— Устала, Маленькая Птичка? Не пытаешься сбежать сегодня вечером, даже после того, как ты трахнулась с Кензо и он заставил тебя понять, как сильно ты хочешь нас?

Она рычит и переворачивается, свирепо глядя на меня. Ухмыляясь, я притягиваю ее ближе, кладу руку на ее пухлую задницу, чтобы удержать ее рядом.

— Я не хочу тебя, это была глупая ошибка… Я даже не хотела этого.

— Нет? Не лги мне, Птичка, я видел твое лицо. Ты хотела этого… Но давай вернемся… Ты сказала «нет»? — интересуюсь я. Рокси не может заставить Кензо чувствовать, что он взял ее без ее на то согласия, это разрушит его. Он такой хороший.

Рокси с трудом сглатывает, на мгновение отводя глаза, пытаясь не обращать на меня внимания. Мы не можем этого допустить.

— Птичка, ответь мне, — рявкаю я, ущипнув ее за задницу и заставив взвизгнуть.

— Нет, хорошо? Я не говорила «нет»! — кричит она.

— Почему? — дожимаю я.

— Потому что… потому что я этого хотела. — Ее грудь поднимается быстрее от этого заявления, глаза Рокси расширяются, как будто она не может поверить, что призналась в этом.

— Хорошая Маленькая Птичка, наконец-то осознавшая то, что мы все можем видеть и так. Ты жаждешь нас, ты хочешь нас, нуждаешься в нас, — бормочу я, мои глаза опускаются к ее губам. Я хочу поцеловать ее снова. Интересно, позволила бы она мне теперь?

Рокси замолкает, ее взгляд затуманивается прежде, чем она снова обращает его на меня. И я знаю, я просто знаю, что она собирается что-то предпринять. Моя Маленькая Птичка не может сдаться без боя, она думает, что это сделает ее слабой. Ничто не может быть дальше от истины.

Сдаться и принять нас было бы самым сильным, что она когда-либо могла сделать. Мы монстры, гадюки, а любовь к монстру делает тебя одним из самых сильных людей в мире. Впустить их в свое сердце, зная, что они могут уничтожить тебя, убить тебя… это высшая демонстрация силы, но однажды она это осознает.

А пока я смирюсь с этим, будучи рядом. Держа ее, а она при этом не пыталась бы вырваться. Это приятно, и кажется правильным и успокаивающим. Как будто возвращаешься домой.

Однажды все может измениться. Однажды этого может и не случиться. Единственный способ, которым я знаю, как показать ей свои чувства, — это боль. Любовь ко мне могла бы принести ей смерть, даже само обладание мной, но разве это не было бы лучшим признанием в любви, которое ты мог бы получить?

Рокси высовывает свой язычок и смачивает губы, заставляя меня стонать, когда я смотрю.

— Не дразни меня, Птичка.

— Или что? Никаких сделок сегодня вечером? — насмехается она, придвигаясь ближе, пока не прижимается ко мне. Каждый ее изгиб прижимается к моей твердости.

— Никаких сделок, Птичка, но знай, что сегодня вечером я близок к краю. Погрузись в эту тьму, и ты можешь не вернуться, — предупреждаю я.

Рокси наклоняет голову, на мгновение рассматривая меня, прежде чем наклониться еще ближе, ее рука скользит по моей руке.

— Может быть, я и не хочу возвращаться.

Я не двигаюсь, когда Маленькая Птичка прижимается своими губами к моим. Я позволяю ей целовать меня жестко, отчаянно, когда она прижимается ближе. С раздраженным ворчанием она сильно кусает меня за губу. Я рычу, потом огрызаюсь. Я пытался сдержаться, но не могу.

Она мне не позволяет.

Схватив ее за затылок, я притягиваю Рокси ближе. Ее губы приоткрываются в судорожном вздохе, ее рука сжимает мое бедро, когда она погружается в поцелуй. Скользнув языком ей в рот, я позволил ей почувствовать мою потребность в ней. То, как она сводит меня с ума. Рокси стонет, встречая меня своим собственным отчаянным желанием, когда мы теряемся друг в друге.

Ее рука гладит мое бедро, заставляя меня стонать ей в рот, когда Птичка проводит рукой по моему восставшему естеству. В знак предупреждения я прикусываю ее губу, и она начинает гнуть свою линию. Ее зубы врезаются в мои, когда мы сражаемся друг с другом. Оба боремся за господство. Я так погружен в нее, что даже не замечаю, как Рокси просовывает руку в мои боксеры, где у меня припрятан нож, пока лезвие не прижимается к моему горлу.

