Анна кокетничала с Генрихом ровно семь лет и при этом сильно рисковала. Теперь же выяснилось, что риск этот был полностью оправдан. Не закрывая глаза на ее недостатки, Генрих все равно хранил своей новой супруге верность. А когда она объявила о своей беременности, он вообще от восторга позабыл все на свете. Опять возродилась надежда на появление сына! Беременность Анны стала для Генриха событием чрезвычайной важности, последним доводом в долгом споре по поводу развода. Он опять преисполнился радостных ожиданий, как и тогда, много лет назад, накануне рождения «новогоднего мальчика». Никакая катастрофа Англию не ждет, потому что у короля скоро будет законный наследник. К появлению на свет сына Генрих начал готовиться основательно. Он приказал изготовить кроватку, «самую чудесную и великолепную, какую только можно вообразить»; затем ее перенесли из королевской сокровищницы в опочивальню, где должна была рожать Анна. Когда подошло время, лекари и астрологи подтвердили, что ожидается мальчик, и воодушевленный Генрих тут же объявил, что сразу же после рождения сына состоится роскошный рыцарский турнир. Рождение у Анны сына должно было раз и навсегда заткнуть рот ее хулителям, поэтому родственники и друзья новой королевы загодя начали готовиться к этому турниру, заказав во Фландрии лучших лошадей.
В последние недели беременности настроение Анны испортили два события. Первое было просто досадным, а второе имело зловещий характер. Чарльз Брэндон женился в четвертый раз. В конце июня умерла его жена, Мария Тюдор, и едва минуло шесть недель после ее погребения, как он тут же нашел себе невесту, четырнадцатилетнюю девочку. Девочка была очень хорошенькая, ее мать, испанка, являлась дочерью одной из бывших фрейлин Екатерины. Этот брак в английской истории не имел прецедентов не только из-за скандальной разницы в возрасте жениха и невесты, но также и потому, что девочки эта была прежде помолвлена с десятилетним сыном Брэндона.
Примерно в то же самое время Генрих воспылал страстью к одной из придворных дам — ее имя в анналах истории не сохранилось, — которую сделал своей любовницей. Их связь началась вскоре после коронации Анны. Та жутко ревновала и неосторожно «использовала определенные слова, которые королю весьма не понравились». Он не удержался от того, чтобы не отчитать как следует супругу, невзирая на беременность.
«Кто ты такая, чтобы выражать недовольство? — прорычал он. — Не худо бы взять пример с тех, кто знает, как надо относиться к желаниям короля. — Здесь он явно намекал на многострадальную Екатерину. — И ты должна все время помнить, кто вознес тебя на эту вершину, кто сделал тебя королевой!»
Пригрозив Анне, что «в любое время ее можно низвергнуть так же, как и возвысить», Генрих с удвоенной энергией предался любовному увлечению. После этого разговора между супругами было много «холодности». Анна, как и Генрих, была упрямой и также склонной к перемене настроения, но теперь они были мужем и женой, и, значит, те рычаги, какие она использовала при управлении королем, уже не действовали. По слухам, Генрих совсем не разговаривал с Анной дня два или три, и она, кажется, удалилась в отведенное ей особое помещение, где должна была находиться до родов, так с ним и не помирившись.
Ребенок родился в полдень, 7 сентября. Девочка. О том, как горевала Анна, наверное, говорить не стоит, а Генрих выругался, некоторое время ходил хмурым, по отчаянию не предался. Ребенок появился на свет здоровым, а значит, были все основания надеяться, что следующим наконец-то окажется сын.
Вначале девочку хотели назвать Мария. Считалось, что раз она займет место прежней принцессы как наследница престола, то почему бы в таком случае и не дать ей то же самое имя. Идея, в общем, неплохая, но по ряду причин она была отвергнута. Мария же лишилась своего статуса принцессы в тот самый миг, когда родилась сестра. Как только повитухи убедились, что ребенок живой и дышит, герольд вышел к придворным, собравшимся в соседних апартаментах, и объявил, что леди Мария принцессой Уэльской больше не является, и ее приближенным было предписано снять с рукавов эмблемы с девизом Марии и заменить их королевскими. Новорожденную окрестили Елизаветой, и сразу же после церемонии крестин герольд провозгласил принцессу законной наследницей английского короля. Шапюи, сообщивший об этих событиях Карлу V, добавил, что, по слухам, свита Марии очень скоро будет сильно сокращена и расходы на ее содержание тоже. «Остается надеяться, — заметил он, — что Господь в его бесконечном милосердии не допустит, чтобы с ней обошлись еще хуже».
