Решение о разводе откладывалось, и Генрих уже начинал терять терпение. Он вымещал раздражение на приближенных и все сильнее давил на Вулси. А кардинал, чтобы достичь развода, кажется, уже использовал все ходы. Папский легат Кампеджио пытался убедить его отказаться от попыток уговорить папу санкционировать развод короля, но обнаружил, что говорить на эту тему с Вулси все равно что «обращаться к скале». У Вулси действительно было очень трудное положение: как кардинал римской церкви, он был слугой папы и был призван отстаивать его интересы. Но одновременно Вулси занимал пост лорд-канцлера и главы церкви государства и в этом качестве обязан был во всем поддерживать короля. В первые годы правления Генриха, когда у короля с папой не было никаких разногласий, эти два поста, которые занимал Вулси, дополняли друг друга, но теперь обстановка коренным образом изменилась.

Во всем он обвинял Анну. С глазу на глаз Вулси говорил Генриху, что если тот хочет жениться во второй раз, так пусть его невестой станет принцесса из французского королевского дома, а не придворная кокетка. Его беспокоило, что Анна и ее родственники относятся к нему без должного почтения. Он был, по словам его почитателей, «тогда самым могущественным из всех» и привык, чтобы при малейшем намеке к нему сразу же устремлялись герцоги и графы, а тут эта Анна узурпировала его власть, наушничая королю. Этого он ей простить не мог и открыто поносил фаворитку короля. «Я знаю, — говорил он, — эта ворона по вечерам прилетает к королю и каркает, пороча все мои действия». Генрих, конечно, был на стороне Анны, и вскоре напряжение достигло такого накала, что двор разделился на два лагеря.

Сестра Генриха, Мария, фрейлины Екатерины и бесчисленное множество других придворных, которые восхищались королевой, были оскорблены тем, что король пытается посадить на ее место другую женщину. Они считали развод и все связанное с ним унизительным и недостойным. Однако, опасаясь гнева Генриха и мести его возлюбленной, которая становилась все могущественнее, свое недовольство старались не выражать в открытую. Но Анну при дворе откровенно презирали и ненавидели.

Наконец Генрих решил действовать. Он отослал королеве письменное уведомление, которое доставили два епископа, с приказанием покориться и отойти в сторону, иначе у нее отберут Марию. Он издевательски обвинял Екатерину в том, что она его мучает и настраивает против него придворных, у которых ищет поддержку и утешение. Он предупреждал ее, что «если некоторые враждебные личности», — имелись в виду люди императора, — попытаются покушаться на его жизнь или на жизнь Кампеджио, она будет нести за это полную ответственность. Но, как и прежде, Екатерину запугать не удалось. Позиций своих она не сдала, но понимала, что король полон решимости и пойдет до конца, сметая со своего пути всех, кто будет пытаться ему противостоять. То есть Екатерина осознавала, что если не уступит, то ее устранят силой. И первый шаг в этом направлении вскоре был сделан. Королеву Екатерину удалили из Гринвича, и в ее апартаменты вселилась Анна Болейн. Процесс замещения королевы Екатерины королевой Анной начался.

Летом 1529 года была предпринята еще одна попытка созвать папский трибунал, на который вызвали Екатерину. Вначале она упала к ногам Генриха, умоляя вернуть ей свою милость. Затем, увидев, что он непреклонен, она поднялась и объявила, что отказывается принимать пристрастное решение трибунала, созванного в Англии по желанию Генриха. «Я буду жаловаться папе», — заявила она и покинула зал. Это был настоящий вызов, открытое неповиновение.

Екатерина решила опротестовать решение папского трибунала по разводу, для чего попросила прислать из Фландрии двух судей, чтобы они поддержали ее протест. Но судьи не прибыли. Император написал, что по такому делу ни один английский суд решение выносить не может, поэтому он не будет посылать туда своих законоведов. Посол императора Мендоса это решение не одобрил. Он писал, что англичане Екатерину поддерживают, что «они любят свою королеву и в этом деле полностью на ее стороне». Мендоса боялся, что они могут потерять мужество и счесть положение безнадежным, увидев, что ее покинули родственники на континенте. Его опасения были напрасны. Когда Екатерина выезжала из своей резиденции, у ворот ее встретила огромная толпа. Раздавались выкрики одобрения и поддержки. Очевидец заметил, что большинство в этой толпе составляли женщины. А французский посол в своем донесении написал, что если бы все решали женщины, то Генрих бы это дело определенно проиграл.

Развод короля очень недолго оставался внутренней проблемой английского двора. Вскоре конфликт перерос в международный скандал. Генрих пригласил правовых экспертов из ведущих европейских университетов, чтобы те вынесли решение по существу его дела, а Карл V заплатил другим экспертам, чтобы они опровергли этих первых. В процессе правовых дебатов из рук в руки переходили крупные суммы денег, а дело еще больше запутывалось, погрязая в процедурных тонкостях и прецедентах. Вулси по-прежнему домогался решения папы, но трибунал, который возглавлял легат, был снова отложен. А Климентий VII все молчал. Вулси предупредил Кампеджио, что если папа в ближайшее время не начнет действовать, то он может потерять Англию подобно тому, как потерял Германию, не сумев договориться с Лютером. Для английского короля развод сейчас был не менее важен, чем в свое время для Лютера церковная реформа в Германии. Вулси заверил итальянца, что, если папа и впредь будет откладывать решение или примет его не в пользу Генриха, то «власть папского престола в Англии будет аннулирована».

Для Марии эти страшные годы королевского развода были полны разочарований и страданий. Казалось, только что весь двор радостно праздновал ее помолвку с французским дофином, и вот она уже полностью забыта. Совсем недавно ее обожали любящие родители, а сейчас их маленькая семья уже не существует. С одиннадцати с половиной лет до шестнадцати Мария жила, ощущая всю неопределенность своего положения. Она никак не могла смириться с мыслью, что мать навсегда отстранена от двора, и не переставала надеяться на ее возвращение, которое почему-то откладывалось и откладывалось.

А тем временем все, к чему она привыкла, постепенно изменилось до неузнаваемости. Отец стал каким-то странным и жестоким, правда, иногда он еще бывал с нею ласков. Ее обожаемую матушку преследовали, королева тщетно пыталась защитить свое достоинство, но ее место во дворце начала занимать другая женщина. Двор стал враждебным, похожим на осиное гнездо, там царили мелкая зависть и злословие, а в его центре вместо утонченной, всегда приветливо улыбающейся королевы Мария видела вздорную, коварную и бесстыдную женщину, которая отобрала у них с матерью все, что было хорошего.

Но самым тяжелым для Марии было сознавать, что она, жемчужина королевского двора, наследница престола, теперь стала лишь дочерью отвергнутой королевы. Мария будет оставаться принцессой лишь до тех пор, пока Екатерина остается королевой, но отец и могущественные люди, которые ему служат, всеми имеющимися в их распоряжении средствами пытаются Екатерину свергнуть. И если это им удастся, Мария окажется всего лишь внебрачным ребенком короля, то есть бастардом, таким, как Генри Фитцрой. Но тому хотя бы повезло родиться мальчиком, а незаконнорожденные девочки (пусть королевской крови) при дворе мало кого интересовали. Итак, отрочество Марии (переход от идиллического детства к тревожной юности) пришлось на бурное время затянувшихся споров по поводу королевского развода.