— Сказала… А что я делать буду? Сорок восемь лет каждый день стоял на производстве и вдруг — ничего… Да я с ума сойду от безделья.

— Летом огородом займешься, зимой какую-нибудь работу на дому примешь… Вот оно и незаметно будет…

Петр Иванович покачал головой:

— Никак я этого принять не могу. В голове такое не представляется…

Не хотелось Петру Ивановичу признать себя стариком перед самим собой, а тем более — перед другими, а еще страшнее было сказать об этом в конторе. Как прийти туда и сказать — прошу уволить… А почему, спросят… И он должен будет сознаться: по старости…

Начинались жаркие дни, они утомляли Петра Ивановича. Чаще обыкновенного он садился завернуть папироску, отдохнуть. Проходя однажды по цеху, он услышал слова:

— Сдает наш старик. Сам не успевает и нас задерживает.

Стало обидно. Захотелось остановиться, заметить, кто сказал эти жестокие слова, но вместо этого побежал быстрее дальше и несколько дней ходил под впечатлением глубокой обиды.

И все же с каждым днем убеждался сам, что «обидные слова» были настоящей правдой.

Махнул рукой и пошел в контору. В кабинете заместителя директора никого не было. Петр Иванович подсел к столу.

— Что скажешь? — спросил его заместитель.

— Просить хочу, Александр Владимирович, чтобы уволили меня с работы.

Заместитель поднял голову, и Петр Иванович не заметил в его глазах удивления.

— Давят года, что ли?

— Давят, Александр Владимирович.

— Слышал я про это, друг, а только жалко мне тебя отпускать. Сколько лет мы с тобою проработали вместе?

— Много, Александр Владимирович.

— Сразу не отпущу, — подумав, заметил заместитель. — Такого, как ты, не скоро найдешь. А хуже мне не надо. Не хочу.

— Я заявление написал, — сказал Петр Иванович.

— Давай!

Взял лист и, не развертывая его, положил в стол.

— Полежит. Когда надо будет, тогда и вытащим его на свет божий.

Петр Иванович вышел из кабинета и шел долго, медленно до дома. Дорога казалась бесконечно длинной и день каким-то хмурым, серым, хотя светило яркое солнце и на небе не было ни одного облачка.

Пришел домой, пообедал и сразу лег, хотя раньше никогда не отдыхал после обеда.

— Заболел, что ли? — забеспокоилась жена.

— Подал заявление.

— Сколько горя? — рассмеялась она.

— Много, — с грустью ответил Петр Иванович. — Сорок восемь годов у станка, и вдруг… ничего… Да как же жить после этого?

Шли дни. Прошел месяц, а замены все не было.

И вдруг, в воскресенье, когда после обеда Петр Иванович сидел дома за газеткой, в комнату ворвалось короткое, но жестокое слово — «война».

Петр Иванович встал, надел кепку, взял в руки палочку.

— На завод.

— Чего там делать? Сегодня все в лесу…

— Придут… Дело такое.

И действительно — в конторе были директор, заместитель, инженер, начальники цехов.

Петр Иванович сидел в кабинете заместителя и, мусоля карандаш, подсчитывал.

— Что получилось? — спросил заместитель.

— Семьдесят пять…

— Чего?

— Процентов рабочих должно завтра явиться в военкомат по моему цеху.

— Что же ты думаешь делать, Петр Иванович?

Старик улыбнулся.

— Где-то у тебя в столе есть мое заявление, дай-ка его сюда… Придется, видно, поскрипеть еще.

— Придется, — улыбнулся ему в ответ заместитель и, найдя заявление в столе, подал Петру Ивановичу. — Получай!..

Стояли холода. Вот-вот выпадет снег. А в цехе Петра Ивановича все еще нет людей. Огромный корпус казался вымершим. Нужны сотни людей, а тут два-три десятка…

Петр Иванович бродил по цеху, уныло качая головою. Натянув на себя спецовку, уходил в контору и в сотый раз приставал к заместителю директора:

— До каких же пор это будет? Люди приходят на завод, и ни одного человека вы не допускаете до меня. Все — другим цехам и ничего — мне.