* * *
Гроза приближалась, и Шапюи это чувствовал, так же как Мария с Екатериной. Посол не сомневался, что, «как только Анна ступит твердой ногой в стремя», она тут же лишит обеих женщин последних остатков достоинства. Анна угрожала Екатерине уже давно, проклинала ее, кричала, что никакая она не королева и что ее место на виселице. Став женой Генриха, она тут же принялась мстить, используя всю власть, которую имела. Вначале она захватила барку Екатерины, которая теперь принадлежала ей как королеве. Удалив стражу, она приказала «разрезать барку на куски, чтобы унизить соперницу». Анна уже забрала себе все ценное, чем раньше владела Екатерина. Теперь осталось только удалить ее подальше от двора и лишить титула.
В июле 1533 года Екатерину перевели в Бакден в графстве Хантингдоншир, в старый кирпичный дворец времен Генриха VII, построенный у больших болот. Скорее это была маленькая крепость на отшибе, сейчас больше похожая на тюрьму. Екатерине позволили взять с собой фрейлин-испанок и самых преданных приближенных, тоже испанцев: управляющего хозяйством Фелипеса, лекаря Де ла Са с аптекарем, капеллана Хорхе де Атека и епископа Льяндаффа. Однако охрану к ней приставили суровую, лишив связи с Марией и друзьями, которые все еще не оставляли попыток как-то ей помочь.
Как только объявили о венчании короля с Анной, Шапюи начал уговаривать Екатерину бежать. Он говорил, что в Англии есть много «аристократов», готовых встать на ее защиту, что у них есть деньги и люди. Император тоже должен помочь, а также шотландцы. Посол утверждал, что люди в стране очень обозлены на такое обращение с ней короля и поддержат любые Действия, направленные на возвращение ее на трон силой. Шапюи говорил, что даже Ричарда III ненавидели не так сильно, как сейчас Генриха, и что пришло время положить конец его гнусностям и восстановить справедливость по отношению к законной жене и дочери.
Екатерина, конечно, осознавала, какой подвергается опасности, но покинуть Англию наотрез отказалась, заявив Шапюи, что не смеет пойти «против закона и воли короля» и что бежать ей не позволяет совесть, от которой «не убежишь».
Вскоре церковный Собор объявил первый брак Генриха незаконным, и Екатерина по этому установлению потеряла право на титул королевы. Ей передали грамоту, в которой говорилось, что отныне она будет именоваться «вдовствующей принцессой». То есть ей возвратили титул, который она получила в свое время, став вдовой принца Артура. Екатерина все это игнорировала. Она зачеркивала титул «вдовствующая принцесса», если видела его где-то написанным, и продолжала подписываться: «королева Екатерина». Так длилось три месяца, а затем Генрих прислал приказ, предписывающий всем, кто находился в услужении у Екатерины, обвинить ее в «высокомерии, эгоизме и неумеренном тщеславии», потому что она хотела сохранить тот титул, который ей больше по праву не принадлежал, и сказать ей, что такое упрямство в конечном счете может привести к спорам о правах наследования и даже к гражданской войне. Приближенные должны были ей сказать, что в этом случае «много крови может пролиться, и королевство полностью разрушится», а совесть короля будет «серьезно растревожена». Если Екатерина пойдет на уступки, к ней будут относиться по-благородному, если же нет, то гнев короля обратится не только на нее саму, но и на дочь и вообще на все ее окружение.
Екатерина не колеблясь ответила, что никакие суды не могут лишить ее права называться законной супругой Генриха и что у нее есть единственный титул: «английская королева». «В моем поведении, — заявила она, — нет ни высокомерия, ни тщеславия, потому что я дочь Фердинанда и Изабеллы и гораздо больше горжусь этим, чем титулом королевы, который не хочу отдавать, потому что это против совести». Она намеренно упомянула Изабеллу, считая сейчас это уместным, так как ей были известны давние опасения Генриха, как бы бывшая супруга не взяла пример со своей знаменитой матушки и не затеяла против него войну. Спустя почти тридцать лет после смерти Изабеллы образ этой героической королевы-воительницы, участницы крестовых походов, которая отважно вела армию в бой, по-прежнему не давал покоя могущественному английскому королю.
