– Вышло с кем, прости? – переспросил он, подвигая несколько жетонов, чтобы уравнять мою ставку. – Уравниваю.

«Проклятье!» – подумала я.

– Вы же покувыркались пару раз? – спросила я.

Я думала, мое замечание возымеет хоть какое-то действие; возможно, Эган даже разозлится, что я задаю такие личные вопросы, но он проявил потрясающее равнодушие и ни малейшего интереса.

– И что с того?

– Иногда ты с ней даже не разговариваешь, а если разговариваешь, ведешь себя очень грубо, – подчеркнула я со всей очевидностью. – Это очень жестоко. Или ты не отдаешь отчета, как варварски поступаешь на каждом шагу?

Второй его ответ был простым и грубым:

– Да, вот такой я гад; или ты принимаешь меня таким, как есть, или иди в задницу.

– Открываемся, – сказала я.

Мы выложили карты. Когда я перевернула две последние карты в центре, стало ясно, что он обречен выиграть. Ему на удивление везло. Ну-ну! Впереди еще два раунда. Этот всего лишь первый. Я не должна дать Эгану выиграть второй, а тем более позволить, чтобы из-за его победы я вышла из себя.

Он собрал карты, снова их перетасовал и раздал. Мы начали играть. Я постаралась рассмотреть все, что можно. И тут грянул гром и дождь усилился.

Я развалилась на стуле, чтобы спокойно подумать.

– Ну, я бы с радостью свалила и послала тебя куда подальше, – заметила я, возвращаясь к его предыдущему ответу. – Но, увы, не все девушки ведут себя таким же образом. Просто знай – если устроишь истерику, я швырну в тебя стулом.

Эган явно не обратил внимания на мое предупреждение, приподнял край карт и опустил. Затем снова уставился на меня. Пустота в его глазах куда-то исчезла. Теперь это были дерзко сверкающие глаза довольного кота, словно говорящие: «А у меня есть кое-что интересное…». Я ощутила укол разочарования при мысли о том, что эту партию он тоже выиграет, но постаралась сохранить спокойствие. Он вполне мог меня обманывать, с него станется. В игре Эган был втройне опаснее и коварнее, чем в обычной жизни.

– Ну ладно, поболтаю с ней попозже, – ответил он с притворным дружелюбием, в котором звучала откровенная насмешка. – Довольна?

Он придвинул к себе еще несколько жетонов, собираясь удвоить ставку. К счастью, мы играли не на деньги, потому что откуда бы я взяла пятнадцать тысяч долларов, чтобы выложить на стол?

Я уравняла ставку.

– Она и вправду тебе совсем не нравилась? – спросила я.

– Совсем.

Я подумала, стоит ли рассказать об этом Арти, чтобы она перестала мечтать о несбыточном и наконец позволила себе любить Лэндера, хотя… Если она переполнится яростью к Эгану так же, как и я, рассказать ей правду будет намного легче. Возможно, мы вдвоем составим серьезную коалицию, потому что мне понадобится ее помощь для осуществления конечной части плана. Однако, какой бы хорошей идеей это ни казалось, я боялась сделать Арти больно, если скажу ей, что она никогда не нравилась этому уроду.

Эган перевернул две карты, лежащие в центре. При виде их на лице его проступила широкая торжествующая улыбка сына Сатаны. Он уже праздновал победу, готовясь разбить меня в пух и прах, но я не сомневалась, что он блефует. Еще одна стратегия: показать, насколько он близок к победе, чтобы я занервничала, потеряла бдительность и ослабла.

Я удивленно приподняла бровь.

– Тебе хоть раз в жизни кто-нибудь нравился? – отважилась я спросить.

Его улыбка исчезла в мгновение ока.

– Ты еще не выиграла права на этот ответ, – только и сказал он.

– А это не тот вопрос, который стоит на кону, – пояснила я с улыбкой, означавшей «даже не думай». – Я спрашиваю из чистого любопытства. Как же так, великолепный Эган Кэш, и никогда не влюблялся? Может показаться, что у тебя вообще нет чувств. Тебя можно принять за античного бога, но все же ты простой человек, а у всех людей есть чувства.

