Во-вторых, покушение в Петрограде связывали с расследованием ВЧК дела И. П. Мануса — агента крупнейших немецких банков, входившего в ближний круг влиятельного народного целителя старца Григория Распутина. Следователи ЧК Эдуард Отто и Александр Рикс в ходе расследования убийства сразу же обнаружили сионистский след.

Комиссар Семён Геллер[102] установил связи террориста с 467 лицами[103], по его мнению, причастными к покушению, которые были немедленно арестованы; он же выяснил, что Каннегисер являлся членом подпольной террористической группы Максимилиана Филоненко, ставившей своей целью уничтожение советских и партийных руководителей, в качестве подозреваемых в деле также фигурировали два английских подданных — Гарольд Иванович Рейнер и Джефри Гарри Тернер, — задержанных пограничной стражей при нелегальном переходе границы с Финляндией, что подтвердило основную версию следствия об участии иностранных спецслужб в террористическом акте.

В тюремной камере, в ночь перед расстрелом Леонид Каннегисер написал:

Затем он написал письмо незнакомому ему хозяину квартиры, в которую случайно попал, когда уходил от погони после совершённого теракта:

«Уважаемый гражданин!

30 августа, после совершённого мной террористического акта, стараясь скрыться от настигавшей меня погони, я вбежал во двор какого-то дома по Миллионной ул., подле которого я упал на мостовую, неудачно повернув велосипед. Во дворе я заметил направо открытый вход на чёрную лестницу и побежал по ней вверх, наугад звоня у дверей, с намерением зайти в какую-нибудь квартиру и этим сбить с пути моих преследователей. Дверь одной из квартир оказалась отпертой. Я вошёл в квартиру, несмотря на сопротивление встретившей меня женщины. Увидев в руке моей револьвер, она принуждена была отступить. В это время с лестницы я услышал голоса уже настигавших меня людей. Я бросился в одну из комнат квартиры, снял с гвоздя пальто и думал выйти неузнаваемым. Углубившись в квартиру, я увидел дверь, открыв которую оказался на парадной лестнице.

На допросе я узнал, что хозяин квартиры, в которой я был, арестован. Этим письмом я обращаюсь к Вам, хозяину этой квартиры, ни имени, ни фамилии Вашей не зная до сих пор, с горячей просьбой простить то преступное легкомыслие, с которым я бросился в Вашу квартиру. Откровенно признаюсь, что в эту минуту я действовал под влиянием скверного чувства самосохранения, и поэтому мысль об опасности, возникающей из-за меня для совершенно незнакомых мне людей, каким-то чудом не пришла мне в голову.

Воспоминание об этом заставляет меня краснеть и угнетает меня. В оправдание свое не скажу ни одного слова и только бесконечно прошу Вас простить меня! Л. Каннегисер».

Получилось изысканно, вполне в духе Серебряного века. Осталось только выяснить, как сложилась судьба этого человека и его близких в 1930-х, не припомнил ли какой-нибудь бдительный сосед этой семьи тот случайный эпизод.

Менее двух часов после убийства Моисея Урицкого президиум Петроградского Совета разослал всем районным Советам, красноармейским штабам и комендатурам Комитета революционной охраны Петрограда «экстренное» сообщение о задержании убийцы — «правого эсера» Каннегисера — и о причастности к террористическому акту иностранных агентов. В директиве предписывалось немедленно произвести максимально возможные обыски и аресты представителей буржуазии, царского офицерства, подозрительных элементов среди студентов, служащих, а также граждан, имевших английское и французское подданство.

Сама же инициатива по развёртыванию в Петрограде полномасштабного «красного террора», включая массовые расстрелы контрреволюционеров, исходила от Петербургского комитета РКП(б). Сразу же после получения известия о гибели Урицкого «революционный диктатор Петрограда» Г. Е. Зиновьев созвал совместное совещание партийного руководства с сотрудниками ЧК, которое состоялось 30 августа в гостинице «Астория». О нём рассказывала в своих воспоминаниях секретарь бюро ЦК РКП (б) Елена Дмитриевна Стасова. В самом начале Г. Зиновьев, напомнив собравшимся о «сдержанной» позиции партии после убийства В. Володарского, потребовал, чтобы на этот раз «соответственные меры» были приняты безотлагательно. В числе первоочередных мероприятий он предлагал «разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице», для чего партийный руководитель предложил их вооружить.

«В эту эпоху мы должны быть террористами! — говорил на заседании Григорий Зиновьев. — Да здравствует красный террор!»

Манифестация «Да здравствует красный террор!»

Идея о всеобщем вооружении рабочих не нашла понимания у только что назначенного руководителем ЧК Н. К. Антипова, поэтому на своей должности он продержался всего 15 дней.

В конце концов было принято решение о создании в районах специальных троек для выявления «контрреволюционных элементов». Прочие меры, согласованные на этом совещании или сразу после него, включали немедленную ликвидацию значительного числа политических заложников по упрощённой процедуре. Секретарь Петроградского комитета РКП(б) Е. Д. Стасова, имевшая в партии огромный авторитет и влияние, была делегирована в президиум Петроградской ЧК для проверки законности включения в списки лиц, подлежащих расстрелу.

Принятые на совещании лозунги (без них было никак нельзя) уже на следующий день появились на первых полосах всех большевистских газет: «На белый террор контрреволюции мы ответим красным террором революции!» и «Белогвардейцы слишком долго оставались безнаказанными — настал час расплаты!».

Владимир Маяковский:

Практически через неделю после резонансных терактов СНК РСФСР, по предложению Ф. Э. Дзержинского 5 сентября 1918 года принял Декрет «О красном терроре»: «Необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путём изолирования их в концентрационных лагерях… Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам…»

Нарком внутренних дел РСФСР, бывший депутат Государственной Думы IV созыва И. П. Петровский в циркулярной телеграмме региональным управлениям предписывал немедленно произвести аресты правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников. Указано, что при попытке скрыться или контрреволюционных вылазках должен применяться «массовый расстрел, немедленно и безоговорочно… Ни малейшего колебания при применении массового террора!»

Не замеченный ранее в кровожадности Анатолий Мариенгоф теперь солирует в общем хоре требующих кровавого возмездия: