– И что? Да, я Дин. Дальше.

– Ну и… И все. Ты Дин. Это… Имя красивое. А у меня… Смит. Некрасивое.

– И все?

– Ну… Да.

– Так смени имя. Нет ничего проще.

Дин отобрал у Смита бутылку и всучил вместо нее стакан с соком.

– Вам еще за руль, – пояснил доберман.

Дин поклонился Мэри и вышел.

– Где ты его, говоришь, подобрала? – поинтересовался козел, пробуя сок и тут же отплевываясь: – Сельдереевый! Вот гадость… Кстати, ушастые приехали?

– Угу. А что?

– Да просто… Про них ведь опять напишут.

Мэри шлепнула себя лапой по лбу. Вот болван. Козел козлом!

– Слушай, – прошипела она. – Я итак тебя освободила от поисков новичка, а ты…

– Уже всю кровь из него высосала, упыриха? – проворчал Смит.

– Не угадал. Его взяла под крылышко Бекка. Так что он жив-живехонек!

– Ты дала Бекке серьгу? – поперхнулся Смит. – Да она ж еще пигалица!

– И что? Я в ее годы тоже была не самой высокой, знаешь ли… Увы, лисы и волки – не жирафы.

– Да я не о том… Кроха она еще. Ребенок. Вон, Руту уже пятый десяток, а ты ему команду когда доверила?

– Когда был готов к этому.

Козел сглотнул:

– Я вот думаю: а повезло нашему милому Механиксвиллю, что тут есть ты! Считай, и преступников нет. Либо наши, либо мертвые…

– Похоже, Механиксвилль еще не понял, какое счастье ему привалило, – усмехнулась лисица. – Ты бы хоть пошел и… сказал.

Смит вскочил и радостно воскликнул:

– Мир! Я…

Мэри тоже вскочила и заткнула козлу рот лапой:

– Спятил?! Хочешь, чтоб планета взорвалась?!

– Извини… – сдавленно просипел Смит. – Хорошо. Потолок, выслушай мои жало…

Мэри шагнула в сторону, и на козла упал громадный кусок белой штукатурки. В воздух взлетела туча пыли, похожей на муку.

Лиса достала веер и деликатно обмахнула голову козла и воротник.

– Ну, как? Хороший из моего потолка психолог?

– Бе-безумно! – честно ответил Смит.

Дин, как всегда появившийся из ниоткуда, всучил козлу ведро и шпатель.

– Вот и хорошо, Смити. Поболтаете с ним по душам, пока ты будешь его штопать! – улыбнулась Мэри и упорхнула из гостиной под лапку с Дином.

Смит сплюнул, задрал еще покрытую штукатуркой голову и посмотрел на шпатель у себя в копытах:

– Вот почему мебель тут не ломается и всегда возвращается на места, а потолок надо самому чинить? А?

И шпатель сломался пополам.

***

– Так, повтори еще раз, что я сказала.

Дункан наморщил лоб и старательно затараторил:

– Смит – козел, владевший когда-то призрачной повозкой. Родом из Южной Африки. Все, с чем он заговорит, умрет или сломается. Это его проклятие. Самая известная о нем история – то, как он задел повозку… эм…

– Кого? – грозно вопросила Бекка.

– Я забыл имя…

– Какой ты невнимательный!

– Но я помню, что этих вот, кого он задел, было много. И один ему орал в ответ: «Куда ж ты, олух, мчишься?!», а тот ответил: «В ад». И его потом нашли мертвого.

– Кого?

– Того, кто кричал. Этого… Короче, Смит живой. Да?

Бекка потрогала виски, вознеся глаза к небу.

– М-да, память у тебя, конечно… Не говорил он «олух». Тогда это было не принято. Ну, некультурно. Понимаешь?

– Понимаю. Дальше?

– Дальше, дальше…

– Лолита и Лоан – зайчата, у которых абсолютно черные глаза. Они просятся войти в дом или в машину. Они не могут войти, пока их не впустят…

– А если их впустили, что будет?

– А что будет?

– Ты меня хоть слушал?!

– Слушал.

– И что я говорила?

– А ты что-то говорила?..

– Дункан! Соберись немедленно! Сейчас же сказал, что будет, если впустить в дом черноглазого зайчонка!

– Э… Он тебя съест?

Бекка подумала, что на месте зайчонка съела бы Дункана. И не на месте тоже.

– Заяц физически не может съесть куницу, Ду-Ду, – просветила его маленькая волчица. – И вообще, зачем зайчатам с черными глазами есть других зверей?

