И в наши неспокойные дни эти стихи, не потерявшие своей злободневности, можно с большим успехом исполнять на многочисленных телевизионных ток-шоу. Тональность, а самое главное — основные идеи, которые обсуждаются в студиях, остались практически без изменений, впрочем, как и позиция латвийского правительства.

Через несколько месяцев, в начале октября, он отправился в Берлин, где в то время находились Лили и Осип Брики. В немецкой столице у В. Маяковского было несколько публичных выступлений и неформальные встречи с русскими литераторами-эмигрантами, а также актуальными немецкими художниками. Он посетил «Первую русскую художественную выставку» в галерее Van Diemen, открывшуюся 15 октября, на которой экспонировались десять его плакатов, сделанных для РОСТА, принял участие в дискуссионных вечерах, выступал в Доме искусств с чтением стихов, обсуждал возможность издания своих книг в Германии. По приглашению С. П. Дягилева сумел съездить на неделю в Париж, где, благодаря легендарному русскому продюсеру познакомился с Пикассо, Делоне, Браком, Леже, Кокто, встречался с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, Виктором Бартом, посещал выставки и театры. Свои впечатления он оставил в очерках, напечатанных в январе — феврале 1923 года в «Известиях ВЦИК», была написана ещё и брошюра «Семидневный смотр французской живописи», но при жизни поэта она не была опубликована.

В середине декабря по возвращении в столицу Владимир Маяковский объявил о двух своих выступлениях — «Что делает Берлин?» и «Что делает Париж?» — в Политехническом музее, которые прошли при полных залах и понравились всем, кроме Лили Юрьевны.

Затем Владимир Маяковский запланировал длительное зарубежное турне в качестве специального корреспондента «Комсомольской правды», в связи с чем редакция газеты обратилась в Мосфинотдел:

«Тов. Маяковский командируется ЦК ВЛКСМ и редакцией газеты „Комсомольская правда“ в шестимесячную поездку по маршруту Москва, Владивосток, Токио, Буэнос-Айрес, Нью-Йорк, Париж, Рим, Константинополь, Батум.

ЦК ВЛКСМ и „Комсомольская правда“ просят дать тов. Маяковскому разрешение на вывоз необходимой для поездки и жизни за границей суммы в иностранной валюте.

Вопрос о поездке согласован с Агитпропом ЦК ВКП(б).

Секретарь ЦК ВЛКСМ Мильчаков.

Ответственный редактор „Комсомольской правды“ Костров».

На копии письма сохранилась приписка А. И. Свидерского — члена коллегии наркомпроса и руководителя Главискусства: «Наркомфину Н. П. Брюханову. Очень прошу удовлетворить просьбу т. Маяковского в сумме 1000 долларов, о каковой мы с вами договорились по телефону 2 месяца назад. 2.IX-28 г.», уже в июле вопрос был решён.

Деньги были им получены 6 октября. Однако Владимир Владимирович, выехав из Москвы 8 октября, ограничился только посещением Берлина и Парижа — так сложились обстоятельства.

На встречах с поэтом шумная аудитория молодых пролетариев с особым удовольствием узнавала о трагическом положении и нищем существовании русских эмигрантов вне Родины. И, конечно же, с аншлагами проходили лекции — отчёты по итогам путешествий по Америкам. Поэт выступает с тематическими докладами «Нью-Йорк и Париж», «Дирижёр трех Америк», «Форд. Как он есть» и т. д.

Средняя цена входного билета на такую встречу — 1 рубль, для льготников, например для членов МОПР[182] — 50 коп.

Известен случай, когда Владимир Маяковский сам продавал билеты на свой концерт.

Во время американского турне цена за вход составляла 50 центов. Его первая лекция для американской публики проходила в Central Opera House в Нью-Йорке при переполненном зрителями зале и была организована Давидом Бурлюком. Проживая с 1922 года в Нью-Йорке, Бурлюк продолжал именовать себя «отцом российского пролетарского советского футуризма». К первому юбилею революции даже выпустил книгу «Десятый Октябрь», с гравированным портретом В. И. Ленина и поэмой «Апофеоз Октября»:

Эмигрантская газета «Русский голос» писала: «Наконец на эстраде появился сам Маяковский. Сильный, большой, здоровый. Трудно описать, что произошло в публике. Посыпались несмолкаемые аплодисменты. Маяковский пытался заговорить. Но аплодисменты не прекращались. Поднялись со своих мест. Стучали об пол…».

Маяковский выходит на сцену, снимает пиджак, закатывает рукава рубашки и закуривает папиросу… Выступления, как правило, проходили в форме «разговора-концерта» (так было написано в афише) и состояли из двух отделений: первое — лекция-доклад о современной поэзии «Как я работаю над стихом» или «Моё отношение к Пушкину и Есенину», «Негритянский великий поэт А. С. Пушкин», второе — чтение стихов и ответы на вопросы. Владимир Владимирович искренне убеждён, что всё, о чём говорится с партийных трибун, необходимо облечь в стихотворную, понятную людям форму. Его выступления касаются злободневных тем, и стихи на них читаются такие же: «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру», «Рабочим Курска, добывшим новую руду…», очень много говорилось о новом в искусстве и новой литературе:

В аудитории № 1 Политехнического музея при аншлаге проходил диспут В. Маяковского с его «любимым» оппонентом «блистательным Анатолием» (А. В. Луначарским) на тему «Поэзия — обрабатывающая промышленность». Нарком — выпускник Цюрихского университета, известный литературный критик и драматург — считался одним из лучших полемистов своего времени. Его публичные религиозные споры с Александром Введенским — лидером и идеологом обновленческого раскола в Русской Православной церкви, а также, по общему мнению, одним из лучших столичных ораторов, — тоже проходили в бывшем Императорском Мариинском театре при полном аншлаге, а материалы самой дискуссии были изданы А. В. Луначарским в виде отдельной брошюры «Христианство или коммунизм. Диспут с митрополитом[183] А. Введенским».

Споры были действительно жаркими, и в определённой мере характеризовали отношение общества к, как казалось ещё вчера, незыблемому институту православной церкви. Сам себя назначивший митрополитом Введенский позволял себе глубокие, на первый взгляд, пассажи типа: «Из того, что Шейдеманы, Эберты и Носке не поняли Маркса, следует ли, что идея Маркса неверна? Нет. Из того, что идея Христа унижалась по близорукости, благодаря тем близоруким, так сказать, очкам, которые надевали маленькие ученики Христа, что в истории церкви как в кривом зеркале исказилось это непонимание, следует ли говорить, что подлинное христианство с точки зрения правды есть учение отжившее? Я полагаю, что христианство, правильно понятое, не есть учение отжившее, но есть то учение, которым дышит сейчас, вот в эту минуту, вся аудитория. Это не парадокс. Христианство близко всем, как воздух» (Луначарский А. В. Христианство или коммунизм. ГИЗ. Л., 1926).