Но, сидя в машине, я не могу пошевелиться. Моя прежняя жизнь наполнена призраками, это пустая, одинокая оболочка. Неужели я действительно хочу вернуться обратно? Есть ли вообще что-то, к чему можно вернуться?

Вайперы ― это не ситуация для прогулок, это на всю жизнь. Если я выбираю их, я выбираю их навсегда со всеми вытекающими последствиями, с которыми сопряжена их жизнь.

Потому что где-то по пути «я тебя ненавижу» превратилось в «я тебя люблю».

Да, я ненавижу их так сильно, что это пугает меня. Вот почему я ухожу, но я не могу позволить страху удержать меня. Не с таким количеством на кону. Не с четырьмя сердцами. Все просто. Я хочу их, они хотят меня.

Свобода, семья, работа ― все это не имеет значения. Только они.

Гадюки.

Мои Гадюки.

Я их девочка.

Так почему я бегу? Потому что я боюсь, вот почему. Боюсь того, как сильно я хочу их, как сильно они поглотили меня. Как правильно я чувствую себя в их объятиях, в их жизни. Холодный, контролирующий альфа. Поврежденный насильник с золотым сердцем. Романтичный, очаровательный игрок. Безумный убийца с одержимым сердцем.

И кем же я становлюсь?

Их пленницей?

Нет, больше нет. Это делает меня их Гадюкой. Здесь, с ними, я дома.

Как только я это осознаю, я понимаю. Я знаю, что не хотела уходить, не хотела уже долгое время. Эта борьба и ненависть были направлены на себя, потому что я понимала, что если бы я не сделала этого, если бы я сдалась, я бы увидела правду с самого начала. С первого поцелуя, подмигивания и улыбки. Я принадлежала им.

Но нельзя брать и не отдавать что-то взамен.

Они взяли меня, но они отдали мне себя.

А я просто разрушила это. Я отказываюсь быть такой, как родители Райдера и Кензо. Я отказываюсь быть сукой, которая разрушила Гарретта. Я отказываюсь быть матерью, которая никогда не любила Дизеля. Я отказываюсь повторять прошлое.

Это наше будущее, они ― мое будущее. Я выключаю двигатель, и если это не кажется неправильным, я знаю, что это правильное решение. Я остаюсь с ними. С их образом жизни и всем, что он включает ― враги, кровь, богатство, вечеринки, змеи и лжецы. Все это. Выскользнув из машины, с колотящимся сердцем, я поворачиваюсь, чтобы бежать обратно к ним, и замираю, увидев там Кензо.

Он стоит позади машины, его глаза блестят от непролитых слез, грудь вздымается, тело дрожит, как и у меня. Мы оба боремся, но то, что я сказала Гарретту, правда, я больше не буду бороться.

Он подходит ближе, и на этот раз я не отступаю.

— Я солгал, — кричит он. — Я всегда буду следовать за тобой. Я буду охотиться за тобой по всему миру. Даже если ты возненавидишь меня, нас, за это. Я притащу тебя обратно, пинающуюся и кричащую. Бей меня, бей меня, дерись со мной. Мне все равно, боль стоит того, чтобы ты была со мной, дорогая. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы отпустить. Я чересчур эгоистичен, чтобы позволить лучшему, что когда-либо случалось с нами, уйти. Ты принадлежишь нам.

Я бросаюсь к нему, и он встречает меня на полпути, мгновенно поднимая меня. Наши губы встречаются здесь, на парковке. Отстранившись, он резко хватает меня за волосы, его взгляд остер и вместе с тем жесток.

— Никогда больше не смей уходить от меня, дорогая.

— Не позволяй мне, блядь, — огрызаюсь я и, ухмыляясь, даю ему пощечину.

Кензо застонал, его голова дернулась назад, и он крепко поцеловал меня. Он начинает идти назад к лифту, но останавливается и впечатывает меня в бетонную стену, заставляя меня задохнуться от боли. Его взгляд жесток, и мне это чертовски нравится.

— Теперь ты от нас никуда не денешься, Рокси.

— Хорошо, — ухмыляюсь я. — Это обещание?

Он ворчит, когда мы слышим, как открывается гараж, и я смотрю через его плечо, чтобы увидеть Гарретта, который врывается на своем мотоцикле. Он срывает шлем и, увидев меня, бросается на меня, его глаза злые, а тело напряжено от гнева. Он подходит прямо к нам, не обращая внимания на то, в каком положении мы находимся.

— Ты, блядь, не уйдешь.

— Думала, ты меня ненавидишь, — поддразниваю я.

