— Спасибо, Митяй! Молодец, Митяй! Ты нам так помог, так помог!..

Ошалелый Митяй, не понимавший, чем же это он им так здорово помог, полузадушенный, зацелованный, с мокрым от растаявшего снега и Ииных слез лицом, тщетно пытался вырваться.

…На следующий день все в школе дружно хвалили Свету. Та, сиявшая и довольная, отмахивалась от похвал, говорила, что она ничего такого особенного не сделала, что она ведь старшая и отвечала за все. Яша Шелестов смотрел на нее влюбленно, и она ему благосклонно улыбалась — ей уже успели доложить, что он позавчера, в самый буран, как верный рыцарь, ждал ее у кладбища и чуть не замерз. Вера, забравшись на парту, хохоча, изображала в лицах, как Ия плакала ночью, весь тулуп слезами облила, как ее любимцы-стиляжата прибегали ее утешать и какой при этом поднялся визг…

Ия сидела на своем месте, рядом с Верой, и, тихо улыбаясь, смотрела шумный, веселый спектакль, сочиненный с ходу подругой. Она была счастлива, что они опять вместе, со всем классом, что вчерашнее ужасное приключение кончилось благополучно.

Потом быстрыми, маленькими шажками вошла сгорбленная, седая Ольга Матвеевна с журналом и стопкой тетрадей в руке, и сразу все вошло в привычное школьное русло.

Ольга Матвеевна стала раздавать тетради: перед самым началом производственной практики они писали в классе сочинение на тему «Наш путь к коммунизму». Хвалила одних, поругивала других за ошибки. Ия, по своему обыкновению, волновалась: почему обо всех уже сказали, а о ней еще ничего? Неужели плохо написала?

Наконец Ольга Матвеевна назвала и ее фамилию.

— А тебе я поставила четверку, Сухова… Даже обидно — великолепное сочинение! — Она обращалась теперь к классу. — Никто из вас так не написал…

— Почему же тогда четверка? — спросила, недоумевая, Света.

— Потому что она сделала непростительную ошибку. Ты сама знаешь, какую, Сухова.

Ия покачала головой: нет, не знает.

— Смотри, как ты написала: «Люди научились предвидить будущее». «Предвидить», — повторила она, — через «и». В десятом классе!

Учительница еще долго говорила о значении грамотности в жизни человека, о недопустимости таких элементарных ошибок, пусть даже по рассеянности.

Ия стояла бледная, покусывая губы, не смея поднять глаза на подруг.

А Света и Вера, вдруг все поняв, потрясенные, смотрели на миниатюрную фигурку Ии, на ее тонко очерченный профиль, на маленькие, несильные руки, сжимавшие в волнении тетрадь с сочинением.

Смотрели, так, словно увидели ее впервые.

Работать снабженцем?

Такая мысль никогда не возникала у Марины. Как и ее подруги, она приехала на завод искусственного волокна после окончания школы, со специальностью прядильщицы. А вместо этого…

Все произошло очень быстро и почти без всякого участия самой Марины.

На следующий день после приезда она вместе с подругами пошла к начальнику отдела кадров. Девушки, оживленно переговариваясь, толпились у двери кабинета. Каждой непременно хотелось войти первой. Одна лишь Марина спокойно стояла в стороне, у окна, и с интересом разглядывала заводской двор. Какая разница, какой она попадет к начальнику отдела кадров: первой, пятой или последней.

Так получилось, что Марина и в самом деле оказалась последней у дверей кабинета.

В это время в комнату вошел невысокий грузный мужчина лет пятидесяти в синем, порядком поношенном костюме. У него была крупная голова с копной темных, уже тронутых сединой волос. Плотно сомкнутые желтые губы придавали широкому, чуть одутловатому лицу властное выражение, а прищуренные глаза смотрели хитро и весело.

— У себя? — бросил он на ходу.

— Кто? — спросила Марина, вставая.

Мужчина оглядел девушку с удивлением. Она была выше его, по крайней мере на полголовы.

— Ого! — он качнул головой. — Выросла на радость папе с мамой… Рязанцев, я спрашиваю, у себя?

— Не знаю, — сухо произнесла Марина.

