Точно, вот она, корма лодки. Бергеру даже показалось, что он разглядел что-то черное внутри, у ног водителя. Человек, одетый во все темное, в натянутой на уши шапке, держался за румпель, направляя лодку к берегу.

Бергеру оставалось дотуда около сотни метров. Он увидел, как лодка скрылась за углом, за валуном.

Так он еще никогда не бегал. Постоянно поскальзываясь, спотыкаясь, ударяясь, но ему все же удалось приблизиться к тому месту. К валуну, за которым исчезла лодка.

Прижавшись спиной к валуну, с пистолетом на груди, Бергер вглядывался в дождь, стараясь дышать ровно.

Молли Блум зашла в воду. Обогнула валун. Теперь звук мотора слышался совершенно отчетливо, почти гипнотически.

Только он вдруг переместился вверх. Блум разглядела контуры над собой, в дождливом небе. Источник звука шел в атаку прямо на нее.

Она прицелилась прямо в центр паукообразного предмета и выстрелила. Слабый звук мотора стих. Дрон рухнул в воду прямо у ее ног.

Со стороны леса послышался резкий вой. Блум удалось оторвать взгляд от сбитого коптера, медленно идущего ко дну. Из лесу вышли двое парней лет пятнадцати. Один из них держал в руках пульт. Другой громко ругался.

Бергер потерял лодку из виду. Когда он обошел вброд валун, ничего не было видно или слышно. Звук мотора исчез, никаких следов лодки не было, ни на суше, ни в воде. Она растворилась, как внезапная галлюцинация. Бергер шел вдоль берега, замедляя шаг. Но вдруг береговая линия сделала резкий поворот, и Бергер что-то заметил. То, что он увидел, было и чужеродным, и в то же время хорошо знакомым. Впереди за кустиком, примерно в тридцати метрах от Бергера, виднелось темно-серое возвышение.

Бергер остановился. Замер на месте, во все глаза глядя на возвышение. Которое оказалось шапкой.

Бергер присел на корточки. Попытался сосредоточиться на звуках. Дождь шумел еще достаточно сильно, чтобы Сэм мог беззвучно преодолеть оставшиеся тридцать метров. Бергер побежал, не вставая в полный рост, с пистолетом в руке. Ветки хлестали его по лицу. Время от времени за кустами мелькала темно-серая шапка. Вверх-вниз. Словно там, на берегу, что-то происходило. Бергеру удалось добраться до кустарника. Между ним и мужчиной в шапке оставалось не больше четырех метров. Бергер прислушался. Звук такой, будто из резиновой лодки выпускают воздух.

Бергер нашел щель между ветвей. Выглянул. Увидел лицо мужчины. Молодое, сосредоточенное. Мужчина вынул пустой черный мешок из почти сдутой лодки. Бергер крепче сжал пистолет и решил, что пора действовать.

Он перепрыгнул через кусты, не теряя из виду молодого человека. Тот в ужасе уставился на Бергера, на пистолет, замер на месте. Бергер велел ему выйти из лодки, встать на колени, руки за голову. В медленно растворяющейся ночи лицо молодого человека казалось удивительно бледным. Бергер наклонился над лодкой, протянул руку к плотному черному пакету.

Пакет оказался пуст, почти пуст. Что-то там осталось. Ни на секунду не опуская пистолет, рванул пакет на себя и вынул оттуда предмет.

Это оказалась корзинка. В ней лежали четыре круглых буханки хлеба и маленькая упаковка молока.

Бергер уставился на молодого человека, который в свою очередь таращился на пистолет.

– Я работаю курьером, – пролепетал молодой человек. – Сейчас на Хэрсё много лодок, в разных бухтах. Они хотят, чтобы им доставляли свежий хлеб к завтраку, платят хорошо. Последний заказ оказался ошибочным.

Сэм Бергер закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

Потом опустил пистолет.

Молодой человек оттащил пустой черный мешок к резиновой лодке. Потом вернулся на пляж. По-прежнему шел дождь, но уже не такой безумный, как раньше. Молодой человек опустился на колени перед мертвым.