— Ненавижу, — рычит Гарретт, его рука обхватывает мое горло, когда он впивается мне в губы, не обращая внимания на Кензо. — Но ты не можешь уйти.

— Я ненавижу тебя, — огрызаюсь я, и он ухмыляется.

— Я тоже тебя ненавижу, детка.

Кензо оттаскивает меня.

— Наверх, сейчас же, — требует он и торопит нас в лифт. Гарретт нажимает пальцем на кнопку, он сверлит меня взглядом своих темных глаз, и я знаю, что бы они ни планировали, это будет больно. В самом лучшем, блядь, смысле.

Он наблюдает за мной всю дорогу, и когда двери открываются, там стоит Дизель с диким взглядом. Он останавливается, когда видит меня, его глаза сужаются.

— Маленькая Птичка, Маленькая Птичка, пыталась сбежать?

— Нет, просто захотелось, чтобы меня наказали, — ухмыляюсь я.

Он ухмыляется, его голодный взгляд блуждает по мне.

— Это можно устроить.

Кензо отказывается отпустить меня, когда мы выходим из лифта, но Дизелю удается приблизиться.

— Думала, я позволю тебе уйти? Я сказал тебе, ты моя, им придется убить меня, чтобы я не смог прийти за тобой.

Я таю от его слов. Когда-то это испугало бы меня. Когда я увидела его в первый раз, я подумала, что он сумасшедший, он и сейчас такой ― чертовски сумасшедший. Но он ― мой псих. И когда Ди шепчет угрожающие, грязные вещи вроде этих, я не могу не извиваться, желая большего.

Наверное, я тоже сумасшедшая.

Я должна быть такой, чтобы любить четырех Вайперов.

Дверь все еще открыта, и Кензо врывается в нее, сбивая меня с ног в гостиной и стоит передо мной, скрестив руки и злясь.

— Раздевайся. Сейчас же.

— Что, на этот раз обойдемся без кубиков? — дразнюсь я, даже когда моя киска сжимается от приказа. Где Райдер?

Дизель рыщет вокруг меня, а Гарретт наблюдает за мной с дивана, раздвинув ноги и смотря голодными глазами. Но они все еще злятся, злятся, что я почти ушла. Я тоже. Лучший способ решить это? Выебать их.

— Лучше раздевайся, Птичка, — рычит Дизель.

Поэтому, закатив глаза, я срываю с себя майку, снимаю сапоги и шорты, пока не предстаю перед ними голая. Я чувствую себя уверенно в своей коже, поэтому я не пытаюсь спрятаться. Я провожу рукой по груди, чувствуя себя сильной, когда три пары глаз наблюдают за этим движением, а комната наполняется мужскими стонами.

Да, Гадюки могут кусаться.

Но я тоже кусаюсь.

И они мои.

— Что… — рычит Райдер, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть его застывшим на вершине парящей лестницы. — Роксана?

Я подмигиваю ему.

— Придешь поиграть?

Я нервничаю, но стараюсь не показывать этого. Наверняка он знает, что я ушла, но я вернулась. Он все еще хочет меня?

Райдер наблюдает за мной, отмечая каждый чертов дюйм кожи, каждое движение, каждый взгляд, как всегда. Анализирует, использует как оружие.

— Все зависит от того, любимая, планируешь ли ты снова уехать? — жестоко огрызается он.

— Все зависит от того, любимый, планируешь ли ты доставить мне несколько оргазмов? — передразниваю я.

Глаза Рая сужаются, а кулаки сжимаются, когда он спускается по лестнице, не останавливаясь, пока не оказывается передо мной, а остальные приближаются за ним. Я против четырех разъяренных, возбужденных Гадюк. Кажется, шансы равны, на самом деле, им не помешало бы иметь больше людей.

Он крепко держит меня за подбородок, его глаза жестокие и злые. Ледяные.

— Не смейся надо мной, любимая. То, что ты думаешь, что сможешь справиться с нами, еще не значит, что сможешь. Так докажи это, мать твою.

Он испытывает меня, пытается увидеть, сможет ли он держать меня на расстоянии, всегда пытаясь защитить их сердца. Ну и хрен с ним.

— Ладушки, — отвечаю я, даже перед лицом его темной злобы. Его демонов.

Я не буду говорить, что он никогда не причинит мне боль. Он может. Он может даже убить меня однажды, но его любовь, блядь, того стоит. Они того стоят. Я не могу сказать, что доказать это слишком сложно. Поэтому я опускаюсь на колени, как хорошая девочка, и расстегиваю его брюки, просовывая руку внутрь.