– А какие-нибудь филиалы у «ATCG» были? – спросила Блум, кивнув. – Дополнительные помещения?

– Насколько я знаю, нет, – выпалила Тилли. – Мне кажется, за границы своего участка они не выходили. Они ведь занимались секретными исследованиями.

Повисла пауза. Бергер совсем не возражал против того, чтобы быть второй скрипкой. Блум мастерски вела допрос, и у него была возможность понаблюдать.

А также поработать камерой.

Похоже, тему Вестероса Блум исчерпала. И перешла к классическим полицейским вопросам:

– Почему он исчез? Как вы думаете?

– Понятия не имею, честно, – ответила Матильда.

Блум осмотрела сидящих за столом, ловя их беспомощные взгляды. Наконец, Юхан сказал:

– Наши родители вернулись домой, чтобы отойти от дел и насладиться покоем в улучшенной версии того места, где раскрылся гений моего отца – а он и правда гений, make no mistake about that[11]. Он действительно был одним из первых, кто понял, что биология и судьба – не одно и то же. Мы сами вольны изменить нашу биологическую судьбу. Все внутри нас может быть заменено.

Бергер все больше убеждался в том, что Юхан и правда университетский преподаватель философии.

А Юхан продолжал, теперь чуть более приглушенно:

– Почему бы ему не наслаждаться долгой и счастливой жизнью на пенсии? Ведь у него внутри еще целая жизнь.

– Вот тут я что-то не понимаю, – задумчиво произнесла Блум. – Ему семьдесят четыре, он обеспечил себе еще лет пятьдесят. Зачем тогда выходить на пенсию?

– Настала пора пожить для себя, – пояснила Тилли. – Полвека чистой жизни для нас обоих. После стольких лет трудов.

Бергер видел, что Блум решилась. Он изо всех сил боролся с желанием потрогать среднюю пуговицу на куртке.

– А что такое «чистая жизнь»? – спросила Блум. – Вряд ли Уолтера привлекают обычные пенсионерские радости. Разве он не стремится постоянно совершенствоваться в своей области? Разве это не погоня за вечной жизнью?

Все замолчали. Бергер наблюдал за кланом Дальбергов – они смотрели в стол или куда-то на потолок. Никто из них не возразил Блум.

– Он ведь вернулся сюда, чтобы разгадать секрет жизни? – спросила Молли.

Тишина казалась плотной, как липкая материя, можно протянуть руку и потрогать.

Наконец, как будто откуда-то из глубины прорвался грудной голос Матильды Дальберг:

– Для начала – просто пожить. Но подвал спроектирован таким образом, что его легко можно переделать из комнаты отдыха в исследовательскую лабораторию. Если Уолту вдруг захочется, он всегда сможет вернуться к тому, что на протяжении всей жизни было его движущей силой. И да – это погоня за вечной жизнью.

– А не проще ли было сделать это под эгидой ведущей международной компании? – спросила Блум. – Он ведь владелец. Зачем в семьдесят четыре года возвращаться на любительский уровень?

– Крупная компания устроена по-другому, – сказала Матильда. – Ты несешь большую ответственность перед обществом и перед сотрудниками…

– Черт побери! – неожиданно воскликнул Микаэль. – Ответственность? Уолт? Почему бы не сказать все как есть? Он получил предложение, от которого не смог отказаться.

Блум кивнула.

– И мы возвращаемся к тому, с чего начали, – сказала она. – Продажа «Hyperion Biotechnia» не состоялась, я правильно понимаю? Это может быть связано с исчезновением Уолтера?

– К сожалению, тут уже речь идет о конфиденциальной информации, – резко ответил Фредрик.

– Если вы работаете на официальную инстанцию в США, вы должны знать правила, – согласился Юхан.

– Иными словами, хотелось бы знать, какую именно «официальную инстанцию» вы представляете, – сказал Фредрик.

Бергер и Блум со вздохом переглянулись. Похоже, они в тупике.

– Если расскажете, – сказал Юхан Дальберг, – можно будет обсуждать наши бизнес-тайны.

– Кажется, вы не сильно заинтересованы в том, чтобы найти своего мужа и отца, – заметила Блум.

Матильда Дальберг всплеснула руками и вскочила со стула.

