— А ты собрался рассказать? — хмыкнул я, подливая парню.

— Нет! — парень так резко плюхнулся лбом об пол, что разбил физиономией чашечку. Кровь смешалась с вытекшим соджу, растекаясь по неровному выщербленному полу. — Клянусь кровью своих предков!

На краткий миг мокрый пол блеснул, отражая зеленый свет из глаз парня. Бак поднял голову, сверля меня взглядом. Парень словно ожидал чего-то. Не знаю, что только что произошло, но серьезность его намерений я прочувствовал.

— Я верю тебе, ученик. Выпьем?

— Позвольте налить вам, мастер!

Спустя два часа

— Мой учитель попирает небеса, у него в штанах такая здоровенная елда-а-а! — затянул Бак очередную идиотскую песенку. Последний час он только и горланил тупые куплеты, восхваляющие меня.

Мы топали по заводу, намереваясь выйти на улицу, чтобы немного провериться. Все же зря мы приволокли трупак в новую комнату. Теперь там воняет еще хуже, чем в прошлой.

Я вышел наружу, подставив лицо бледным лучам утреннего солнца и легкому ветерку, пахнущему влажной землей, кровью и кишками. Да, приятный аромат. Так, какого хера!?

Площадка перед воротами выглядела так, будто ее перепахал огромный зверь. Между канавами, холмиками и рытвинами, в беспорядке лежали десятки тел — разрубленных, с размозженными в лепешку головами, обгоревших до черных угольков, с вывернутыми наизнанку грудными клетками, рваными ранами и выпущенными кишками. Один мертвец посинел и набух, готовый разорваться и обдать все вокруг своей требухой. Второй с виду невредимый, но между посиневшими губами торчит чей-то откушенный язык.

— Мастер? — Бак смотрел на меня так, будто я в курсе произошедшего.

Только вот — я нихуя не в курсе! Да тут сраное сражение произошло, пока мы лакали соджу, как последние забулдыги. Четырнадцать тел, если не брать в расчет куски мяса, не поддающиеся определению. Может одного человека так размотало, а может и трех. Если по пальцам считать, то на одного не хватает, но ступней уже три.

— Мастер? — Бак дотронулся до моего плеча, отвлекая от ребуса с остатками.

Через стены перескакивали десятки человек в черной униформе и шлемах, держащими наготове огнестрельное оружие со спаренными дулами. На груди у каждого красовалась эмблема…

— Вы арестованы! Не двигаться!

Здравствуйте, дорогие читатели. Прощу простить за редкие обновления, но с моей нынешней работой не всегда удается часто писать, пытаюсь хоть как-то выкраивать время. Хочу выразить благодарность каждому, кто ждал моего возращения, вы самые лучшие! Я вернулся только благодарю тому, что вы у меня были.

— Ты, малой, говоришь, что не вы грохнули тех людей? — рослый детина в кожаном фартуке на голом торсе щелкнул щипцами.

Стражи забрали нас с завода, точнее уложили мордой в грязь, отходили резиновыми дубинками, связали и забросили в громыхающее корыто, где я харкал кровью на каждой кочке и ямке. Баку досталось сильнее — он не пришел в сознание после жесткого ареста. Затем мне накинули на голову мешок, заставили сесть на корточки и погнали по ступенькам. Мы спускались вниз. Очень долго спускались. Когда ноги онемели и пинки в спину перестали работать, меня просто поволокли по бетонному полу. Левая сторона лица и плечо превратились в сплошную ссадину, вспыхивающую огнем даже от собственного дыхания.

В себя пришел в тесной камере, где даже с моим небольшим телом не удалось встать в полный рост или лечь с вытянутыми ногами. Несколько часов я сидел, обняв колени и вздрагивая от бьющих по макушке холодных капель, просачивающихся с потолка. Я пытался приноровиться и вовремя убирать голову, но вода капала через абсолютно непредсказуемые промежутки. Бесит.

После полудня меня первый раз повели на допрос. В круглой комнате с низким потолком, железным креслом и очагом в стене, пахнущей горящим жиром, свежей кровью, застарелой мочой и потом, я познакомился с Бартом. Ублюдок был похож на помесь белой свиньи и помойной крысы. Его бледная складчатая кожа сплошь покрытая жестким, но редким черным волосом, явно досталось от матери, хрюкающей у корыта, а кривые зубы и торчащие усы от отца, роющегося в помоях.

