С севера надвигались низкие, тёмные облака.

Никто не уходил с опустевшего аэродрома. Все поглядывали на запад, откуда должны вернуться боевые друзья.

– Время бы нашим возвращаться, – сказал комиссар эскадрильи, – а то погода совсем испортится, плохо будет садиться.

– Пора бы, – подхватил Морозов. – Хуже нет, сидеть на земле и ждать.

– Тихо! – попросил молодой техник, – слышу мотор!

– Летят! – громко закричал Морозов и как юноша побежал на край аэродрома. – Сетку убери, – приказал он технику, – а то под винт может попасть!

Рассвело. На белёсом фоне неба всё яснее и яснее обрисовывались контуры боевых машин. Вот они пошли на посадку: одна, десять, тридцать, сорок...

– Все прилетели? – спросил командир полка дежурного по полётам.

– Нет шести машин, товарищ полковник!

Техники, поздравив своих командиров с удачным возвращением с задания, тут же начали осматривать машины.

– Вот это да! – воскликнул один техник. – У моего – семнадцать пробоин. Ничего себе! Дрались, как видно, крепко!

– Чем удивил! – отозвался другой, копавшийся у соседнего самолёта. – Подумаешь – семнадцать! На моём столько дырок, что и не сосчитать, весь как решето.

Исправные машины тотчас же заправляли горючим.

Морозов и Соколов не отводили глаз от горизонта, ожидая Юсупа. Вот-вот должен показаться «тигрёнок». И запоздалый самолёт появился в небе. «Ястребок», только с тремя звёздами на фюзеляже, красиво опустился на аэродром. Это прилетел лейтенант Корнев.

– Товарищ лейтенант, – подбежал к нему Морозов. – Вы не видели моего командира?

Корнев посмотрел в тоскливо настороженные глаза старого механика, сорвал с головы шлем и тихо ответил:

– Видел... На меня напали три фашистских истребителя. На выручку подоспел Рахимов. Два «мессера» он сбил, третий зажёг его. Когда я добивал третьего, горящий самолёт Рахимова падал на землю... на территорию, занятую немцами. Успел ли Рахимов опуститься на парашюте, не знаю.

– Как?! Юсуп Рахимов погиб? – крикнул Соколов, и голос его, обычно хрипло-приглушённый, прозвучал ясно и звонко.

Морозов стоял потрясённый, ничего не слыша, ничего не замечая.

– Успокойся, Константин Константинович! Юсуп вернётся. Он не может погибнуть! – Соколов положил руку на плечо Морозова. Потом неожиданно для себя он схватил шлемофон Корнева, быстро натянул его и громко крикнул:

– Или я отомщу за Юсупа, или погибну!

И прежде чем присутствующие поняли в чём дело, он бросился к истребителю командира полка.

– Освободить кабину, убрать колодки из-под колёс! – приказал он молодому технику, своему ученику. Вскочил в самолёт и дал полный газ. Машина прямо со стоянки пошла на взлёт.

– Что он делает, сумасшедший? – закричал Корнев. – Сейчас разобьётся!

Командирский истребитель был уже в воздухе, стремительно набирая высоту.

– Гроб! Карету! – закричали лётчики. Корнев закрыл глаза.

На стоянке появился Бородин.

– Кто полетел на моём истребителе?

– Инженер-капитан Петров! – доложил командир эскадрильи Буянов.

– Пойдёте под суд! – не своим голосом закричал полковник. – В трибунал! Где это видано, чтобы из-под самого носа воровали самолёты? Приказываю Буянову и Корневу немедленно вылететь вдогонку. Действовать по обстановке; если надо, уничтожить мой самолёт вместе с инженером.

Минуты через три истребители Буянова и Корнева на повышенной скорости полетели вслед за Петровым.

На аэродром прибежал Максимов.

– Что случилось? – едва переведя дыхание, спросил он.

– То, что ваш подшефный угнал мою машину, – со злостью ответил полковник.

Никто не уходил с аэродрома. Лётчики, которые уже легли отдыхать, разбуженные товарищами, вышли из землянок.

Погода прояснилась, облака уже плыли на высоте в тысячу метров, видимость улучшилась. Час был на исходе, но все по-прежнему смотрели на запад, откуда должны были появиться ястребки.