– Ну вот, оговоренный нами час подходит к концу, – сказала она. – Не хотите напоследок осмотреть дом?

Блум тоже встала.

– С удовольствием, – ответила она. – Еще нам понадобятся все ваши контактные данные. Но сначала хочу спросить, нет ли у вас случайно фотографий вашего мужа, Матильда.

– Зовите меня Тилли, – произнесла пожилая женщина и направилась к огромному серванту, стоящему в противоположном конце гостиной.

Бергер сидел на пассажирском месте, уткнувшись в мобильник. Блум помахала рукой своеобразному семейству Дальбергов/Дальбери, выстроившемуся по росту на террасе. Пока они удалялись, Бергер просматривал фотографии с традиционных торжественных событий: окончание школы, свадьба, пятидесятилетний юбилей, тридцатилетний юбилей свадьбы, семидесятилетний юбилей, а также фотография, на которой ослепительно улыбающийся руководитель компании стоит между бывшими президентами Биллом Клинтоном и Джорджем Бушем.

– Теперь они нас точно не видят, – сказала Блум с предвкушением.

Как только машина повернула на Энгшёвэген, Бергер отсоединил от куртки среднюю пуговицу и вытащил ее через петлицу. За ней тянулся провод длиной в десять сантиметров. Это была скрытая мини-камера, такие еще иногда используют полицейские.

Бергер поставил на паузу часовую запись на мобильном телефоне и перемотал примерно на середину. Прямо напротив за столом сидела Матильда Дальберг, окруженная сыновьями. Она вещала слегка металлическим голосом:

– Конференция по генетике весной тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в Стокгольмском университете. Ему тогда было тридцать пять…

Бергер остановил запись и выдохнул.

– Нормально? – спросила Блум.

– Отлично, – ответил Бергер.

– Ну вот и чудно. Теперь нам есть чем заняться.

Блум нажала на газ.

Женская сборная по футболу проиграла США со счетом ноль-один. Дружеский матч проходил на стадионе «Гамла Уллеви». Для Косоваре Асллани этот матч стал сотым на международном уровне. За четыре минуты до финального свистка она забросила мяч в перекладину. На большее Швеция в этот раз оказалась не способна.

Члены маленькой семьи сидели, опустошенные, в своем доме в Скугосе, и если бы кто-нибудь наблюдал за ними со стороны – что кто-то, видимо, и делал – то не заметил бы разницы в выражении их лиц. Разочарование и усталость, блокирующие всякую активность.

Но то, что творилось внутри, различалось кардинальным образом. Ди ни минуты не вникала в ход матча. Весь первый тайм она ощущала ту же полнейшую пустоту, что и в предыдущие тридцать шесть часов. Во втором тайме внутренний взгляд несколько прояснился, и она увидела перед собой, совсем близко, дьявольское лицо Радослава Блока. Из шрама на его щеке поднимались языки пламени.

Йонни и Люкке переглянулись. Покачали головами. Какое нелепое поражение.

Потом Люкке кивнула в сторону мамы. Йонни кивнул и поднялся с дивана. Поскольку отец с дочерью привыкли прислушиваться к душевному состоянию Ди, они уже больше полутора суток пристально наблюдали за ней. Настала пора поговорить начистоту.

Они сели по обе стороны от нее. Обняли ее. Она постепенно вынырнула из своего пассивного состояния.

– Что происходит, мама? – спросила Люкке.

Ди медленно повернулась к ней. Покачала головой.

– Ты должна впустить нас в свой мир, Десса, – настойчиво произнес Йонни.

Ди долго рассматривала их, каждого по отдельности. Всем судьбам назло в выжженной пустыне ее сознания зародилась мысль:

Нет.

Нет, нельзя дать им победить. Нельзя сдаваться без борьбы.

Она крепко зажмурилась.

– Дайте мне полчаса, – сказала она.

Когда подъехала карета скорой помощи, уже сгущались сумерки. Из нее выскочили двое врачей в желто-зеленой форме и покатили к дому носилки. Вскоре они вышли снова. Под свисающим до самой земли одеялом на носилках лежала женщина, с двух сторон от нее шли мужчина и девочка, взволнованно жестикулируя. Все запрыгнули в машину, и «скорая» уехала. Щелка в соседских жалюзи сомкнулась.