Вновь была ограничена деятельность творческих союзов, для чего народный комиссар НКВД РСФСР В. Н. Толмачёв подписал секретный циркуляр о запрете регистрации новых творческих и научных объединений.
К проблеме партийного руководства «креативным классом» ЦК ВКП(б) вынужденно вернётся в 1932 году, утвердив решение о необходимости создания Союза писателей СССР. При этом борьба с внутренней контрреволюцией в стране становится всеобъемлющей.
Очевидно, что в таких беспощадных условиях творческое поведение В. В. Маяковского выглядит даже не как вызов обществу, а как осознанная и какая-то немыслимая провокация. В отличие от большинства коллег по цеху, Владимир Владимирович продолжает быть верным принципам Великой революции: «заменить эгоизм нравственностью, честь честностью, обычаи принципами, благопристойность обязанностями, тиранию моды господством разума, презрение к несчастью презрением к пороку, наглость гордостью, тщеславие величием души, любовь к деньгам любовью к славе, хорошую компанию хорошими людьми, интригу заслугой, остроумие талантом, блеск правдой, скуку сладострастия очарованием счастья, убожество великих величием человека, любезный, легкомысленный и несчастный народ народом великодушным, сильным, счастливым, то есть все пороки и все нелепости монархии заменить всеми добродетелями и чудесами республики» — это цитата из знаменитой речи Максимилиана Робеспьера «О принципах политической морали», произнесённой им в Конвенте 5 февраля 1794 года.
Откуда в нём это самоубийственное упрямство, которое не разделялось никем из его близких, включая Лили Брик?
Поэт никогда не скрывал, что его род относился к столбовым дворянам, об этом он неоднократно напоминал читателям в своих стихотворениях:
Я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских…
(Маяковский В. В. Письмо Татьяне Яковлевой)
Столбовой отец мой
дворянин,
кожа на руках моих тонка.
Может,
я стихами выхлебаю дни,
и не увидав токарного станка…
(Маяковский В. В. Прошение на имя…).
Ст. 1112 тома IX Свода законов Российской империи чётко определяла дату причисления к столбовому дворянству: «Сроком исчисления столетия, присвояющим право на внесение дворянских родов в шестую часть родословной книги, принимается время издания дворянской грамоты, 21 апреля 1785 года». VI часть закона назвалась «Древние благородные дворянские роды».
В России столбовое дворянство — это не привилегия, а честь. Похоже, что в этом случае родовое отношение к личной доблести и верности идеалам сыграло с Маяковским не самую лучшую роль. Его служение — быть революционером, это не измена своему классу, а совершенно искреннее стремление быть полезным своей стране в самый тяжёлый, переломный период. Как справедливо заметил писатель Д. Л. Быков: «Из дворян и получаются лучшие революционеры: они бескорыстны».
Однажды присягнув мировой революции и коммунизму, он навсегда остаётся их верным солдатом, чуждым славословию и компромиссам. Во всяком случае, мне очень трудно себе представить у Владимира Маяковского такое стихотворение:
Если б меня наши враги взяли
И перестали со мной говорить люди,
Если б лишили меня всего в мире:
Права дышать и открывать двери
И утверждать, что бытие будет
И что народ, как судия, судит, —
Если б меня смели держать зверем,
Пищу мою на пол кидать стали б, —
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен,
И, раскачав колокол стен голый
И разбудив вражеской тьмы угол,
Я запрягу десять волов в голос
И поведу руку во тьме плугом —
И в глубине сторожевой ночи
Чернорабочей вспыхнут земле очи,
И — в легион братских очей сжатый —
Я упаду тяжестью всей жатвы,
Святостью всей рвущейся вдаль
клятвы —
И налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин,
И на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.
Эти «волшебные» строки Осип Мандельштам написал в 1937 году, незадолго до своего второго ареста. По мнению некоторых исследователей его творчества, это — одно из лучших его стихотворений, не бездарная ода «гиганту, сменившему Ленина на пролетарской вышке», и не просьба о прощении от человека, который хорошо знает, что такое ночные допросы, тюрьма и ссылка. С «перепуганной душой» такого не напишешь. Со страху на допросе можно назвать всех, кому читал своё на редкость бездарное стихотворение «о кремлёвском горце». Нет, здесь всё искренне, со слезой…
В. Сталин, К. Е. Ворошилов на квартире А. М. Горького
Эпический цикл из трёх поэм «Сталин» написал вечный оппонент Маяковского, плохой поэт и хороший переводчик Георгий Шенгели, рукопись направил своему земляку Лаврентию Берии с просьбой лично доложить вождю.
Пьесу «Батум» о героической революционной молодости товарища Сталина написал ещё один «заклятый друг» Маяковского — Михаил Булгаков. Спектакль, поставленный по ней, был запрещён ещё до его премьеры, Иосиф Виссарионович посчитал театральную постановку о себе проявлением партийной нескромности. При всём уважении к Михаилу Афанасьевичу драматическое повествование о начинающем революционере, который «уже тогда» выглядел как масштабная фигура, особенно на фоне ничтожного императора (он тоже есть в пьесе), — это абсолютная, конъюнктурная дрянь.
В ЦК ВКП(б) настойчиво советовали Максиму Горькому написать художественную биографию Иосифа Виссарионовича — не в масштабе «Жизни Клима Самгина», конечно, немного проще. «Буревестник революции» вынужден делать невероятные кульбиты для того, чтобы отбиться от оказанной ему чести. Это ему удаётся, слава Богу, — биографию «отца народов» в итоге написал Анри Барбюс.
В определённый период правильные выводы из внутриполитической ситуации успевает сделать Борис Пастернак, что позволило ему на короткое время стать респектабельным, то есть обеспеченным советским литератором. Николай Бухарин, после изгнания из Политбюро назначенный начальником Научно-исследовательского центра ВСНХ СССР, в своём докладе на первом съезде советских писателей «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР» сказал о нём: «Пастернак оригинален… В этом его сила, потому что он бесконечно далёк от шаблона, трафаретности, рифмованной прозы… таков Борис Пастернак, один из замечательнейших мастеров стиха в наше время…», далее процитирует стихотворение Эдуарда Багрицкого «Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым»:
Справа наган
Да слева шашка,
Цейсс посерёдке,
Сверху фуражка…
А в походной сумке —
Спички и табак,
Тихонов,
Сельвинский,
Пастернак.