Дома и магазины на всем пути следования процессии были декорированы гобеленами, коврами, а также богатыми алыми и золотистыми тканями. Почти на каждом перекрестке королеву приветствовали музыка и живые картины. Детские хоры исполняли в ее честь баллады, а у фонтана на Флит-стрит играл оркестр, составленный из «весьма внушительных инструментов, которые издавали звуки, казавшиеся божественными… Музыканты были в высшей степени оценены и похвалены». У собора Милости Господней была сооружена Гора Парнас, на которой сидел Аполлон с девятью музами, читавшими посвященные Анне стихи, которые аккомпанировали себе на различных инструментах, а у рынка Леденхолл другая группа артистов представила сложную живую картину с действием, написанным Николасом Юдлом[21], в котором белый сокол, представляющий Анну, летал над розовым кустом Тюдоров. Затем наблюдающая за этой сценой Святая Анна ниспослала ангела, который увенчал голову сокола короной. На торговой улице Корнхилл королеву приветствовали Три Грации, имена которых были: Светлая Радость, Непоколебимое Благородство и Неувядаемое Процветание. У малого фонтана на Чипсайде было устроено представление с музыкой, в котором изображался суд Париса. Золотое яблоко, предназначенное для самой прекрасной из богинь и смертных, разумеется, было присуждено Анне. Ее красота, добродетель и благородство прославлялись стихами:

Особенно забавным казалось упоминание о «чистоте» Анны, потому что во время коронации она была на шестом месяце беременности. Следует заметить, что далеко не все вышедшие на улицы, чтобы посмотреть на торжественный кортеж новой супруги Генриха, испытывали почтительный восторг. Некоторые называли ее «отъявленной распутницей» и «пучеглазой шлюхой», а один горожанин в толпе удивлялся: Неужели король настолько грешен и глуп, что взял «эту шлюху, Нан Баллен[22], в королевы»? Генрих принял решение жениться на Анне в начале 1533 года, когда та забеременела, а Екатерина все еще считала себя супругой короля.

Брак Генриха с Екатериной папа так официально и не аннулировал. Когда стало известно о беременности Анны, поспешно созвали парламент, который постановил, что отныне все церковные дела в Англии буду решаться без одобрения в Риме или где-либо еще. После этого в начале апреля был созван Собор духовенства Южной Англии (Кентербери и Йорка), который объявил брак Генриха с Екатериной недействительным, узаконив его венчание с Анной, совершенное в январе.

Но лондонцы еще не забыли, как почти двадцать пять лет назад приветствовали Екатерину во время ее коронационного проезда через город. Они по-прежнему любили свою королеву, и потому их сердца к Анне не лежали. Очевидец писал, что в толпе вряд ли можно было насчитать хотя бы десяток человек, которые бы кричали «Боже, храни королеву!». Большинство насмехалось над вензелями, вышитыми на драпировках, развешанных на всем пути следования процессии. Они показывали пальцами на переплетенные буквы «H» и «A» и произносили их, как «Ха-ха!». Любое несовершенство во внешности Анны приверженцы Екатерины выставляли как отвратительное уродство. Она носила закрывающие шею платья — значит, хотела спрятать зоб, а похожий на корону венок на голове подчеркивал золотушные пятна на шее. Во время ее движения в коронационной процессии было даже замечено, что если смотреть на Анну под определенным углом, то уши мула, следовавшего сзади, казались растущими прямо из ее головы, «похожие на два острых рога, что заставляло многих людей смеяться».

Торжественность коронации Анны, состоявшейся 1 июня, нисколько не воспрепятствовала этим насмешкам. Как до, так и после своей женитьбы на ней Генрих постоянно испытывал в этом смысле определенное смущение и неудобство. Летом 1532 года король собрался на север поохотиться и решил взять ее с собой. Поездка эта была задумана долгой. По заведенному обычаю король торжественно проезжал деревню за деревней, чтобы показаться людям и принять их радостные приветствия. Путешествие продлилось только четыре дня, потому что везде вместо приветствий он встречал неодобрение. Завидев Анну, крестьяне начинали свистеть и улюлюкать. Они кричали, чтобы король вернул им настоящую королеву Екатерину. Генрих обиделся, охотиться ему вдруг расхотелось, и он вернулся в Лондон.

Судьям и полицейским было приказано сурово наказывать каждого, кто оскорбительно отзывался о короле или Анне. В небольшом городке графства Дебришир 69-летний воин, ветеран первой войны Генриха, «сильно израненный», в разговоре с викарием и двумя горожанами заметил, что не может поверить, чтобы король мог оставить Екатерину, «столь благородную даму, столь высокого происхождения, столь достойную», и жениться на другой женщине. Через несколько месяцев его заключили в тюрьму Маршалси. В Лондоне собрали всех мастеровых и членов ремесленных гильдий и строго предписали им не говорить ничего оскорбительного для королевского достоинства и чтобы они следили за своими подмастерьями и слугами, дабы те тоже не делали ничего подобного, а также возложили на них еще более тяжелую задачу — следить за своими женами», чтобы те не оскорбляли Анну. Накануне коронации было объявлено, что любой, кто укажет королевским чиновникам «болтунов и скандалистов», получит денежное вознаграждение. По городу были развешаны объявления, в которых запрещались «различные книги, баллады, стихи и другие непристойные трактаты», порочащие второй брак Генриха. Но, как заметил лорд-мэр в день проезда Анны через город, «обуздать сердца людей невозможно, и даже король не знал, как это сделать». А когда вскоре после венчания короля паству одного из приходов попросили помолиться за здоровье Анны и ее благополучие, то почти все присутствовавшие во время мессы покинули храм, не дождавшись окончания службы, «в сильном неудовольствии и с печалью на лицах».

При дворе сразу же началось противостояние между группами, поддерживающими Екатерину и Анну. Сестра Генриха, Мария, публично оскорбляла Анну «ругательствами». За обиду взялся отомстить дядя Анны, герцог Норфолк. Его люди в количестве двадцати человек напали на нескольких приближенных Брэндона и перебили их прямо у алтаря в Вестминстере. Взбешенный Брэндон в ответ собрал своих людей, чтобы наказать убийц. Его с трудом удержал от этого Генрих, и только страх перед королевским гневом предотвратил дальнейшую междуусобицу.

Тем временем враги Анны нашли более изощренный путь, чтобы нарушить ее душевный покой и ослабить влияние на короля. Своего могущества Анна достигла, используя слабость Генриха к женскому полу, так вот потерять она его может по той же самой причине. Во дворец каждый месяц прибывали юные девушки, дочери знатных дворян. Некоторое время они служили фрейлинами в свите королевы, и король флиртовал с ними напропалую, а иным даже оказывал особое благоволение. Говорили, что в 1532 году он «ухаживал» за одной из таких дам и был «очень влюблен». Группа противников Анны всячески его в этом поощряла, к сильному ее неудовольствию, но новая любовь Генриха не могла соперничать с прочной страстью к давней «возлюбленной». Придворным пришлось это признать. Они утешались тем, что злословили по поводу уродливой руки Анны. На левой руке у нее имелось нечто вроде рудимента шестого пальца — дефект незначительный, который она сглаживала, прикрывая «лишний» палец кончиком другого, но все ненавидевшие Анну считали это ужасным уродством. Впрочем, они вообще преувеличивали любой ее промах и недостаток.