Эган глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь набраться терпения. Его губы слегка сжались. Надо думать, всегда неприятно, когда кто-то лезет в твою жизнь и начинает задавать очень личные вопросы. Должно быть, он так привык отгораживаться от мира невидимой стеной, что, когда кто-то пытался ее разрушить, чувствовал себя неловко, и этот дискомфорт тут же сменялся яростью. Я привыкла думать, что Эган проявляет жестокость ради чистого удовольствия, но в эту минуту мне показалось, что сначала это был его способ защиты, а потом ему понравилось.

А может, и нет. Может, он просто по натуре такой говнюк.

– У меня есть чувства, но не ко всем подряд, – ответил он театральным тоном жертвы. – Отношения – это всегда сделка: ты даешь и получаешь. Если один хочет, а другой нет, и сделка распадается, но если хотят оба – она продолжается. При этом существуют определенные условия: мы делаем то-то и не делаем того-то. Я могу иметь друзей, но не других девушек. В этом году мы навещаем моих родителей, а в следующем – твоих. Есть и другие требования: помнить о памятных датах, днях рождения, предпочтениях другого, слушать, понимать, любить… – Он фыркнул и отвернулся с усталым раздражением. – Короче говоря, это сделка, и ее никогда, ни под каким видом нельзя примешивать к делам, если хочешь, чтобы все получилось.

Он махнул рукой, словно требовал ответа. Сейчас он как никогда был похож на Ригана, который тоже, видимо, любил подобные жесты. В другое время я бы не отреагировала, но сейчас хотела понять, куда он клонит.

– Чувства… – сказала я.

– Вот именно, – кивнул он и щелкнул пальцами. – У меня не было чувств, поэтому отношения с девушками всегда протекали без проблем.

– Проблем не было только у тебя, – возразила я. – А у них были.

Он безразлично пожал плечами.

– К сожалению, я не могу контролировать, насколько другая сторона соблюдает технику безопасности, хотя она более чем очевидна, – вздохнул он. – Это то же самое, как если тебе говорят: «Не лезь в эту реку, она отравлена», а ты все равно лезешь, а потом умираешь от отравления. Виновата здесь только ты и больше никто, потому что тебя предупредили, а ты не послушала.

Он развалился поудобнее и изобразил улыбку, давая понять: «Я свою точку зрения высказал». Я улыбнулась в ответ, не разжимая губ. Не знаю, ждал ли он от меня аплодисментов или чтобы я засияла от восхищения. Но я лишь ответила:

– Это как в романах, когда автор пытается оправдать недостойное поведение героя, причиняющего боль женщинам, тем, что его, видите ли, обижали в детстве, и хочет вызвать к нему симпатию читателей, привлекая внимание к его трагической судьбе и описывая его как чрезвычайно привлекательного мужчину. Иными словами, дерьмовое оправдание для дерьмового типа. Но я спрашиваю не об этом, я лишь хочу знать, был ли ты влюблен. Назови хотя бы ее имя.

Он замолчал. У меня создалось впечатление, что он хочет сменить тему, но он вдруг ответил.

– Эли, – безрадостно произнес он. – Ее звали Эли.

– И что же случилось? – заинтригованно спросила я.

– Она меня не любила.

Надо сказать, его ответ меня поразил. Оказывается, была девушка, которая не любила Эгана, и это не я. Просто удивительно! А еще удивительнее, что он в этом признался. А всего удивительнее было видеть выражение муки на его лице, когда он в этом признавался. Неужели он до сих пор сохнет по ней?

– Трудно поверить, – призналась я.

– Мы не всегда получаем, что хотим, Джуд, – произнес он неожиданно серьезно. Затем перевернул третью карту от центра, и на его лице отразилось воодушевление. – Планеты мне сегодня благоволят!

Я презрительно скривилась, меня покоробило его хвастовство. Его лицо просияло от чувства превосходства. Меня это вконец разозлило. Захотелось увидеть его испуганным, неуверенным, уязвимым и наконец нанести удар, который убьет его вернее пули.

– Ну почему ты такой? – не сдержалась я.

Он продолжал дьявольски улыбаться.

– Какой? Такой привлекательный и такой безупречный?

– Такой глупый и злой.

Эти два слова я произнесла с презрением и отвращением, но на Эгана это, похоже, совершенно не подействовало. Он лишь покривил губы и слегка пожал плечами. Его любимый жест: дескать, меня не волнует, что поступаю плохо, мне важно показать свою власть.