В газете «Правда» за 13 мая 1923 года вместе с гневной отповедью буржуазному правосудию, которое не увидело в преступлении политического контекста, были опубликованы стихи Петра Орешкина «Убийцам тов. Воровского»:

На суде швейцарского кантона Во подсудимый Конради заявил, что совершил убийство не как гражданин Швейцарии, а как русский патриот. На скамье подсудимых вместе с ним находился ещё один эмигрант — Аркадий Полунин. Мотив преступления был основным вопросом, на котором было сосредоточено внимание присяжных. Защита вызвала в суд десятки свидетелей, в том числе майора американской армии С. Греффа — офицера военной миссии при Колчаке, — депутата итальянского парламента Маффи, врача Монтадона, который был сотрудником Международного Красного Креста в Сибири в Гражданскую, журналиста Круазье, проработавшего 20 лет в Санкт-Петербурге, и др.

17 ноября 1923 года берлинская газета «Дни» написала: «Присяжные ответили утвердительно на вопрос об убийстве Конради Воровского и о содействии ему со стороны Полунина. Пять присяжных ответили утвердительно на вопрос о виновности обоих подсудимых, и четыре отрицательно, ввиду чего на основании процессуальных законов Ваатского кантона, требующего двух третей для обвинения, суд признал Конради и Полунина оправданными. Такое же соотношение голосов получилось и по вопросу о виновности Конради в нанесении ран чинам советской миссии Аренсу и Девильковскому. Судебные издержки возложены на обвиняемых. Перед удалением присяжных в совещательную комнату прокурор вновь потребовал вынесения обвинительного вердикта, заявив, что судить большевизм не входит в компетенцию присяжных заседателей и что обвинительный материал против большевизма, представленный на суде защитой, односторонен и не представляется бесспорным».

Конради и его сообщник Полунин были оправданы швейцарским судом. По этому поводу почему-то Витебская губернская коллегия защитников выступила с заявлением:

«В связи с вынесением в Лозанне оправдательного приговора убийцам Воровского Витебская губернская коллегия защитников сочла своим долгом высказать согласный со всеми трудящимися и честными гражданами Советской России протест против швейцарской комедии суда над убийцами т. Воровского. „Оправдание, говорилось в нём, — Конради и Полунина — рыцарей погибшего мира, способных за мзду посягнуть из-за угла на чужую жизнь, — свидетельствует лишний раз о том, что все слова буржуазных юристов о внеклассовом характере суда есть пустой звук, что буржуазия международна и в слепом озлоблении своем готова расписаться под какою угодно гнусностью“» (Вестник советской юстиции № 50).

— Борис Коверда 7 июня 1927 года на центральном вокзале в Варшаве смертельно ранил полномочного представителя СССР в Польской республике Петра Лазаревича Войкова[104]. С погибшим дипломатом В. Маяковский неоднократно встречался в польской столице.

На смерть Петра Войкова, прах которого по решению СНК захоронили в Кремлёвской стене, Владимир Маяковский написал стихотворение «Голос Красной площади»:

Пожалуй, «продолжение дела» одного из ликвидаторов царской семьи и участника террористических актов в составе боевой дружины РСДРП Петра Войкова — это одно, а вот упоминание Николая Бухарина и Алексея Рыкова, стремительно терявших позиции в руководстве партии и страны, — совсем другое, и выглядело всё это как очередная отчаянная и совсем ненужная попытка поэта двигаться «против течения».

ОГПУ активно внедрялось в среду белогвардейской эмиграции, число советских агентов в ней достаточно большое, и работают они очень активно. Такие как Татьяна Яковлева, Эльза Триоле, Надежда Плевицкая или Ольга Чехова, у внешней разведки на особом счету — эти шикарные дамы были вхожи в самые аристократические круги Франции и Германии, имели контакты практически на любом уровне государственной иерархии.

Сотрудничество с ИНО популярнейшей русской певицы Надежды Плевицкой началось задолго до её выезда из СССР во Францию в 1930 году, собственно, благодаря ему она и смогла эмигрировать. Как известно, при её непосредственном участии удалось похитить и вывезти в Москву председателя РОВС генерал-лейтенанта Е. К. Миллера, за что певица была арестована и осуждена Парижским уголовным судом на 20 лет тюрьмы, в которой и умерла в 1940 году. Примечательно, что адвокатом певицы выступал всё тот же Максимилиан Филоненко — руководитель террористической ячейки, обвинявшийся в СССР в организации убийства М. Урицкого, теперь эмигрант.

Сам же выезд за границу для советских граждан был сопряжён с целым рядом трудно преодолимых формальностей. Для того, чтобы получить заграничный паспорт, необходимо было получить специальное разрешение НКИД и справку ОГПУ которая свидетельствовала об отсутствии законных препятствий для выезда и выдавалась при наличии шести документов, в том числе поручительства двух граждан РСФСР, не состоявших ранее под судом и не находившихся под следствием, справки с места работы об отсутствии возражений к отъезду и т. д. Получение разрешения не требовалось только членам ВЦИК, наркомам и их заместителям, руководящим работникам губисполкомов. Маяковский ни к одной из перечисленных категорий, как известно, не относится, а так как советский загранпаспорт был действителен только в течение шести месяцев, без хороших отношений с чекистами даже такому знаменитому поэту покинуть страну было в принципе невозможно.

Ситуация не отличалась уникальностью: с аналогичными проблемами сталкивались В. Мейерхольд и его жена 3. Райх, которые начиная с 1926 года, несмотря на существовавшие препоны, неоднократно выезжали во Францию по служебным делам и на лечение. В фонде Государственного управления национальной безопасности Франции сохранились сведения, связанные с большими гастролями труппы Государственного театра имени Мейерхольда (ГосТИМ) в 1930 году, в том числе касающиеся самого режиссёра и его супруги, целей их визита, сведениями об их контактах во Франции, адресах проживания в Париже, Виши или Ницце и пр. Сбор такой информации французской полицией только подтверждал персональный интерес иностранных спецслужб к «главному режиссёру советских театров». Например, их интересовали контакты В. Мейерхольда-Райха с левым «Французским союзом Всемирного театрального общества».

В частности, в собранном досье имелось мнение «русских коммунистических кругов» в Париже о том, что приезд знаменитого режиссёра являлся следствием позиции наркома народного образования СССР А. В. Луначарского об изменениях методов пропаганды во Франции и о назревшей необходимости создания там «нового театра», который бы пропагандировал превосходство социалистических идей над буржуазными. [1.245]