Я переворачиваю нас, и ее колени скользят по обе стороны от моих бедер, когда она смотрит на меня сверху вниз, держа нож наготове, прижимая его к моей уязвимой шее. Ухмыляясь, я откидываю голову назад, давая ей лучший доступ, пока наблюдаю за ней. Черт, она великолепна.

— Я сделаю это, — рычит Птичка, ее киска прижимается к моему твердому, обтянутому боксерами члену. Она лгунья. Я чувствую, какая Рокси мокрая сквозь тонкую ткань. Она откидывает свои пепельные волосы назад, наблюдая за мной, как будто не знает, что делать дальше.

Моя бедная, потерянная Птичка.

— Сделай это, пролей мою кровь. Я умру счастливым, когда ты будешь лежать на мне… Черт, ты даже можешь трахать меня, пока делаешь это. Только подумай, как это было бы горячо.

Я стону, поднимаюсь и хватаю Рокси за бедра, двигая ее взад и вперед по своему члену. Ее губы приоткрываются в стоне, прежде чем она качает головой и вонзает нож глубже. Я чувствую, как он разрезает мою кожу, вспышка боли пронзает меня насквозь.

Кряхтя, я толкнулся вверх, заставив ее подпрыгнуть на мне и вонзить лезвие глубже. Рокси вскрикивает, вытаскивая нож, когда я чувствую, как моя кровь стекает по моему горлу. Этого недостаточно, я хочу большего. Я хочу, чтобы она делала все, что, черт возьми, она хочет.

— Еще, — требую я.

Рокси отчаянно трясет головой.

— Ты серьезно поехал башкой.

Я ухмыляюсь.

— И тебе это нравится. Выбор за тобой, так что же ты собираешься делать, Маленькая Птичка? Убить меня? Ты могла бы отрубить мне руку, чтобы выбраться из этого здания. Ты была бы свободна, я бы даже не стал с тобой драться.

— Почему? — спрашивает она в замешательстве, нож при этом легонько касается моей кожи.

— А почему бы и нет? Ты сама сказала, что я чокнутый.

Рокси сидит там, на мне, раздумывая, убить меня или сбежать. Она умна, она прокручивает все это в голове: «Они пришли бы за мной, они бы наверняка убили меня тогда».

— Может быть. — скалюсь я в ответ. — Или, может быть, ты бы сбежала от них.

Рокси сглатывает, глядя на меня.

— Нет, я этого не сделаю. Я никогда этого не сделаю.

Ах, теперь она все понимает.

— Нет, ты этого не сделаешь. Но это твой выбор, Птичка. Беги до конца своей жизни и надейся сбежать от них, или используй этот нож для чего-то, что закончится тем, что мы оба хорошо проведем время.

Она смотрит на нож, со вздохом бросает его рядом со мной и переворачивается, плюхаясь на спину рядом со мной.

— Гребаные засранцы, пришли и разрушили мою чертову жизнь.

— Мы и вправду это сделали? — с любопытством спрашиваю я, не беспокоясь о том, что мы это сделали.

Рокси не смотрит на меня, но прикусывает нижнюю губу.

— Я люблю свой бар.

— Что-нибудь еще? У тебя не было ни настоящих друзей, ни постоянных любовников… все, что у тебя было, — это бар.

Затем она смотрит на меня со слезами на глазах.

— Бары не причиняют тебе вреда. Бары тебя не предают. Я так сильно любила одного человека, а он взял и просто ушел.

— Он бросил тебя? — спрашиваю я, прищурив глаза, прокручивая в мозгу, что она любит кого-то, кроме меня. Я хочу убить его. Не будет ли слишком сложно выследить его?

Рокси фыркает.

— Ну, в некотором смысле, но этот ублюдок, — рычит она, — пошел и, блядь, умер на моих руках. Единственный гребаный человек, которому когда-либо было не насрать, ела ли я, спала ли и была ли я жива, и вот он умер. Даже мой собственный отец не знал, а моя мать даже не знала, что я была там, она была слишком накачана наркотиками, чтобы беспокоиться. Но он был богат. Он взял меня к себе, когда у меня ничего не было. Он дал мне работу, дом, а потом, блядь, умер.

Я обдумываю ее слова.

— Он владел баром?

Рокси кивает.

— Я уже работала там, чтобы погасить долг моего отца, когда я, наконец, получила право быть свободной. Я жила на улице, и он это заметил. Он выделил мне место над баром, заплатил за мебель и все остальное. Дал мне работу, сначала барменом, потом менеджером.