...Вечером Полина Степановна подсела к Гришину и ласково сказала:

– И не стыдно, Александр Павлович, держать в секрете такое событие?

– Какое событие? – удивился штурман.

– Да как же! К человеку приехала жена, – продолжала добродушно упрекать Полина Степановна, – и дочка-красавица с косичками, на отца как две капли воды похожая, а вас все по-прежнему за холостяка почитают.

– Если дочь похожа на него, то она не может быть красавицей, – ехидно заметил Морозов. – Слышите, Юрий Александрович? Наш женоненавистник, оказывается, уже дочь имеет.

– Пуд соли надо съесть, чтобы узнать человека, – буркнул Юсуп.

У Гришина свалилось пенсне, но он поймал его на лету, невозмутимо протёр платком и спокойно произнёс:

– Смех, как известно, оздоровляет, но зачем вы мишенью для шуток избрали именно меня?

Соколов сразу понял, в чём дело, расхохотался первым. За ним засмеялись и другие.

Предполётный отдых неожиданно был прерван. Общепризнанный «бог погоды» – главный синоптик Аэрофлота посоветовал начальнику штаба перелёта дать старт не послезавтра, как предполагалось, а на утро следующего дня.

– Не везде по маршруту лётная погода, – сообщил он. – Мощный циклон пройдёт в районе Благовещенск – Чита. Но для высотной машины циклон не страшен, он останется внизу. Как известно, на высотах порядка десяти-двенадцати тысяч метров почти всегда ясно. Наша задача – выбрать погоду с попутным ветром на заданной высоте полёта. Такой ветер, и достаточно сильный, будет завтра, а через двое суток он может изменить своё направление. Мешкать нельзя...

Антонов вызвал Соколова по телефону.

Как ни прислушивались к разговору друзья, ничего не могли уловить, кроме заключительных слов своего командира, произнесённых громче остальных:

– Есть, приказано явиться!

И все поняли, что полёт назначен на завтра.

...В три часа утра врач постучал в дверь комнаты, где, по его мнению, должны были ещё спать авиаторы. К удивлению, он застал их одетыми.

– Разве заснёшь перед таким полётом? – словно извиняясь, сказал Соколов.

Вскоре из сказочного домика с маленькими чемоданчиками в руках выходили его временные обитатели. Их сопровождал Василий Сергеевич Климов.

Доктор торжественно нёс в одной руке походную аптечку, а другой прижимал к груди два вместительных термоса с чёрным кофе и крепким чаем.

Полина Степановна положила в машину большую сумку с едой. Она надела на проводы свою знаменитую шаль, которая, по уверению Рахимова, будет когда-нибудь экспонатом в музее истории советской авиации.

Через несколько минут автомобиль подъехал к аэродрому, окружённому лесом. Лётное поле тонуло в темноте, только стоявший в начале бетонной дорожки самолёт был ярко освещён прожекторами.

Эту взлётную полосу журналисты прозвали «дорогой героев». Здесь брали старт Чкалов, Байдуков и Беляков, Громов, Юмашев и Данилин на АНТ-25, Осипенко, Гризодубова и Раскова на самолёте «Родина», Коккинаки на воздушном корабле, носившем гордое имя «Москва». А сейчас отсюда отправляется в дальний перелёт «Кречет».

Соколова и его спутников провожали Нарком авиационной промышленности, конструктор Киреев, директор завода, на котором строился «Кречет», инженеры. Приехали на проводы товарища и многие знаменитые лётчики.

Трещали киносъёмочные камеры, щёлкали затворы фотоаппаратов.

– Обнимитесь ещё разок! – попросил Соколова какой-то юный фоторепортёр, увидев, как прильнула на мгновение к мужу Нина Михайловна. Она старалась быть весёлой и не выдавать своего волнения. Зато Марфа Афанасьевна, не стесняясь, прижимала платочек к глазам. Катя нервно теребила пушистый кончик своей великолепной косы.

Пора было лететь. Ведущий инженер сорвал пломбу с входного люка и пригласил экипаж в самолёт. Ещё одна, последняя беглая проверка оборудования и механизмов. Взревели и разом смолкли моторы. Всё в полном порядке.

Участники перелёта выстроились у самолёта. Генерал Антонов пожелал им успеха.

Взвились ракеты. Соколов дал полный газ.