Но в своем деле он разбирался. Не обычный садист, упивающийся страданием своей жертвы, а настоящий мастер, филигранно играющий на человеческих телах, извлекая стоны, проклятия и крики. Сколько раз я отрубался от боли в его кресле? Семь? Десять? Никакие мысленные техники или притупление боли не работало — пыточный мастер всегда приносил с собой медный чайник и пакетики с травами. От обжигающего напитка одновременно клонило в сон, хотелось откусить себе язык и признаться истязателю в любви.

— Я приехал из столицы, малой, — Барт оперся об стол, заставленный блестящим инструментом для пыток. — И я хочу поскорее убраться из этой дыры. Тут даже борделя приличного нет, сечешь? Не всем нравится трахать девок, прикиньте!? Да не боись за свою тощую сраку, я не смешиваю работу и отдых. Щипцы или снова зубик вырвем?

Я быстренько пораскинул мозгами, пока Барт не выбрал чего похуже. Судя по заплывшей роже и учащенному зловонному дыханию, он вчера крепко напился. Так, зубов я лишился всего двух, а ногтей трех.

— Щипцы, — решил я.

— Вот тебе не надоело, малой? — мужчина придвинул табуретку и сел напротив меня. — Подпиши бумаги, покайся и проведешь остаток дней во вполне недурной тюрьме с трехразовым питанием и без сношений в задницу. Ну если сам не захочешь, конечно. Я похлопочу за тебя, парниша, обещаю.

— Кто-нибудь повелся на это? — я встретился взглядом с качающим головой Бартом. — Сука!

Быстрым движением он вырвал щипцами ноготь на указательном пальце. Все произошло за доли секунды. Барт покрутил инструмент в руках, со всех сторон осматривая трофей.

— Могу сказать, что в твоем питание не хватает свежих овощей и молока. Цвет ногтевой пластины слишком тусклый, — сообщил жирдяй.

— Я в сотый раз повторяю, что не знаю ни одного из убитых, — от боли я слегка шипел и присвистывал.

— Как хочешь, — пожал плечами Барт и громко свистнул. — Парни, заходите!

Железная дверь со скрежетом распахнулась и вошли двое рослых парней. Их будто отлили под копирку — невыразительные туповатые лица с переломанными носами и раздутые мышцы, грозящие порвать одежду при малейшем напряжении. Меня будут просто избивать?

— Я сейчас выйду покурить, а вы мальчики потолкуйте с ним, — Барт хлопнул левого здоровяка по плечу. — Можете не сдерживаться.

— Принято! — парни топнули левой ногой и скрестили ладони на груди.

Дверь раздражающе медленно закрылась, царапая нижним краем бетонный пол. Стоило раздаться щелчку замка, как подручные Барта чеканным шагом направились ко мне. Кулак, размером с половину моей головы, влетел мне в переносицу, с хрустом ломая хрящи. Не успел моргнуть, как второй удар прилетел в челюсть, лишь чудом оставшуюся на месте. Сплюнув месивом из крови, соплей и зубов на колени, я попытался вдохнуть, но тычок двумя пальцами в солнечное сплетение вышиб оставшийся воздух. Парни не замедлялись, словно у них имелся выверенный алгоритм избиения, который они приводили в исполнение множество раз.

Каблук сапога ударил меня по пальцам левой ноги — не сильно, но жутко больно. Сразу же прилетела оплеуха. В ушах зазвенело, а комната резко накренилась. В отличии от изящного метода Барта, эти дуболомы действовали резко и грубо, внушая животный страх. Думаю, что многие сломались на подобном контрасте.

— Готов сознаться? — прозвучал сиплый голос. Я не понял, кто из парочки заговорил, ведь оба плотно сомкнули губы. Чревовещатели ебаные.

— В чем? — я глубоко вдохнул, запасаясь воздухом во время заминки.

Вместо ответа парни одновременно полезли снимать ремни с отливающей золотом квадратной бляшкой. Дерьмо, плотная кожа и на металл не поскупились. Ремень щелкнул, как кнут, вскрывая мне левое плечо. Боль пришла секундой позже, но не успел я ее осознать, как вторая пряжка рассекла бицепс, оставляя глубокую рану.