Вполне логично, что на октябрьском Пленуме ЦК РКП(б) 1923 года Л. Д. Троцкого и его активных сторонников не только обвинили в необоснованных нападках на Политбюро, но и усмотрели в их активности прямую угрозу единству партии. В частности, в «Ответе членов Политбюро на письмо тов. Троцкого» было прямо заявлено, что глава РВС «приступил к созданию фракции, направленной против ЦК». Резкая критика на Пленуме ЦК никак не повлияла на позицию Л. Д. Троцкого по ключевым проблемам политического и экономического развития страны. 8 декабря 1923 года в своей очередной работе «Новый курс» («Письмо к партийным совещаниям») он в ещё более резких выражениях заявил о необходимости не только подчинить партийный аппарат всех уровней выборным партийным органам и восстановить принцип «демократического централизма» в партии, но и отменить резолюцию X съезда РКП(б) «О единстве партии», а также незамедлительно восстановить практику политических дискуссий в первичных организациях и на партийных форумах.
Становилось очевидным, что Лев Троцкий явно переоценил своё влияние на основные — в Москве и Петрограде — партийные организации.
11 декабря 1923 года газета «Правда» опубликовала редакционную статью Н. И. Бухарина «Наша партия и оппортунизм», в которой он открыто назвал «Новый курс» Троцкого антипартийной платформой, сознательно срывающей выполнение компромиссной резолюции «О партстроительстве», принятой на совместном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК в начале декабря 1923 года. На обвинение во фракционности тот ответил целой серией новых публикаций «Группировки и фракционные образования», «Вопрос о партийных поколениях», «Общественный состав партии» и «Традиция и революционная политика», которые дали новый импульс острейшей дискуссии, как результат — на XIII конференции РКП(б) наркомвоенмор и его ближайшие соратники были прямо обвинены в попытке «меньшевистской ревизии большевизма».
И тем не менее Лев Давидович — по-прежнему самый ненавидимый врагами республики и самый обожаемый своими сторонниками по всему миру советский лидер.
Довольно показательна его речь, произнесённая перед слушателями Военной академии Генштаба РККА: «Люди, непривычные к революции и её психологии (…) могли с известным ужасом (…) глядеть на тот разгул и произвол анархии, который наблюдался на поверхности революционных событий. Но в этом разгуле, в явлениях самых отрицательных, когда вчерашний раб — солдат, попавший в вагон первого класса, — срывал бархатную обшивку себе на портянки, в этом вандальском проявлении всё же было пробуждение личности.
Этот загнанный, затравленный русский крестьянин, которого били по физиономии, которого ругали самыми последними словами, попал в первый раз, может быть, в вагон первого класса, увидел бархат, а у него в сапогах были вонючие онучи, портянки — он сорвал бархат и сказал, что и он имеет право на кусок хорошего сукна или бархата.
На второй, на третий день, месяц или год, нет, месяц, он понял безобразие расхищения народного достояния, но пробуждённая личность, индивидуальность… в нём уже остались навсегда. Задача — ввести её в рамки коллектива, заставить её почувствовать себя не номером, не рабом, как раньше, и не только Ивановым и Петровым, но Ивановым-личностью».
Уже в первые послереволюционные годы председатель Реввоенсовета, пожалуй, одним из первых понял важность поиска новых форм пропаганды в виде эффектных мероприятий или массовых зрелищ для «пробуждения личности».
В частности, в его планах было проведение открытого суда над низложенным в результате военного переворота командующих фронтами императором Всероссийским Николаем II. Лев Давидович замышлял полномасштабный судебный процесс над самодержавием, о чём писал в своих дневниках: «Я предлагал открытый судебный процесс, который должен был развернуть картину всего царствования… по радио ход процесса должен был передаваться по всей стране; в волостях отчёты о процессе должны были читаться и комментироваться каждый день. Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если бы было осуществимо. Но… времени может не хватить» [2.23], что позволило бы, с большой долей вероятности, сохранить жизнь членам царской семьи.
Увы, но времени для реализации такой вдохновляющей идеи действительно не хватило — за несколько дней до взятия Екатеринбурга войсками адмирала А. В. Колчака предполагавшийся подсудимый был зверски убит вместе со всеми своими домочадцами.
Затем по инициативе Льва Троцкого и при его непосредственном руководстве в Петрограде на бывшей Дворцовой, а ныне площади имени застреленного эсерами чекиста М. Урицкого, незамедлительно возведённого большевиками в ранг мученика, было организовано посвященное 3-й годовщине революции грандиозное театральное шоу «Взятие Зимнего дворца». В спектакле, если можно было так назвать это представление, участвовали от 8 до 10 тысяч статистов, использовались 150 прожекторов, боевые орудия и пулемёты, специально для участия в празднике у Дворцовой набережной пришвартован крейсер «Аврора», который по сценарию должен был произвести символический выстрел из носовой башни, послуживший сигналом к началу восстания.
Не навмахия, но, по свидетельству очевидцев, тоже смотрелось эпохально!
Крейсер 1-го ранга из-за неожиданной накладки палил из артиллерийского орудия в течение пяти минут, приведя зрителей в не предусмотренный сценарием ужас [1.5]. На площади перед дворцом били пулемёты, гремели взрывы, ехали танки, солдаты — белые и красные — находились на огромных деревянных платформах, которые сходились в последнем сражении. Режиссером действия, которого ещё не знала современная история, был Николай Евреинов, автором декораций, костюмов и сценического оформления — Юрий Анненков, будущий номинант на премию Американской киноакадемии «Оскар».
До этого перед зданием Фондовой биржи была с большим успехом разыграна «Мистерия освобождённого труда», в которой участвовали около 4000 молодых рабочих и красноармейцев. Теперь же задачей постановщиков была масштабная реконструкция недавнего, но уже исторического события, для чего участники представления были разбиты на отряды, во главе каждого из них назначен командир, а управление «подразделениями» осуществлялось специальными курьерами и по телефону, некоторые распоряжения печатались в оперштабе в виде листовок. Одним из организаторов действа был сотрудник Политуправления Петроградского военного округа Дмитрий Тёмкин[134], который для достижения максимального визуального эффекта предложил снести 20–30 домов, расположенных на Гороховой улице, чтобы открыть визуальную перспективу на Адмиралтейство, специально подсвеченное мощными прожекторами со стороны Детскосельского (Витебского) вокзала. Идея понравилась и была горячо поддержана, но, как всегда, поджимали сроки — провести работы по сносу зданий и уборке строительного мусора не успевали к назначенной дате премьеры.
Выставка трофеев РККА 1920 г.
В качестве благодарности Петроградский совет наградил каждого из создателей шоу специальным пайком, состоящим из 100 папирос и двух килограммов яблок. Главного режиссёра Н. Евреинова премировали лисьей шубой, реквизированной у какого-то из буржуев.
Грандиозный спектакль в стране, ещё не остывшей от Гражданской войны, где даже в Петрограде был голод, а скудные пайки давно уже стали исключительной привилегией только для работающих и социально близких, выглядел по меньшей мере несвоевременным. Поэтому для всех сомневавшихся в целесообразности такого способа использования бюджетных средств вышел специальный декрет: «Всякое нарушение приказа будет рассматриваться как злостное желание сорвать инсценировку с контрреволюционной целью и караться по всей строгости революционного закона преданием суду Ревтрибунала».