«Очень велик груз, оторвётся ли «Кречет» от земли? – беспокойно подумал он. – Этот взлёт, пожалуй, самый сложный, самый трудный за всю жизнь».

С каждым мгновением самолёт набирал скорость. Точно уловив нужный момент, Соколов оторвал тяжело гружённую машину от земли.

Аккуратист Гришин делал в это время в бортовом журнале первую запись:

«Время взлёта 3 ч. 45 м. по московскому времени. 17 июня 1940 года».

Оглушительный рёв моторов заполнил окрестности аэродрома и донёсся до тихого домика в старом парке. На крылечке теремка стояла Полина Степановна и с волнением вслушивалась в мощные раскатистые звуки, наполнившие свежий утренний воздух.

Едва колёса «Кречета» успели оторваться от взлётной дорожки, как в штабе на световом табло появилась надпись:

«Внимание! Перелёт начался!»

В одной из комнат в здании Центрального телеграфа на улице Горького, где разместился штаб перелёта, дежурные начали следить за маршрутом краснокрылой птицы. Маршрут этот был нанесён тёмной линией на огромную карту: Москва, Северный полюс, Берингов пролив, Петропавловск-на-Камчатке, Сахалин, Хабаровск; дальше – Китайская и Монгольская границы. Таджикистан, пограничная линия с Афганистаном: затем – через Каспийское море, Чёрное море, вдоль рубежей Румынии, Польши; затем – ещё одно море, Балтийское, Ленинград, а потом столица Родины.

Велик наш Советский Союз! Чтобы обогнуть его государственные границы с максимально возможной в то время скоростью – шестьсот километров в час, – нужно было почти двое суток. Сорок восемь часов в штабе будут дежурить крупные авиаспециалисты. Как и во время предыдущих дальних перелётов советских лётчиков, днём и ночью будут звонить корреспонденты газет и радио, родственники и просто доброжелатели. Каждые полчаса председатель комиссии будет сообщать сведения правительству.

Над картой светился циферблат хронометра, разделённый на двадцать четыре часа. Когда стрелки показывали «пять ноль-ноль», на карте зажёгся отрезок маршрута. Из радиоузла сообщили о только что принятой радиограмме: «Борт СК. Находимся районе Калинина. Высота 4000 метров; полёт протекает нормально. Соколов».

Один из членов комиссии включил ток, осветил пройденный путь.

Крохотной частичкой извивающейся на карте тёмной ленты казался этот светящийся отрезок. Каким бесконечно длинным по сравнению с пройденным было расстояние, которое предстояло преодолеть!

За первые двадцать пять минут полёта «Кречет» прошёл полтораста километров. Путевая скорость около четырёхсот километров в час. Совсем не плохо для самолёта, который идёт с набором высоты! Когда она достигла пяти тысяч, командир корабля коротко приказал: «Надеть кислородные маски». Морозов тотчас же включил первую ступень турбокомпрессоров для обеспечения нормальной работы моторов.

Температура в отапливаемой пилотской кабине держалась в среднем на уровне 12-15 градусов. В лёгких замшевых рубашках лётчикам было удобно и нежарко.

Следя, чтобы режим полёта точно соответствовал графику, воздушный корабль на первом этапе пути вёл сам командир.

С высоты земля выглядела причудливой мозаикой в синевато-зелёных и жёлтых тонах. Освещённые утренним солнцем, проплывали внизу сёла, поля, леса. Самолёт подходил к Мурманску, когда из радиорубки вышел Рахимов. Он опустился на лёгкий складной стул, постучал согнутым пальцем по столу и, приподняв кислородную маску, шутливо потребовал:

– Человек, бутылку пива!

Морозов усмехнулся, достал из шкафчика термос с горячим чаем, налил кружку и подал его Юсупу:

– Пожалте, гражданин хороший «жигулёвское», со льда!

Рахимов, ловко левой рукой приподнимая маску, делал один-два глотка и успевал ещё выпалить тираду:

– Ты знаешь, дядя Костя, какая сейчас погода в Мурманске? Ветер десять баллов, видимости никакой. А здесь солнце светит вовсю. Скучно идти на большой высоте на пороге стратосферы. Никакого тебе беспокойства. Летишь спокойно, не болтает. То ли дело на малой высоте в плохую погоду! Идёшь бреющим, всё мелькает, того и гляди за колокольню заденешь или фабричную трубу свалишь. Интересно! А тут никакого риска: включи автопилот, покуривай да скучай.