– Эган и Александр тоже поедут с вами? – спросила я.

Адрик опустил взгляд.

– Нет. – Он отступил еще на шаг. – Только мы вдвоем.

Я все еще хмурилась; недоумение возросло стократно.

Нет, что за хрень происходит? Я смущенно рассмеялась.

– Не понимаю, – призналась я, поморщившись. – Хотя, нет, кажется, понимаю, но это же бред!

Адрик высказался еще яснее:

– Если Мелани настолько плоха, я должен найти способ помочь ей стать лучше.

Затем он немного помолчал, подбирая слова, охваченный сомнениями и тревогой.

– В детстве, – произнес он наконец, – мы дали друг другу обещание. Теперь я вынужден его нарушить, а потому должен быть рядом с ней, чтобы она не страдала.

Обещание… Какое-нибудь «Мирись, мирись, мирись…»? Одно из тех детских смешных обещаний, какие исполняют только в романтических фильмах? Да, очень красиво, но в эту минуту я не видела в этом ничего красивого. Более того, мне виделось нечто отвратительное и жуткое. А еще – странное и подозрительное.

– И что же ты ей пообещал? – спросила я, не на шутку удивившись.

– Что не позволю запереть ее в психушку, – признался Адрик. Он казался очень несчастным. – Пойми, ей всего восемнадцать лет, она беззащитна и верит мне. Оставлять ее одну в подобном месте слишком опасно. Ее там могут обидеть, а я не вправе этого допустить.

Я могла бы ему поверить. Будь я прежней глупой девчонкой, то подумала бы, что это обычная родственная привязанность, но сама вселенная подавала мне знаки, что я ошибаюсь.

Во-первых, ботинки.

Вы спросите: «При чем тут какие-то идиотские ботинки, Джуд?». А помните тот день, когда я вошла в комнату Мелани и обнаружила там мужские ботинки? Так вот, теперь эти ботинки были на ногах у Адрика.

– Это твои ботинки? – спросила я вдруг.

Он хмуро посмотрел на них.

– Да, – удивленно ответил он.

Мне нужно было за что-то ухватиться, чтобы не упасть. Самым устойчивым был подлокотник дивана, на который я и оперлась.

Каким образом его ботинки оказались в ее комнате? Почему владелец ботинок оставил их там и забыл об этом? Почему он вообще оказался в ее комнате? Теперь все встало на свои места: потому что он скучал по ней и лежал на ее кровати, вдыхая запах. Потому что вовсе не Эган был одержим Мелани. Одержим ею был Адрик.

– Так вот она, твоя тайна, – прошептала я. – Мелани.

Потом я вспомнила, как Эган спросил у Адрика во время их разговора: «Ты уже сказал ей правду или продолжаешь вешать лапшу на уши?».

Он так и не смирился с ее смертью. Именно это терзало его с самого начала. Именно Мелани была причиной кругов у него под глазами, его усталости, она была раковиной, в которой он закрывался от мира в своей враждебной холодности. Именно о Мелани он не мог, не был готов мне рассказать. Именно по этой причине Эган спрашивал у него, любит ли он меня, ведь это означало бы, что он забыл Мелани. Однако он ее не забыл.

«Она знала, как заставить всех плясать под свою дудку».

«Она прирожденный манипулятор».

Адрик признался, тихо и виновато:

– Мне было нелегко о ней говорить. Я не мог рассказать тебе о том, что причиняло мне такую боль. Мне пришлось бы объяснить тебе, что нас связывает, и ты испугалась бы. Я пытался выровнять наши отношения, установить дистанцию между нами, но это не помогло. Ничего не помогло. Эти узы неразрывны.

Внезапно меня охватил прилив ярости. Возможно, это была ревность или что-то в этом роде. Больше всего меня разозлило, что он рассказал мне об этом только сейчас. Меня бесила мысль о том, что, не появись Мелани, я могла бы прожить с ним всю жизнь, и Адрик так никогда и не рассказал бы об этой странной и порочной связи с кузиной.

– Токсичные, зависимые отношения, – ошеломленно произнесла я, глядя в пустоту. – Это Эган их так назвал и, кажется, попал в точку.

Адрик печально покачал головой.

– Не сомневаюсь, Эган, как всегда, наговорил кучу дерьма, – вздохнул он.

Я уставилась на него, глупо моргая.