Она не любила шуточек по поводу своего роста. Сто семьдесят девять сантиметров — что тут особенного! В Германии, в селении Бенкендорф, жила женщина ростом два метра шестьдесят пять сантиметров — Марина как-то читала об этом, — и то там не очень удивлялись.

— А ты… — начал мужчина и тут же поправился: — А вы к кому?

— К начальнику отдела кадров.

— Так ведь он же и есть Рязанцев! Фу ты, договорились, наконец… — Мужчина улыбнулся, от глаз побежали веселые морщинки, и лицо сразу же потеряло выражение властности. — На работу?

— Да, — ответила Марина.

— Среднюю окончила? — он пытливо посмотрел ей в лицо. — Ко мне пойдешь? — он снова перешел на «ты»: вероятно, так ему было привычнее. — В отдел снабжения. Мне среднеобразованные вот так нужны.

Марина улыбнулась. Ей показалось смешным и неожиданным предложение и странное слово «среднеобразованные».

— А что у вас делать? Продукты, что ли, в столовую возить?

Мужчина громко захохотал, уперев руки в бока и запрокинув свою крупную голову.

— Вот тебе раз! — произнес он сквозь смех. — Вот тебе и среднеобразованная! «Продукты, столовая…» Да ты знаешь, что такое отдел снабжения? Сердце завода. Да, да, не фыркай — сердце! Кто человека кровью обеспечивает — сердце! Кто обеспечивает завод целлюлозой, химикатами, спецодеждой? Всем, всем? Отдел снабжения. Стоит нам только день не поработать, и завод остановится. А ты говоришь — продукты.

В это время открылась дверь кабинета, и оттуда вышла девушка.

— Есть там еще кто? — раздался голос.

— Есть, есть, Иван Иванович! — крикнул мужчина и, схватив Марину за руку, потащил за собой в кабинет. — Устрой эту дивчину ко мне в отдел. Хочет работать в снабжении.

— Ну да?

Начальник отдела кадров с недоверием взглянул на Марину.

— С детства мечтает быть снабженцем! — Мужчина весело подмигнул ей. — Все подруги в куклы-матрешки играют, а она знай себе лимитики выписывает… Вот, вот, смотри, улыбается. По рукам?

Отвечать нужно было немедленно.

И мужчина, и начальник отдела кадров выжидающе смотрели на Марину.

— Право, не знаю, — нерешительно произнесла она. — Я даже не представляю себе, что за работа.

— Поработаешь — поймешь… Ну, все, заметано! — махнул рукой мужчина. — Зачисляй ко мне, Иван Иванович. На должность разнорабочей.

— Почему разнорабочей? Ведь у тебя, Степан Сергеевич, место кладовщика давно свободное.

— Пиши, пиши, Иван Иванович, разнорабочей. Я знаю, что говорю. Она… Да как тебя хоть звать-то? — Мужчина повернулся к Марине.

— Марина. Марина Хромченко.

— А я Ковшов Степан Сергеевич… Ты ведь не будешь в обиде? Все твои подруги сначала походят в ученицах. Так? И ты тоже вроде ученицы, только получать будешь на двадцатку больше.

— Ну как? — спросил начальник отдела кадров и добавил: — Только учтите, в тот цех, куда другие ваши пошли, я направить не смогу — там уже всё.

Марина чуть помедлила с ответом. Если не со всеми, то какая разница куда? Можно и в снабжение. Вот только неудобно как-то разнорабочей. Скажут, среднюю школу кончила, специальность прядильщицы получила — и разнорабочей… Да ну, глупости! Пусть говорят! Когда она придавала значение болтовне? И потом, это ведь формальность. Она только будет числиться разнорабочей.

А если не понравится? Что ж, перейти в цеха никогда не поздно.

— Хорошо, попробую…

Так попала Марина в отдел снабжения.

Вначале ее усадили за бумаги. Их было множество: лимитки, наряды, накладные… Они лежали в разных папках, и их надо было рассортировать, разложить по числам, подшить.

Ковшов не случайно говорил «мой отдел», «мои работники», — это Марина поняла сразу. Начальник он был крутой. Без его ведома не отдавалось ни одно распоряжение, даже самое незначительное; самая ерундовая бумажка не выходила отсюда без его подписи.

В один из дней Ковшов пришел в отдел раздраженный, злой. В общей комнате все притихли. Вскоре из его кабинета раздался крик: