ага. Может, и любишь… Только не хочешь!
Господи. Дай мне сил, а? Обещаю, что буду хорошим! Вот честное-пречестное слово! Только пусть она сейчас не обидится и не сбежит куда-то… Потом же замучаюсь ловить и возвращать назад!
– Стеф… – Не зря помолился, кажется. Внезапное озарение накрыло, которое должно было бы сработать…
– А?
– Иди сюда, скажу что-то на ушко…
Она недоверчиво свела бровки, поджала губки – розовые, сладкие, теплые… Давно уже не целовались – она забывала, а я боялся, что не сдержусь. Что сорвусь и наделаю глупостей прямо при ребенке. А ей же нельзя такое видеть! Вдруг, запомнит? Глазенки-то внимательные, умные, все подмечающие!
– Говори. Только быстро. И я уйду. И больше сама не приду первой, ты понял?!
Это настоящая угроза. Вполне серьезная и опасная. Нужно срочно спасать положение…
– Я тебя каждую ночь трахаю. Во всех позах. Никак остановиться не могу.
И просыпаюсь разбитым, уставшим, неудовлетворенным.
– Что ты несешь за чушь? – Стефа отстранилась, лишила ароматного тепла и уюта. Сладкого ощущения близости и счастья.
– Мне каждую ночь снится, как я тебя люблю, Стеф. Под утро хочется сдохнуть от воздержания. А ты говоришь…
Она смотрела на меня, даже не хлопнув ресницами ни разу, долго и пристально. С недоумением и легким разочарованием.
– Боже… Хорошо, что мозг передается детям от матери…
Спрыгнула с колен, легко и непринужденно. Оставив меня с напряжением, болью и желанием что-нибудь сделать… такое… неправильное…
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты – дурак, Тихон Туземцев! И хорошо, что дочка не в тебя пойдет!
– Это говорит мне женщина, которая полгода ходила только по тем улицам, где не гуляют кошки?
– Черные! – Она даже палец вверх подняла, для надежности.
– И что? Чем они тебе помешали? Особенно, когда мы ехали на машине? Я должен был ее задавить, эту несчастную животинку?
И как с ней спать раньше времени? Потом же меня и кастрирует. Просто за то, что не угадал.
Мы от той кошки два квартала назад уезжали. С истериками. А потом вернулись и забрали ее домой. Живет теперь по-королевски. Жаль, конечно, если у животного были хозяева, которые по нему убиваются: кошка-то милая, воспитанная, хорошая…
– Ты должен со мной переспать! Прямо сейчас! Причем тут, вообще, кошка?
– Ну, что ж… Потом не говори, что мне послышалось!
Как тут не рычать, если от воздержания хочется кого-то убить? Причем жестоко, изощренно и желательно – много раз?!
Стефа подпрыгнула. Попятилась. Уперлась спиной в комод.
– Что ты там задумал? Признавайся!
Хотел очень медленно стянуть с себя футболку. В итоге – сдернул одним рывком. Швырнул в сторону.
– Супружеский долг! Исполняется!
Стефа смотрела с недоверием на то, как я расстегиваю пряжку ремня.
Переводила свои глазюки огромные с лица на руки и обратно. И облизывалась. Ты посмотри – облизывалась, коза такая!
– А это точно не смертельный номер, Тиш? Ты к нему так готовишься…
И прыснула счастливо. Но не приближалась.
– Раздевайся! Ща тебя до смерти укатаю!
– До смерти нельзя. Мне ребенка кормить! Ты без меня не справишься!
И снова пятиться начала. Хотя уже и некуда было…
Один шаг вперед – и она уже сидит на комоде.
– Раньше надо было думать о ребенке, раньше!
Она сама потянулась к молнии толстовки, туго натянутой на груди… В глазах потемнело от предвкушения. Сейчас это все будет моим! Только моим, и ничьим больше!
Сдавил упругие шары в ладонях, нырнув под маечку… Даже сердце зашлось – так это было сладко…
– Боже, Тиш…
Мы даже целоваться стали раньше в последние месяцы – Стефе было некогда, а я не хотел себя дразнить. Сейчас горячие губы нашлись на полпути друг к другу, столкнулись жадно, языки сплелись, дыхание смешалось…
Сухие жаркие ладошки метались по моей спине, очерчивая мышцы, ребра, сильно сдавливали поясницу, тут же взлетали к шее и затылку, вороша волосы… И без того мощное возбуждение грозило стать невыносимым.
