Председательствовал на заседаниях Верховного трибунала (он обычно проходил в здании Судебных Установлений в Кремле) О. Я. Карклин[98] — заместитель председателя Ревтрибунала, — государственным обвинителем выступал его председатель Н. В. Крыленко. Защита осуществлялась 15-ю правозаступниками, которые по новому закону теперь являлись государственными служащими, не имеющими права на частную практику. В числе защитников знаменитый петербургский адвокат Николай Константинович Муравьёв — бывший председатель Чрезвычайной следственной комиссии при Временном правительстве.
Судя по протоколам, судебные заседания по «делу Локкарта» можно смело назвать генеральной репетицией процессов по обвинению лидеров право-троцкистской оппозиции, «вредителей» по делу «Промпартии» или «заговору маршалов».
Правда, к высшей мере наказания были приговорены только двое: коммерсант К. Д. Каламатиано (ВМН заменена на 20 лет тюремного заключения, затем он был амнистирован в 1921 году и выслан в Эстонию) и бывший подполковник 3-го Гренадерского полка А. В. Фриде. Семь подсудимых по делу были оправданы. По воспоминаниям С. Кобякова из его книги «Красный суд» (Впечатления защитника в революционных трибуналах): «Крыленко негодовал. Вместо двух десятков смертей — всего только две, притом одна проблематичная. И он постарался „уничтожить“ хотя бы одного обвиняемого. Никакие просьбы, никакие хлопоты спасти жизнь Фриде не помогли. Чувствовалась кровавая рука „генерал-прокурора“. Мне рассказывали, что из Кремля Фриде повезли на автомобиле расстреливать в Петровский парк. После расстрела его тело должно было быть привезено обратно в город. Пожалели ли палачи бензин, или не захотели зря тратить времени, но Фриде был умерщвлён револьверными рукоятками на Кремлёвском мосту» [1.56]
Основные обвиняемые: Р. Локкарт, французский генеральный консул в Москве Ф. Гренар, а также С. Райли[99] и Г. Вартамон, которые были заочно объявлены «врагами трудящихся, стоящими вне закона РСФСР».
По всей видимости, устное распоряжение о расстреле Ф. Каплан было отдано председателем ВЦИК республики Я. М. Свердловым, он же предложил обойтись без её захоронения, поэтому труп эсерки, предварительно облив керосином, сожгли в бочке прямо в Александровском саду. Демьян Бедный от увиденной картины лишился чувств.
Безусловно, организаторы покушения знали, что В. И. Ленин, как правило, перемещается без охраны, а личный пистолет системы Браунинга хранит в ящике рабочего стола, а когда однажды взял его с собой — оружие оказалось реквизированным вместе с шикарным автомобилем Rolls-Royce во время бандитского налёта Я. Кузнецова, он же Яшка Кошельков с погонялом Король[100], который, вообще-то, по масти относился к хитровским карманникам, но в этот раз решился на «гоп-стоп», да ещё и отнял у Ильича «балалайку».
Для боевиков-эсеров это была не первая попытка покушения на председателя СНК: 1 января 1918 года автомобиль В. И. Ленина был обстрелян террористами.
Поэтому тот факт, что безопасность главы советского правительства, в том числе во время массовых мероприятий, осуществляет либо один прикреплённый сотрудник ЧК, либо его личный водитель — беспартийный поляк, бывший сотрудник Императорского гаража Станислав (Степан) Гиль, — был достаточно хорошо известен. «Сочувствующего коммунистам» Гиля допрашивал председатель Московского революционного трибунала А. М. Дьяконов, он же провёл и первый допрос задержанной террористки. Но в данном случае речь может идти не о мотивации эсерки — духу у неё хватило бы, — а о физических возможностях выполнить поставленную перед ней задачу. До сих пор не ясно, как тяжелобольная женщина смогла решиться на теракт в отношении вождя мирового пролетариата.
На самом деле покушение готовилось боевой группой правых эсеров, которой руководили Григорий Семёнов и Лидия Коноплёва[101], помимо них, в неё входили боевики Козлов и Усов. После своего ареста они заявили, что переосмыслили прошлое и поняли правоту большевиков, после чего начали не просто давать показания, а получили возможность публиковать в СМИ покаянные статьи, разоблачавшие преступления бывших однопартийцев. На процессе в 1922 году эсеры давали обстоятельные показания и откровенно «топили» и собственную партию, и её ЦК. Суд был показательным, подсудимые были разделены трибуналом на группы: № 1 — «непримиримые», то есть не раскаивавшиеся, и № 2 — активно сотрудничавшие со следствием, которые утверждали, что ЦК ПСР дал санкцию на проведение диверсий и акции индивидуального террора. Неудивительно, что все теракты, которые тогда произошли, они взяли на себя, причём признали не только покушение на В. Ленина, но и ликвидацию В. Володарского (Гольдштейна) и М. Урицкого.
Член ЦК ПСР и один из членов «руководящей пятёрки» 1-й группы подсудимых Абрам Гоц полтора десятка лет спустя написал об этом в «исторической части» своих показаний: «И если по всем пунктам обвинения мы выступали открыто, оспаривая не фактическую основу событий, а лишь их политическое освещение, истолкование и оценку, то по одному вопросу мы чувствовали невозможность выступить так же открыто — именно по вопросу о терроре. После очень длительного обсуждения мы пришли к выводу, что нельзя в интересах партии, перед лицом всей страны и общественного мнения трудящихся России и Запада вскрыть все разногласия, которые имелись в партии в те годы по вопросу о терроре, рассказать о той внутренней борьбе, которая имела место в рядах партии по этому вопросу и которая приводила к таким некрасивым морально-политическим последствиям, как опубликование Ц. К. П. С. Р. о своей непричастности к теракту против Володарского. Не желая демонстрировать разброд в рядах Ц. К. П. С. Р., руководящая пятёрка обязала всех участников процесса стоять в вопросе о позиции партии в терроре на точке зрения большинства Ц. К. и категорически отрицать прикосновенность партии к теракту против Володарского и покушению Фани Каплан». [1.180]
У Владимира Маяковского какие-либо сомнения в необходимости отмщения политическим противникам большевиков за их «вероломные преступления» в принципе отсутствуют:
Теперь
не промахнёмся мимо.
Мы знаем кого — мети!
Ноги знают,
чьими
трупами
им идти.
Нет места сомненьям и воям.
Долой улитье — «подождём»!
Руки знают,
кого им
крыть смертельным дождём.
(Маяковский В. В. Владимир Ильич)
Как и у Константина Бальмонта, который тоже дерзко, правда, находясь в парижской эмиграции, откликнулся на происходящие события следующими строчками:
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Кондрата. [1.18].
Все персонажи стихотворения, — это правые эсеры-террористы, ставшие знаменитыми на всю Европу:
Леонид Каннегисер — член партии народных социалистов, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, талантливый поэт и близкий друг С. А. Есенина. 30 августа 1918 года он застрелил председателя Петроградской ВЧК Моисея Урицкого. Уголовное дело убийцы, на собственную беду оказавшегося сыном еврейского миллионера, мгновенно обросло самыми разными подробностями, прежде всего связанными с тем, что резонансные покушения на председателя СНК В. И. Ленина на заводе Михельсона и на главного чекиста Северной коммуны М. Урицкого происходили в один день, это во-первых.