– Так значит, ты меня использовал, чтобы избавиться от чувств к ней и примириться с ее смертью? – спросила я, ошеломленная собственными выводами.

Он смущенно и растерянно нахмурился.

– Ты правда так думаешь?

Я медленно кивнула, глядя на него широко открытыми глазами. Выражаясь языком авторов самиздата, глазами, огромными как блюдца.

– Говорят, будто ты был к ней настолько привязан, что со стороны казалось…

Он тут же в ужасе перебил:

– Они ничего не понимают! Я очень люблю Мелани, намного сильнее, чем кого-либо другого! Это правда, мы связаны настолько неразрывными узами, что я и сам вижу, это нездоровые отношения, но совсем не то, о чем можно подумать!

Мое сердце бешено забилось. После услышанного от Оуэна и Эгана я чувствовала себя слабой, удрученной и разбитой, но теперь, видя, что Адрик отказывается признать очевидное, преисполнилась яростью.

Мои самые худшие эмоции вырвались наружу.

– Если это не так, – начала я, сперва тихо, а потом все больше повышая голос, – какого черта ты собираешься уехать с ней за границу, чтобы следить за ее выздоровлением?

Он уж открыл рот, чтобы ответить, но я не дала ему ничего произнести, пока не выложила все начистоту:

– Тебе могут сообщать о ее состоянии, Адрик! К тому же ты ведь не врач, чтобы разбираться в таких вещах. – Я глупо расхохоталась. – Или ты собираешься лечить ее магией своей любви, своим обществом и волшебным порошком фей? Ради бога, не смеши мои тапочки!

Он застыл с открытым ртом. Я дрожала от гнева, сотрясавшего меня изнутри. Мне было плевать, как он воспримет мои слова. Если он считает меня дурой, пусть на прощание убедится, что я не такая.

Он прижал руку ко лбу, качая головой и беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Этот жест раздражал меня больше всего; казалось, он говорил: «Да ладно, Джуд, я ожидал от тебя чего угодно, только не этого».

А чего он хотел? Он считал, что все мы должны из кожи вон лезть ради выздоровления его драгоценной Мелани?

– Ты не понимаешь, – покачал он головой. – Никто из вас не понимает…

Моя ярость вышла из берегов.

– Тогда объясни, чтобы я поняла! – крикнула я.

Он резко остановился, развернувшись ко мне; сейчас он еле сдерживал гнев, сжимая челюсти.

– Я всегда был на ее стороне, всегда! Она инсценировала свою смерть, потому что я начал отдаляться от нее, и это ее ранило. Я отдалился, не замечал ее, встречался с разными девушками и кричал, чтобы она оставила меня в покое. И тогда она попалась в сети Тейта, который ее использовал. И это целиком моя вина.

Я рассмеялась. Горько и жестоко.

– Ты считаешь себя виновным в том, что пытался жить своей жизнью? Ты и вправду считаешь, что она именно по этой причине устроила спектакль с собственной смертью? – повторила я, чтобы он понял, как глупо это звучит.

Однако он этого не видел и не понимал. Для него ситуация была более чем логична.

– А если я не могу смотреть на это иначе? – возразил он. Глаза его яростно и мучительно сверкали. – Я покинул ее в приступе эгоизма! Она почувствовала себя одинокой по моей вине и поступила так от безысходности! Никто не пытался ей помочь! Эган только осуждал ее, а Александр повернулся к ней спиной! Только я у нее и остался!

Ну конечно, а еще он – единственный человек, которым она может манипулировать. А это она очень хорошо умеет. Если в какой-то момент эта девица решила заставить его чувствовать себя виноватым, то ей это удалось.

Мне было жаль, очень жаль, что Адрик собирается взять на себя чужой крест, но в то же время меня охватила ярость, что он не отдает себе в этом отчета. Или, правильнее сказать, не хочет отдавать отчета.

– Боюсь, у тебя не все дома, если и правда думаешь, что именно ты стал причиной всей заварушки, – фыркнула я.

Адрик молча покачал головой и запустил руку себе в волосы.

– Я больше не брошу ее, – сказал он.

– Зато теперь ты собираешься бросить меня.

Это казалось неизбежным. Я была в ярости, хотела быть жестокой и беспощадной, но мой голос сорвался на слове «меня». В глазах у меня защипало, хотелось плакать, однако я вздернула подбородок, стиснула зубы и сглотнула, чтобы он не увидел ни одной моей слезинки.