– А зачем? – спросил Дункан.

– Да незачем… – вздохнула Бекка. – Так… Заново. Кто такой…

Они говорили так довольно долго, гуляя по саду у дома Мэри. Сад казался давно заброшенным, но красивым особой, дикой красотой, к которой не прикасалась лапа садовника.

– Садовник тут есть, – сказала Бекка, когда Дункан поделился своими мыслями. – Он призрак, затрявший где-то «между». Дин, например, или горничные физически живые и не светятся. Их здесь держит клятва верности. Они не стареют и не умрут никогда, пока Мэри здесь. А садовник – старый еж, умерший из-за…

– Ну-ка, ну-ка, юная леди! – проворчал чей-то скрипучий голос. Из-за кустов роз показался согнутый в три погибели еж, весь белый и светящийся, как фонарик. Его непричесанные иголки беспорядочно падали на плечи и спину, как колючий плед. И катил он перед собой, ни много ни мало – настоящую, не призрачную тачку. – Нечего сплетничать обо мне! Я, может, и мертв, но еще в состоянии дать тебе хорошего пинка!

Бекка хихикнула, но постаралась придать мордочке невинное выражение.

– Прошу прощения, мистер Гарден. Я не желала вас обижать! Я лишь показываю новичку местные… достопримечательности!

– Что-о-о?! – взревел еж, поднимая над головой громадные грабли (к слову, не призрачные).

– Ну, вы же привидение, которое все еще полет грядки и поливает клумбы! Вы хоть представляете, какая это диковинка?

– Ах, дико-о-овинка?! – совсем рассвирепел Гарден. – Ну, я те окажу дико…

И тут Бекка схватила пустой цветочный горшок, напялила ежу на голову и толкнула его назад: он приземлился ровнехонько в тачку. Тачка покачнулась и покатилась прямо в колючий шиповник, опрокинув бедного ежа в кусты.

Мистер Гарден вопил так, что слышал весь дом.

А Бекка поспешила смыться в другой угол сада, уводя хохочущего Дункана с собой.

Маленькая волчица любила именно эту часть сада, потому что сюда старый призрак-садовник редко заходил: здесь-то он помер.

Бекка обожала уединяться в заброшенной обвитой плющом беседке с поломанной крышей. Круглую крышу беседки, похожую по форме на половинку апельсина, поддерживали колонны, а вели к беседке ступеньки. Бекка притащила внутрь выщербленную деревянную скамейку, от которой во всех лапах занозы, и беседка стала ее местом.

– Мэри пока не доверила мне какой-то участок города, но мы можем с тобой считать, что это – наш штаб.

– Как у супергероев? – просиял Дункан. Волчонок сощурила голубые глаза.

– Так, кадет. Урок номер один: нет никаких героев. Нет и не было.

– Как это?

– А вот так. Не бывает героев, которые приходят ниоткуда и спасают тебя. А закон бумеранга и возмездие – сказки для малышей с нежным пушком и глупой головой. Никто не получает то, что заслуживает, Ду-Ду. Счастье не приходит просто так. За него надо бороться, пуская в ход и когти, и зубы.

Дункан невесело усмехнулся:

– Ты мне будешь рассказывать? Я тоже давно понял, что заслужить что-либо невозможно. Ведь что я такого натворил, чтобы потерять семью? И жить так, как я жил? Думаешь, я не спрашивал, за что мне это?

– И какой ты получал ответ? – негромко спросила Бекка, садясь на скамейку и жестом приглашая сесть его.

– Никакого.

Бекка взяла его за лапу и улыбнулась:

– Жизнь – это фортепиано, дорогой Ду-Ду. Белых клавиш больше. Просто на черные мы чаще нажимаем и долго задерживаем на них внимание. Хотя, если так подумать, сыграть мелодию можно и без черных. У них даже нет названий.

– Как это? – удивился куница.

– Белых клавиш пятьдесят две. А черных – всего тридцать шесть. И расположены черные не через каждую белую, а чередуясь: две, три, две, три… Белые клавиши – это… Как бы сказать… Полноценные, что ли? А черные – это диезы и бемоли.

– Ди… Что?

– Диез – это такой значок. Если стоит перед нотой, надо ближайшую черную клавишу взять вверх. Есть еще бемоль. Если он стоит, надо брать, наоборот, вниз… – И, встретив непонимание в глазах Дункана, Бекка вздохнула: – Короче, черное – просто дополнение к белому. И оно не такое частое, как белое. Дошло?