– Отчего у нашего инженера вдруг прорезался голос? – спросил молодой техник, вчерашний курсант. – В школе, когда он вёл занятия, то его еле слышно было, с трудом разбирали, что он говорит, а тут – прямо в дикторы годится.

– Бывает, что к больному человеку возвращается голос, – ответил врач, прибывший на аэродром с санитарной машиной. – Это – следствие сильного нервного потрясения.

– Слышу мотор! – крикнул техник.

В небе показалась чёрная точка. Увеличиваясь, она быстро приближалась к аэродрому. Истребитель шёл под самыми облаками.

Над аэродромом лётчик начал выполнять фигуры высшего пилотажа. Перевороты, иммельманы, свечки, петли Нестерова в головокружительном каскаде следовали друг за другом.

– Это Буянов решил потренироваться, – сказал тот самый техник, который первым услышал звук мотора. – Любит он покувыркаться в воздухе.

– По гауптвахте соскучился твой Буянов, – заметил кто-то из лётчиков.

– За такие фигуры и наказывать неудобно! – вырвалось у стоявшего рядом капитана.

В небе продолжалась демонстрация виртуозного лётного мастерства.

На горизонте показались ещё две машины.

– Вот где твой Буянов, – сказал капитан. – Он вместе с Корневым летит, а на командирской – инженер. Знает, что всё равно придётся отвечать за самовольный вылет, так уж заодно душу отводит.

– Что он делает? – закричал Бородин. – Он или крылья обломает, или хвост свернёт самолёту! Нельзя давать такую нагрузку машине! Ну, погоди, я тебе покажу! Я тебе покажу! А всё же, товарищи, здорово летает инженер! «Ас»! Ну, прямо – «ас»!

Все три самолёта почти одновременно опустились на аэродром. Каждый подрулил к своей стоянке. Из командирского самолёта вышел Соколов. Он растерянно огляделся, потом решительно подошёл к командиру полка.

В наступившей мёртвой тишине отчётливо прозвучал его рапорт:

– Товарищ полковник! Разрешите доложить: сбил два вражеских самолёта! Но за Юсупа Рахимова я ещё полностью не рассчитался!

– Подтверждаю слова инженера Петрова! – вытягиваясь перед командиром, сказал Буянов. Не удержавшись, он показал поднятый большой палец: – Во, летает! Это – такой истребитель!

Полковник с восхищением смотрел на Петрова. Он не знал, что ему делать. Всем сердцем его тянуло к этому непонятному человеку со шрамом на лице. Но порядок есть порядок. Инженера надо наказать! Полковник подошёл к Соколову, крепко обнял его и поцеловал, а потом, отстранив от себя, строго сказал:

– За нарушение дисциплины пойдёте под суд! Арестовать инженера-капитана Петрова!

Воробьёв, наклонив голову, левой рукой прижимал к уху трубку аппарата «ВЧ», а правой что-то записывал в блокнот. Сёмушкин с папкой стоял у письменного стола.

– Ерунда! Никуда он не денется! Что, что? – кричал полковник в телефонную трубку. – Перелетит к немцам? Ещё раз повторяю: че-пу-ха! Пусть всё остаётся по-старому. Судить его не спешите. Я, возможно, сам вскорости прилечу в полк. Пока.

– Кого судить там собираются? – спросил Сёмушкин.

– Пришло время возвращать с того света лётчика Соколова, – улыбаясь, ответил полковник. – Максимов сообщает: Соколов узнал, что его любимого ученика и друга сбили фашисты. На него это так подействовало, что он чистым голосом крикнул: «Юсуп! Я отомщу за тебя». Сел в командирский истребитель – и был таков. А когда вернулся, доложил командиру по всем правилам: «Сбил два самолёта врага». Узнаю шеф-пилота!.. Срочно свяжитесь с военно-санитарным управлением, с Наркоматом здравоохранения, с кем хотите, но узнайте, где сейчас находится врач Соколова.

На следующее утро Сёмушкин доложил своему начальству, что капитан медицинской службы Нина Михайловна Соколова работает в тыловом госпитале в Свердловске.

Несмотря на свою занятость, Воробьёв решил сам отправиться в Свердловск.

«Теперь Соколов будет рад вернуться к семье», – думал Воробьёв, входя в кабинет начальника госпиталя. Он представился хорошо известному до войны в Москве хирургу и тотчас же попросил, чтобы начальник разрешил отпуск на десять дней капитану медицинской службы Соколовой.