— Ты можешь еще ждать, — сурово отвечает заместитель. — Производство у нас изменилось, мы будем давать новую продукцию. А пока новой продукции мы еще не имеем и не знаем ее, значит, ты можешь подождать.

— Подождать, — ворчит Петр Иванович. — На охоту ехать — собак кормить… Тогда поздно будет… Людей учить надо: ученые сразу не родятся…

— Ладно, — отмахивается от старика заместитель. — Придет твое время и скажешь. А пока и последних у тебя отберем.

— А я что?

— Закроешь цех на замок и будешь отдыхать, вроде отпуска.

В первый раз Петр Иванович серьезно обиделся на заместителя, поднялся, сердито посмотрел на него поверх очков и пошел в свой цех.

И вот однажды, когда Петр Иванович, зябко кутаясь в спецовку, бродил среди станков, распахнулись двери, и в цех ворвалась ватага ребят. В какой-то момент они заполнили все проходы, рассыпавшись с шумом и говором по цеху. Петр Иванович разбросил руки, как делают это хозяйки, когда им надо выгонять цыплят, забравшихся в комнату.

— Вы чего?

Тут к нему подошел человек в поношенном пальто, в шапке с подвязанными ушами, поздоровался за руку, сел на табурет.

— На экскурсию, что ли? — спросил Петр Иванович.

— Зачем на экскурсию? Вы просили рабочую силу, так вот, по наряду трудовых резервов я привел вам сто восемь человек.

— Ребят?

— Рабочих.

— Рабочих?

— По списочному составу…

— Мне не списочный состав надо, мне рабочих…

— Так они и значатся.

Петр Иванович уныло посмотрел на ребят. Один из них, засунув руки в рукава, присел на подножку станка и, казалось, задремал. На вид ему от силы можно было дать двенадцать лет. Петру Ивановичу жалко стало парнишку и обидно, что ему подбросили такой «списочный состав». Он поманил к себе малыша и спросил:

— Рабочий, говоришь?

— Третьего разряда.

— Вон как… А до станка дотянешься?

— К какому поставите. У большого я на подставке работал.

— А зовут тебя как?

— Петр Иванович Самойлов.

— Тезка, значит. Я тоже Петр Иванович, только Чугунов.

— Дружить будем, — обрадовался младший.

— Ах ты, шпингалет!.. А что же мы с тобою делать будем, Петр Иванович?

— Что фронт от нас потребует, товарищ начальник.

В глазах мальчишки искорки. Не поймешь, смеется или уж такой есть он в действительности.

Покряхтел Петр Иванович-старший, поворчал, но расписался в получении ста восьми человек списочного состава и отправил их всех в общежитие на устройство, а сам пошел в контору.

Заместитель, видя расстроенного мастера, улыбнулся и с хитрецою спросил:

— Отсердился или все еще в сердцах на меня?

Петр Иванович пробурчал что-то непонятное. Он хотел уже обрушиться на заместителя, но тот с такою же улыбкой продолжал:

— Получил списочный состав?

Петр Иванович раскричался:

— Я что вам — для насмешки дался? Хотите из меня директора детдома сделать? Может быть, вы хотите заставить меня заняться на лужайке детскими играми?

Заместитель поднял руку, как бы пытаясь успокоить расходившегося начальника цеха, но тот ничего не хотел слушать. Швырнул на стол списки состава и еще больше поднял голос:

— Я Советскому государству дал слово помогать в победе, а вы что хотите со мною сделать? Не к лицу бы сейчас шутками заниматься. Война…

Ударил ладонью по столу.

— Мне требуется поставить деревообделочный цех оборонного завода, за него я обязан отвечать, а не за детсад и не за детясли.

— Постой! — с трудом перекричал расходившегося старика заместитель. — Сам-то ты скольки лет пришел на завод?

— Я в ученики приходил… А это… — Он передразнил, — «списочный состав»… Мастера третьего разряда… Ах, боже мой… Специалисты…

Заместитель резко одернул его.

— Спорить мне с тобою некогда. Вот когда ты придешь ко мне и скажешь, что твои ребята не справляются с производством, что твой цех отстает и почему отстает, тогда я буду разговаривать с тобою серьезно.

— А если я потребую освободить меня от работы? Я в пионервожатые не нанимался.