Несмотря на дождь, на нем были одноразовые перчатки. Он поправил на умершем одежду, расчесал ему бороду маленькой расческой, осмотрел едва заметную точку на шее, одернул воротничок. Затем поднялся.

Молодой человек посмотрел мертвому в глаза, сложил руки в молитвенном жесте, а потом обратил взгляд к светлеющему небу.

– Прости, – произнес он.

И все.

Постоял еще немного, взял веник и тщательно замел все следы до самой воды. Когда он снова садился в резиновую лодку, на пляже не оставалось ни малейших признаков его присутствия. К тому же дождь быстро уничтожил все мыслимые ниточки, которые могли бы привести к нему.

Хотя молодой человек и так знал, что не оставит после себя следов, только если добровольно.

Он завел почти беззвучный мотор и уехал.

Он станет другим.

Это все, что ему известно.

Но каким именно, он не знает. Понятия не имеет.

Теперь шаги по песку слышатся отчетливо, как будто им надоело скрывать свое присутствие.

Или в этом больше нет нужды. Потому что осталось недолго.

Он перестал видеть через повязку.

Впервые ему страшно от того, что не видно совсем ничего. В первый раз он собирается сорвать с себя повязку. Но не делает этого. Голос внутри него слишком силен.

На короткое мгновение он слышит собственные всхлипывания. Лишь всхлипывания, больше ничего. Но им словно кто-то вторит. Со всех сторон.

Теперь понятно, что песок скрипит под другими стульями. Как будто они связаны неведомыми силами. И эта связь вот-вот разорвется, лопнет.

Словно никто из них не хочет становиться другим. И они никогда уже не будут одним целым.

Хотя они изменятся. Станут другими, лучше. Но отдельными друг от друга.

Страх возвращается, на этот раз всерьез. Он почти вытесняет гнев. Но только почти. Он удивлен, что в него вмещается столько ярости, хотя он совсем невелик.

Уже сейчас он понимает, что должен бежать прочь, неважно, каким способом. Как только все закончится.

Как только он станет другим.

Тогда он убежит от голоса, который столько раз шептал ему на ухо, что он должен измениться ради самого себя, от проповедующего голоса, требовательного, безапелляционного – голоса, который гораздо лучше него самого знает, как для него лучше.

Вместе со страхом и злобой, с бурей и гневом в нем просыпается понимание. Ему нужно бежать, бежать любой ценой.

Он открывает отверстие во времени. Хочет проскользнуть туда. Придет время, он нырнет в эту дыру и попадет в будущее.

А к будущему он не собирается быть снисходительным.

Шаги по песку звучат все более решительно. Звук мотора с моря усиливается.

Они уже совсем близко.

Потрескивание не просто создавало уют, но и возвращало к жизни.

Молли Блум сидела у огня и подкидывала поленья в камин. Озноб окончательно покинул ее тело. Овечья шкура под попой дарила тепло, как и мягкий халат на теле, и кружка горячего чая в руках.

Да, клише – целая серия клише – но факт возвращения жизни оставался фактом. С Молли много чего случалось, но она никогда еще не замерзала так сильно, как прошедшей ночью.

Хорошо, что теперь все позади.

Она тогда достала фальшивое удостоверение полицейского, успокоив тем самым парней, оплакивающих взятый у папы без спросу и подстреленный квадрокоптер. Потом, замерзая все больше, Молли продолжала ждать за своим валуном до самого рассвета. Резиновая лодка так и не появилась.

Все пошло наперекосяк.

Сейчас ее главной целью было достичь состояния, противоположного тому, в котором она находилась на Блидё. Молли ощущала приятную свободу от хода времени – ни тени дедлайнов. Она понятия не имела, сколько сейчас на часах. Просто смотрела на разгорающийся в камине огонь, уютно устроившись на шкуре и попивая чай.

Молли не была уверена в том, что знает, что значит находиться дома, по-настоящему, но это очень напоминало своего рода дом. Строгая, чистая квартира на улице Стенбоксгатан в районе Эстермальм, была домом, в котором Молли повзрослела.